Божьи куклы - Ирина Горюнова

– Странно, – согласился он, – но правильно. Судьба дала нам возможность исправить ошибку, и мы ее исправили.

– И что теперь?

– Как что? Сначала разведемся. Потом поженимся.

Фамилия

Вадик торжественно достал из портфеля большую толстую книгу и сказал:

– Алла Аркадьевна, я принес энциклопедию про насекомых и еще кое-что. Папа мне разрешил. Он коллекционер-энтомолог.

– А кто такой эн-то-мо-лог? – спросила Катька Земцова.

– Это значит, что человек насекомых собирает, коллекционирует, – важно ответил Вадик и напыжился.

– Энтомология, – пояснила учительница, – это раздел зоологии, изучающий насекомых. Так что Вадим прав. Но человек может быть не просто коллекционером, но и ученым, который изучает жизнь этих удивительных созданий природы.

Тут Вадик аккуратно извлек из того же портфеля загадочный сверток и стал медленно разворачивать голубенькую ситцевую тряпочку. Ребята сгрудились у парты и с любопытством заглядывали внутрь. Там находилась деревянная коробочка с прозрачным стеклышком, на черном бархатном фоне которой был пришпилен булавкой…

– Сверчок! – воскликнула Светка.

– Это не сверчок! – строго сказал Вадик и добавил: – Это богомол.

– Кто? – переспросил Виталька.

– Богомол.

И все дружно посмотрели на меня. Я обиделась. Какой же Вадик все-таки нехороший. Дурак. И все потому, что вчера на горке мы с ним подрались из-за картонки. Я же не виновата, что первая ее нашла, и кататься мне тоже хочется. А мама ругается, когда на попе катаюсь. Говорит, испачкаешься и штаны продерешь. Отомстил мне. Товарищ, называется. Какое все же это насекомое противное, жуть. И чего он с ним носится? А ребята все в упор на меня уставились и смотрят – ждут, что я сделаю. Ничего. Я же не виновата, что у меня фамилия такая – Богомолова.

– Ириша, – позвала меня наша учительница Алла Аркадьевна. – Подойди, посмотри. Это твой тезка.

Все засмеялись. А у меня в груди что-то тяжелое засело и слезы подступили к глазам. Но я им не поддалась. Крепилась.

– Не люблю я насекомых, – спокойно ответила, следя за голосом, чтобы не дрогнул. Вроде ничего, непонятно, что обиделась.

Учительница рассадила всех по местам, взяла Вадькину энциклопедию и стала читать: «Богомол – крупное хищное насекомое с длинным мягким брюшком, с большими выпуклыми глазами на треугольной голове. Ноги у богомола гуливеристые, сильные, особенно передние, усеянные шипами. Он хватает ими жертву и сжимает ее, словно щипцами. Охотясь, богомол затаивается в траве в позе богомольца, приподняв спину и передние ноги. Тело его в это время неподвижно, а треугольная голова, как танковая башня, вращается во все стороны, высматривая добычу. Обнаружив жертву, он медленно подкрадывается к ней, мгновенно схватывает и съедает. А затем снова замирает на карауле. Питается богомол различными насекомыми, может съесть и своего зазевавшегося сородича. В семье богомолов, что обитают у нас, около 20 видов. Самый известный из них – богомол обыкновенный. Он зеленого или буро-желтого цвета, длиной с полкарандаша…»

На перемене меня все дразнили «богомол обыкновенный», а Вадька, прохаживающийся неподалеку, довольно усмехался и делал вид, что молится, складывая ладони и поднимая глаза кверху. Я сжимала кулаки и думала только о том, как бы засветить ему в глаз. Да вот тогда он сразу поймет, что мне не все равно. А я не хочу.

Подлетевшая Ленка Морозова сочувственно посмотрела на меня и сказала:

– У тебя, Богомолова, просто фамилия дурацкая, ну что же делать. Твоим папе с мамой тоже не повезло. Терпи.

– Нет, у папы с мамой фамилия другая – Никифоровы, – ответила я.

– Так ты что, неродная? Из детдома, что ли? – вытаращила глаза Ленка.

– Да нет, родная. Просто фамилия другая.

– Так не бывает.

– Бывает.

– Значит, у тебя отец не родной, – подытожила Морозова.

– Да родной он!

– Ну, не хочешь – не говори, – обиделась та и ускакала играть в салки с Катюхой и Дашкой.

Вечером я долго не могла уснуть и, наконец решившись, побежала в комнату к бабушке и залезла к ней в кровать.

– Ба, бабуль, я что… не родная вам? Вы меня из детдома взяли? – с дрожью в голосе тихо спросила я, жутко боясь, что это может оказаться правдой.

– С чего ты решила? – удивилась бабушка.

– Ну, у меня фамилия другая, чем у папы с мамой.

– Глупости! Конечно, ты нам родная. У твоей мамы раньше тоже фамилия была Богомолова, а потом поменялась. И у тебя поменяется. Иди спать.

– Ба, а мой папа… родной? Настоящий?

