Воспоминания склеротика - Борис Смирнов

     Но вскоре выяснилось, что радисты, включив музыку, чтобы товарищам по группе не было скучно работать, ушли на пляж. – Как на пляж? – чуть не плача, воскликнул Рошаль, -- у нас же синхронная съемка. Разыскать немедленно!

     Для того чтобы разыскать на Ялтинском пляже загарающих в трусиках радистов, сделали в одиннадцать утра обеденный перерыв, который был предоставлен как бы за два дня. После перерыва удалось «ярмарку» снять и отпустить, наконец, человек 200 или 300 массовки получать свои часы, зажигалки и кошельки, куда можно было упрятать зарплату в шесть рублей за два съемочных дня. Мне было положено по восемь рублей в день, но расчет должен был быть в конце работы над  этим эпизодом. Назавтра, в воскресенье, съемок не было. – Вы можете в понедельник привести на укрупнение пару недорогих актеров? – спросила меня Лика Ароновна – по семь пятьдесят за день.                      

      Я пообещал.

      В Ялту со мной поехали мои друзья, Жора Мартьянов, прекрасный актер нашего театра, и Миша Бондаренко, очень одаренный художник и скульптор, не без актерских данных. Укрупнение прошло без особых приключений, за исключением того, что Миша, одетый богатым французским «мсье», так и не снялся, а Жорик разделил славу Кваши, продублировав его в сцене какого-то пылевого урагана, когда в спину идущего Маркса дули из мощной трубы, гоня вслед за ним осенние листья и другой мусор съемочной площадки. Получив расчет за участие в фильме, который в прокате был назван «Год, как жизнь», мы, взяв бутылку водки, пошли кушать крымские шашлыки и пить за родной театр, который если и был тоже бардаком, всё же не таким большим, как «главное из искусств».

НА  ПОЛПУТИ

Я не самонадеян, упаси бог. Просто

я верую в то, что любая проблема

решается, если будут делать то, что

я говорю.

Р. Рейган

      В Крымском театре кукол должности очередного режиссера не было. Я исполнял обязанности постановщика как бы по совместительству, выполняя основную свою работу актера. Надо было думать о поиске места, где я бы мог заниматься только режиссурой. Такие мысли возникали совсем не потому, что мне было трудно совмещать эти две профессии. Просто,  довольно приличная режиссерская практика показала, что моя актерская работа мешала постановочной деятельности. В том, что я прав, мне удалось убедиться в дальнейшем, наблюдая работу актеров в качестве режиссера.

      Я знаю, что явление это очень частое, когда артисты берутся за постановку спектаклей. Но беда в том, что актер, ведя репетицию, требует от исполнителя выполнить задачу так, как это сделал бы он сам. Я долго боролся с этим в себе, прежде чем научился в работе с актером опираться только на его возможности, его понимание роли, его индивидуальность.

      Честно говоря, я и не представляю, каким образом узнали о моем желании переехать в другой город на самостоятельную работу, но я получил почти одновременно несколько предложений. Вполне возможно, что «наводчиком» была Зоя Георгиевна Дерябина, куратор кукольных театров в республиканском правлении Украинского Театрального Общества. Но как бы то ни было, первым, кто пригласил меня на работу главным режиссером, был Липецк, куда я не поехал, а отдал приглашение Вадиму Жукову, который согласился на переезд в этот город и где он успешно работает по сей день главным режиссером и имеет звание народный артист России. Чудом не согласился в Грозный, где предлагали поистине сказочные условия. Ещё уговаривал меня на должность очередного режиссера Харьковского театра Виктор Андреевич Афанасьев, дразня ключом от трехкомнатной квартиры. Я не хотел ехать на работу под началом этого сложного человека и отказался, мотивируя тем, что не желал бы менять крымский воздух на харьковский. Но когда он узнал, что я согласился на донецкий воздух, наши отношения очень обострились, и надолго.

