Наша светлость - Карина Демина

— Первый раз в тринадцать. Дальше… по-разному. В последний год почти ежедневно.

— Зачем?!

Кайя и сам пытался понять, почему-то казалось, что если найдется объяснение, то станет легче. А оно все не находилось.

Отец не пытался контролировать.

И не лез в память, разве что из любопытства, вытряхивая то одно, то другое воспоминание, делая его нарочито ярким, неживым.

Не принуждал к чему-либо — мелочи, вроде нарушенной координации, не в счет.

— По-моему, ему просто нравилось это делать. — Единственный ответ, который был правдой.

— И ты молчал?

— Кому и что я мог сказать?

Никому. Урфин и тот не знал. Он наверняка догадывался. Злился. Нарывался. И становилось только хуже. До него никак не доходило, что некоторые пощечины лучше сносить молча.

— Да и что бы изменилось, Эдвард? Оракул молчал, следовательно, угрозы системе не было. Что до меня, то… я привык. Со временем.

Научился предугадывать. Расслабляться, пропуская первый удар. И даже стоять на ногах, неважно, контролировал их или нет. Свыкся с легкой тошнотой после.

Эдвард сел и, вытянув ноги, уставился на сапоги.

— Я никогда еще не чувствовал себя настолько мерзко.

— Пройдет.

— Привыкну. Со временем. Это да… — Сняв шапку, он провел по волосам. В белой гриве седина незаметна. Но Эдвард уже не молод, хотя и не стар.

Жив ли его отец?

Старый Мюррей был добрым человеком. Вот только, как выяснилось, доброта мало что значит, когда речь идет об интересах мира. Возможно, так и правильно, хотя все еще обидно.

А Изольды нет, чтобы пожаловаться.

— За встречу, — грустно произнес Эдвард, поднимая кубок. А Кайя и забыл, что держит в руках.

Вино было южным и легким, со вкусом абрикосов, лета и чего-то еще, прочно забытого.

— За встречу.

…Кайя, могу я и дальше с тобой говорить?

…да, конечно.

…кто знает о взломе?

…Оракул. Ты. Доверяю.

…Кайя, не пытайся контролировать мысли. Просто говори про себя. Я услышу. И эмоции не спеши отсекать. Со временем научишься.

…совсем плохо?

…совсем неплохо. Ты всегда быстро учился. И сейчас получается. Практика нужна, вот и все. Но нашим сказать следует.

…зачем? Чтобы посочувствовали?

…чтобы помогли. Ллойд сказал, что весной ты был нестабилен. Он долго отходил от твоего удара, хотя клянется, что не провоцировал. А я не вижу признаков срыва. Напротив, ты удивительно спокоен с учетом ситуации. Где правда?

…не знаю.

Эдвард уставился в бокал. Он молчал, но не закрывался, позволяя считывать эмоции.

Вина. Полынная горечь. Серый цвет.

Злость с запахом мяты, резким, неприятным.

Тоска. И недоумение.

…Кайя, тебе это не понравится, но я должен понять, что он с тобой делал.

…взлом?

Не в этот раз. Кайя больше не позволит делать с собой такое. Он старше.

Сильнее.

Эдвард опытней. И если дойдет до схватки, то результат не определен. Чутье требовало напасть первым.

— Успокойся. — Мюррей отставил кубок. — Я не хочу тебя взламывать. И не стану. У тебя есть выбор. Ты уже взрослый и понимаешь, что происходит. Хочешь отказаться — отказывайся. Но все последствия будут на твоей совести.

Он был прав. Отказаться — просто. Эдвард промолчит. И не будет предлагать во второй раз, предоставив Кайя самому разбираться с собой.

Он стабилен.

Ллойд ошибся.

Или нет?

Кайя едва не сорвался в городе. Не хватило малости… А если однажды все-таки контроль слетит? Если он просто не замечает, что раскачка уже началась? Например, то самое инстинктивное желание вцепиться Эдварду в глотку — симптом?

— Больно не будет. Неприятно — да. — Эдвард снял куртку, оставшись в длинном черном колете. Он закатал рукава рубахи, хотя нужды в этом не было. — Сам знаешь. Закрой глаза. И попытайся расслабиться.

Сам же и хмыкнул над нелепостью собственного совета.

В прикосновении не было нужды, но холодные пальцы у висков отвлекали. Вдох. Выдох. Сердце привычно замедляется, оно помнит короткую остановку на переходе от одного сознания к другому. Но Эдвард не давит. Его присутствие почти неощутимо и длится, кажется, минуту, а то и меньше.

— Выдыхай. — Эдвард не убирает руки, но заставляет наклониться. — Шрамы откуда?

— Да… старая история.

— Похоже, мы не в курсе многих старых историй. Ты стабилен. Ты более стабилен, чем кто бы то ни было.

Тогда почему Эдвард вновь отворачивается и старательно вытирает пальцы о рукава куртки, замшей счищая несуществующую грязь.

…на что это похоже?

Кайя всегда хотелось знать.

…на последствия ковровой бомбардировки…

Серая земля в рытвинах и ямах. Каменное крошево. Искореженные деревья, чьи корни смотрят в небеса. И огромная железная машина, наполовину погребенная под завалом. Низкий корпус, нелепо вывернутая башня с дулом, направленным в низкое небо. Россыпь снарядов и серебристая проволока растяжек.

…шрамы. Сплошные шрамы. Он многого тебя лишил.

Эдвард допил вино одним глотком.

…знаю. Я не способен к тонкой работе. Точечные удары. Воздействие. Или взлом. Пытался. Допрос. Убил.

Снова не получается говорить. И Кайя переходит на нормальную речь.

— Основные функции не пострадали.

…ты говоришь о себе, как о машине. Это неправильно. Ты живой. Имеешь право нервничать. Но сейчас успокойся и говори. Практикуйся.

…учишь?

…еще и не начинал. Но я бы не отказался с тобой поработать. Ты знаешь, зачем он поставил блок?

…что?

…блок. Связка. Я же показал.

Тот железный монстр с вывернутыми гусеницами, который почти сроднился с землей.

…именно.

…Я не знал, что он есть. Зачем — тоже не знаю. Ты можешь понять?

…могу попытаться. Если позволишь более плотно проникнуть. Я попробую на прочность, но возможно, что будет больно.

— Потерплю.

Теперь Кайя казалось, что он ощущает в своей голове этот блок. Ржавое железо. Клочья трака. И темные тела неразорвавшихся бомб.

Эдвард действует жестче.

Он разрезает пласты сознания, забираясь все глубже. Рассчитывает найти корни и перерезать.

Не выйдет.

Сердцебиение ускоряется. Обрыв.

Легкие отказывают на полувдохе.

И зрение отключается. Слух.

Падение… темнота навстречу. Колодец. Кайя не любит колодцев. Дно у них твердое. И стены тоже. Камень ранит, но боли нет. Ничего нет. Наверное, смерть так и выглядит.