Принц и пилигрим - Мэри Стюарт

Насчет лихорадки Питер не ошибся, хотя причиной ее была скорее грязь, попавшая в рану на руке, нежели купание в холодной воде. Следующие день или два Александр провел в жаркой стране кошмарных видений, где день сменялся ночью в череде болезненных снов и где лица и голоса появлялись и исчезали, незамечаемые и неузнанные.

Потом Александр пробудился — казалось, совершенно неожиданно, — в голове у него прояснилось, память вернулась. Снова была ночь, он лежал в странной комнате, много больше той, прежней, и обставленной не просто богато, но роскошно.

Александр покоился на шелковых подушках, в большой кровати с драгоценным пологом, а еще в опочивальне были золоченые стулья с ярко расшитыми подушками, резные сундуки и бронзовые треножники со свечами, источавшими медовое благоухание. Напротив ложа, у стены, Александр увидел столик, покрытый льняной скатертью: на нем стояли разнообразные сосуды, похожие на те, которыми пользовалась нянька Бригит, но отлитые из серебра, позолоченные, а может, и золотые. А над столом, смешивая что-то в одном из золотых кубков, склонилась прекраснейшая из виденных Александром женщин.

Дама повернула голову, заметила, что Александр пробудился и смотрит на нее, выпрямилась и улыбнулась.

Она была высока для женщины, стройная, но с роскошными грудью и бедрами и гибким станом. Янтарного цвета платье почти не скрывало обольстительных форм. Волосы дамы, темные и очень длинные, были заплетены, как будто на ночь, в толстые косы, аккуратно переплетенные, однако, янтарными лентами и украшенные золотыми бантами, расшитыми самоцветами. Глаза дамы были столь же темны — с очаровательно вздернутыми внешними уголками век. Очертания век повторяли узкие темные брови. Другая женщина сразу бы заметила, что брови и веки тщательно подведены, чтобы казались темнее, а гордо изогнутые губы — искусно подкрашены, но обессиленный Александр, возведя очи горе, лицезрел лишь дивное видение, которое, как смутно подумалось юноше, конечно же, сейчас сгинет, уступив место старушке няне или доброй, но обыкновенной леди Лунед.

Но дама не исчезла. Она подошла ближе, вступив в свет сладко благоухающих свечей, и заговорила:

— Так наш незадачливый путешественник проснулся? Доброго вечера, сэр. Как поживаете? Нет, нет… — воскликнула она, видя, что Александр пытается приподняться, — не пытайтесь сесть. У вас была сильная лихорадка, и вы должны еще некоторое время оставаться в постели.

С этим словами дама положила руку на лоб юноше — прохладную сильную ладонь, которая мягко принудила его опуститься обратно на подушки. Нет, это не видение, конечно, а живая женщина и очень красивая… Александру смутно подумалось, что вот так приключения обычно начинаются, но какая разница? Благословенный олень, в лучших традициях стародавних преданий, привел его обратно в Темную башню и в опочивальню — неужели ее собственную? — прекрасной дамы отроческих снов.

— Вы… — Произнеся это, Александр неприятно поразился звуку собственного голоса. «Блею, как ягненок», — подумал он и попытался начать снова: — Кто вы?

Дама поспешно подошла к столу, взяла золотой кубок и вернулась с ним к постели. Она склонилась над Александром, и ее прохладная ладонь скользнула под голову юноши, приподнимая ее, чтобы тот мог напиться:

— Теперь я твоя сиделка, Александр. Когда я услышала о случившемся, я велела перенести тебя сюда, в мои собственные покои, где могу сама о тебе позаботиться. Во всех королевствах не найдется лучшей целительницы. Ну, пей же.

Вырез ее платья открывал не только нежную шею. Когда дама склонилась ниже, Александр увидел ее груди, округлые и полные, разделенные глубокой затененной ложбинкой. Он с трудом отвел глаза и, подняв взор, увидел, что дама с улыбкой наблюдает за ним. Смутившись, юноша попытался заговорить, но дама покачала головой, все еще улыбаясь, вылила ему в рот последние капли, затем отнесла кубок обратно на стол.

Голос дамы звучал спокойно и сдержанно:

— Сейчас ты снова уснешь, а утром от лихорадки не останется и следа, и рука начнет подживать. Я перевязала твои раны, пока ты спал. Нога будет еще некоторое время беспокоить тебя, так что придется ее поберечь. Теперь я пошлю к тебе Бригит, но утром навещу тебя сама.

Александр, зная, что никогда не осмелится просить эту сказочную богиню проводить его туда, куда ему вдруг так понадобилось, почувствовал живейшую благодарность, когда дама, поставив кубок, двинулась к двери. Но он должен был узнать одну вещь.

— Откуда вам известно мое имя? — хрипло спросил он.

От дверей дама обернулась к юноше, и на губах ее играла прежняя, неуловимая улыбка. Незнакомка и в самом деле была на диво обворожительна.

— Я вижу и слышу, а то, чего я не могу увидеть или услышать, мне поведают дым, кристалл и голоса во мраке. Спокойной ночи, Александр.

Несмотря на ее заботы, а более вероятно — благодаря им, ночью Александра снова трепала лихорадка, тревожа разум юноши и не давая ему заснуть. Только одна женщина в Темной башне могла так выглядеть, так говорить и распорядиться, чтобы чужака перенесли в эти королевские покои. Чародейка, королева Моргана.

Что еще ведомо ей, этой колдунье, что глядит в дым и кристалл и внимает голосам во мраке?

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ПРЕКРАСНАЯ ПАЛОМНИЦА

Глава 17

Где-то за четыре месяца до вышеизложенных событий, холодным и ясным январским днем герцог Ансерус отправился на поиски дочери и обнаружил ее в залитых солнцем покоях вместе с Мариам. Девушки — предполагалось, что они трудятся над гобеленом, — устроились рядышком у окна в тонком луче света и чему-то смеялись. Не будь Алиса герцогской дочкой, уместно было бы сказать «хихикали». При появлении герцога смех тут же умолк, девушки поднялись с мест и сделали реверанс. Затем Мариам, по взгляду госпожи, еще раз присела до полу и вышла за дверь.

Алиса снова опустилась на стул, а герцог пододвинул кресло ближе к окну. Невзирая на солнечный свет и тепло от жаровни, в комнате было зябко. Он потер руки, откашлялся, но не успел и слова вымолвить, как девушка уже скромно ответствовала:

— Да, папа.

— Что это ты разумеешь под «да, папа»? Я еще ничего не сказал.

— Не сказал, но ветер дует северный, старый год сменяется новым, и ты мерзнешь.

Герцог сдвинул брови и нагнулся вперед, близоруко щурясь. С годами зрение его понемногу начинало сдавать.