      В Донецк же я поехал на одну постановку спектакля по пьесе В. Маслова «Али-Баба и разбойники». Но уже  в начале репетиций меня пригласила начальник областного управления культуры Виктория Петровна Олейникова и предложила остаться в Донецке на постоянной работе с предоставлением квартиры в течение полугода. Я в принципе согласился, но предупредил, что мне понадобится время для введения вместо себя в репертуар Крымского театра других актеров, чтобы мой уход не помешал  коллективу, с которым я проработал более двадцати лет.

     И хотя никакого разговора о главрежиссерстве не было, в Киеве я оказался в сложной ситуации. Дело в том, что должность очередного режиссера в те времена была номенклатурой министерства культуры, и на утверждение надо было ехать в Киев. Я знал, что у главного режиссера Донецкого театра Александра Давидовича Юдовича были серьезные конфликты с коллективом, но никогда не вдавался в детали, будучи в этом отношении человеком совершенно не любопытным. Так вот, в Киеве я узнаю, что Юдович давно снят с должности, и только исполняет обязанности главного, а на меня пришли документы на утверждение именно главным режиссером. Ни директор, ни начальник управления мне ни словом об этом не обмолвились. Я, было, начал сопротивляться, так как считал не этичным занять должность моего хорошего приятеля. Но когда начальник отдела театров решил звонить Виктории Петровне для выяснения  недоразумения, я не захотел подставлять её, заодно понимая, что изменить что-либо я уже не смогу. И начальники отделов кадров и театров повели меня к министру культуры Ельченко. Этот миловидный и интеллигентный человек, который начал было со мной разговор на украинском языке, мгновенно перешел на русский, после первого же моего  русского слова. Мы беседовали не очень долго,  но не спеша.  И лишь прощаясь, он сказал одно украинское слово «тримайтесь». Я его понял только тогда, когда уже по дороге на вокзал, в метро увидел транспарант: «тримайтесь за поручень»[9], и следовал совету министра почти тридцать лет.

      В течение этой многолетней труднейшей деятельности я не раз желал поменять её на более легкую работу очередного режиссера, отвечающего лишь за свой спектакль и не знающего забот и головной боли главного. Тем более что разница в  зарплате была в пределах десяти процентов. Но, размышляя, понимал, что не смог бы быть только очередным. В течение двадцати лет работы в Крымском театре кукол я встретился с тремя главными режиссерами. Каждый из них имел свои достоинства и недостатки. Но мне всегда казалось, что в той или иной ситуации они, зачастую, поступают совсем не так, как следовало бы, менее правильно, а иногда просто несправедливо. Я всегда бывал в этих случаях неравнодушен и, как умел, боролся с неразумными, на мой взгляд, или несправедливыми действиями. Но, не имея прав и необходимой власти, далеко не всегда добивался верного решения вопросов. Возможно, это было не очень скромным думать, что ты всегда прав, что ты умнее и справедливее, чем другой? Но поддержка абсолютного большинства коллег, да и само время показывали, что мое предложение в том или ином случае было более точным. Поэтому надо было решать, что лучше, беспрерывно бороться со всем тем, что мне казалось неверным в управлении театра, или взвалить на себя тяжкий крест руководителя, чтобы поступать по своему разумению. Я выбрал последнее. В скором времени  мою правоту подтвердил актерский коллектив своим отношением. Ко мне стали приходить люди не только с творческими вопросами. Спрашивали совета по чисто бытовым или семейным делам. Выходить или не выходить за такого-то замуж, оставить ребенка или сделать аборт, как поступить, чтобы наладить порванные с другом отношения, и тому подобное. Однажды, пришла ко мне на разговор актриса Клава Мещерякова. – Видите ли, Борис Наумович, - начала она – обо мне стали ходить неприятные разговоры о том, что я в командировках якобы привожу к себе в гостиничные номера мужчин. Я хотела попросить Вас что-то сделать, чтобы эти разговоры прекратились.       – Уважаемая Клавдия Михайловна – ответил я – ничего делать не надо. Давайте подождем лет десять, и Вы не только увидите, что разговоры прекратились, но и будете крайне расстроены их отсутствием. -- Актриса Мещерякова, человек не лишенный юмора, была вполне удовлетворена таким объяснением, а лет через десять со смехом и удовольствием вспоминала наш разговор: -- как Вы были правы, – говорила она – это же надо, такое предвидение.