– Нет, игрушечный! – рассердилась бабушка. – Марш в постель! Завтра в школу вставать ни свет ни заря.

Я лежала в постели, накрывшись с головой одеялом, и думала. Мне казалось, что, наверное, меня действительно взяли из детдома и просто это скрывают. А сама я не помню. И что, если я буду плохо себя вести или учиться на тройки, меня отдадут обратно? Страшное и непонятное слово «детдом» пугало. Я слышала, что там живут дети, у которых совсем нет родителей, таким некому покупать игрушки и мороженое, никто не читает им сказок и не водит в зоопарк. Мне стало себя жалко, и я заплакала. Тихо-тихо. Но бабушка все равно услышала и пришла ко мне, стала гладить по голове и говорить, что меня все любят, и всё будет хорошо, и я очень похожа на маму. А потом, уже сквозь сон, я слышала, как она за что-то ругает папу, а тот виновато басит в ответ про какую-то бю-ро-кратию и документы.

Через полгода мне поменяли фамилию, и она стала такая же, как у папы и мамы, – Никифорова.

Блинчики

Ленка открыла дверь и зашла в квартиру. Бабушка на кухне по обыкновению гремела посудой – что-то готовила. Сбросив туфли, девочка пошла в комнату, на ходу вспоминая о том, что надо бы позвонить Альке и узнать про уроки: замечтавшись, она прослушала, что задали по биологии.

– Лена, Лена, иди мой руки, переоденься и садись делать уроки! – закричала из кухни бабушка.

– Бабуля, отстань, а? Я только что пришла из школы, дай дух перевести!

«Ну вот. В этом она вся. И где, спрашивается, логика? «Мой руки, переоденься и делай уроки». Прямо как домомучительница в «Карлсоне». А отдохнуть после школы? А поесть?» – подумала Лена и вздохнула.

– Есть будешь? – словно угадав внучкины мысли, спросила бабушка, войдя в комнату.

– Буду. Сама возьму в холодильнике. Спасибо, ба.

– Нечего всухомятку питаться, я тебе блинчики пожарила!

– Ба, я не буду блинчики! Достань творожок.

– Вот значит как! Я старалась, готовила, а ты нос воротишь?

– Ой, ба, ну сколько можно тебе повторять! Ты посмотри на меня, видишь, я толстая, меня в школе дразнят. Я худею! А ты со своими блинчиками, на которые полпачки масла вывалила, их же есть невозможно!

– Никакая ты не толстая, глупости! – возмутилась бабушка. – Садишь, ешь. Ишь выдумала! А тому, кто тебя дразнит, так и скажи, что, мол, похудеть каждый может, а если человек дурак, то это навсегда.

– Ба, ты себя хоть иногда слышишь? Или ты совсем ничего не понимаешь? Хочешь, чтобы меня все ненавидели, да? Сколько можно! Отстань от меня.

Ленка отвернулась, чтобы не продолжать неприятный разговор, и, вспомнив, что надо позвонить, схватилась за трубку, как утопающий за соломинку. Но не тут-то было!

– Опять будешь на телефоне висеть часа два? – поинтересовалась бабушка. – Положи трубку и иди есть. Последний раз повторяю!

– Хватит командовать! – взбесилась Ленка и в отчаянии бросила трубку на диван. – Я уже взрослая! Иди туда, сделай это – достала! Я совсем не могу делать то, что мне надо? Тебе заняться нечем? Так найди себе занятие и не суйся в мою жизнь. Мне что, на улицу уйти, чтобы от тебя отдохнуть?

– Ты как со мной разговариваешь, негодница?! Вот мать придет, все ей расскажу! Она тебе задаст!

– Что она мне задаст? За что? За то, что я твои блины есть не хочу? Меня от них тошнит! Я что, двойки приношу или гуляю до ночи неизвестно где? Наверное, стоит попробовать, чтобы было за что ругать!

– Ах ты дрянь! В могилу меня хочешь свести!

– Все. Мне это надоело.

Ленка не выдержала, схватила сумку и направилась к двери, но тут же с размаху наткнулась на вошедшую мать, чуть было не выронившую от неожиданности тяжелые сумки.

– Лена! Что случилось? – встревоженно поинтересовалась мама.

– Вот, вырастила на свою голову. Полюбуйся! – торжествующе заявила бабушка. – Хамит, рот мне затыкает, а теперь вот вместо того, чтобы делать уроки, шлындать по улице собралась! Ой, сердце прихватило, придется опять корвалол пить!

– Мама, я так больше могу, – расплакалась Лена. – Господи, когда это все закончится?

– Не поминай Господа всуе! Закончится! Смерти моей ждешь?

– Мама, уймись! – произнесла мама, обнимая расстроенную дочку. – Что ты завелась? Лена, успокойся. Пойдем поговорим.

– Вот-вот, поговори, объясни ей, как надо себя вести. Совсем девку распустила! – Скрестив на груди руки, бабушка приготовилась участвовать в процессе воспитания и наставления на путь истинный нерадивой внучки.