Сборник коротких эротических рассказов - Коллектив авторов

Через некоторое время супруга ректора Розали забрела в лабораторные классы. Время было позднее, и чуть подумав, женщина в туалете поспешно разделась, оставив на себе чулки и белую рубашку зашла в лабораторию… Эшербине удивился и Розали, улыбаясь, легла на кушетку, раздвинула полные ноги. Что-то горячее вошло в ее лоно, она изогнулась и вскрикнула, когда почувствовала, как брызнула струя там, там, внутри нее… Она открыла глаза и увидела, что из ее паха торчит резиновый шланг, подключенный к аппарату, а Эшерби стоит рядом в белом халате и записывает предел закачивания ей бог свидетель! Питательной смеси Харрела-Бульницки.

После этой истории доктору дали диплом и поспешно спровадили подальше в землю Пфальц. Но он и там проводил эксперименты, исследуя миньет, остался без практики и осел в Хофбурге, перебиваясь статьями в медицинские издания. Как-то… Стоп! Эшерби поправил приличествующий, по его мнению черный галстук. Доктор был на редкость добродетелен, это был подлинный подвижник от науки. Женщины его интересовали, как объекты для опытов. Как-то Эшерби подсунули полногрудую проститутку из порта — шутка друзей. Эшерби накормил ее, напоил коньяком, затем закрепил ее грязные ноги и руки с наколками в специальном аппарате, с подвижной головкой. Аппарат работал три часа, после чего, когда проститутка оказалась в обмороке, Эшерби снял данные и отвез ее в больницу. Эту девицу — Хенрику, можно и сейчас встретить в Хофбурге, причем ей дали новое прозвище Маракотова Бездна, а один пьяный железнодорожник из Каллебрюкке даже уверял, что видел, как в нее входит рельс с полотна, причем без остатка.

Но вернемся к Эшерби. Сейчас он ехал к Тилли. Тилли был его приятелем, хирургом, оставшимся в конце концов без места. Иногда его вызывали в Хофбургскую клинику ассистировать: но он тоже был экспериментатором по натуре и дом его был вечно заставлен бутылями со сросшимися костями, трехногими младенцами и прочей мерзостью, а в воздухе густо пахло формалином и крепким баварским… Доктор не стал стучать. Пройдя прихожую, он попал большую беспорядочную комнату…

Тилли в халате сидел в кресле, а на коленях у него курила девица в белых джинсах, босиком и с голой пухлой грудью. Она играла на губной гармошке — Оо, Клаус, как я тебе рад! — заревел Тилли, подымаясь — У меня для тебя сурприз.

— Опять нагрузился, — брезгливо заметил доктор.

— Э-э, Клаус, мне же надо было угостить девочку. Бутылка сидра…

Идем, я что-то покажу.

И он по железной лестнице повел его в подвал, облицованный белой плиткой. Автоклавы, шкафы вдоль стен, операционный стол — святая святых Тилли. Хирург подвел Эшерби к стеклянному кубу, накрытому белой материей.

Обрюзгший Тилли с трудом закурил сигарету и выпустив из зубастой пасти клуб дыма спросил:

— Ты, Клаус, слышал вчера, на шоссе Каллебрукке-Хофбург случилась авария?

— Допустим… А что было?

— Парень с девчонкой, не знаю за каким чертом ехали на мотоцикле, причем нагишом и как раз — трахались, понимаешь? Ну и угодили под автобус… А я оказался рядом.

— Ну и что? Хотя это на тебя похоже…

— Конено — обиделся Тилли — это к тебе приходят сами: сделайте мне глубже, или еще что… А меня ноги кормят. Одним словом, там была куча мяса да кишок. Но нетронутым сохранился только член этого парня — как раз в заднице его партнерши.

— Господи боже! — фыркнул Эшерби.

— … Я его ампутировал, сунул в питательный бульон Жерца, знаешь?

Потом пришил ему яички, пересадил пару участков сетчатки глаза и в хрящики немного мозгов того парня…

— Мозгов?!

— Ты бы видел — их размазало чуть не до Нейбука! Собрал немного…

— Ну, и?

— Смотри…

И Тилли, словно директор Мюнхенской выставки, сдернул белую простынь со стеклянного куба. Эшерби ахнул… В кубе на опилках сидело… Или сидел? — как вам будет угодно некий червяк на двух шарообразных ножках; однако при ближайшем рассмотрении — сравнивая телесный цвет тела, красноватую головку можно было увидеть, что этот червяк до странности походит на мужской половой член, ампутированый вместе с двумя яичками. Он сидел на них, на яичках, как восточноевропейская овчарка на задних лапах.

— Иезус-Мария! — Воскликнул Эшерби — это еще что такое?

— Это… — Тилли задумался — Это новое существо. И притом мыслящее существо. Новая форма. Хомо Фаллус, если хочешь, или Хомо Спермус…

Новая расса.

— Он видит?

— Да, конечно. Правда, не знаю, что конкретно, но видит. Он даже думает, это тебе не просто червяк. Эльза, иди сюда…

Вошла Эльза, бесшумно ступая.

— Эльза — попросил ее Тилли — подойди к кубу, да покажись ему, детка!

Та хмыкнула и придвинувшись к стеклянному кубу, расстегнула джинсы; ей было это очень приятно делать при двух мужчинах, которые уставились на ее крепкие загорелые ягодицы. Пах ее выпирал, густые волосы касались куба. Профессор, глядя на этот Зееловский холм любви, вздрогнул и потянулся было к девице, но Тилли схватил его за рукав.

— Эээ, эту румяную попку я отбил вчера у громил из банды Кугинена, в постели это — сама резина… Это не для тебя.

А между тем странное существо забеспокоилось, определенно забеспокоилось. Повертело кончиком тела, хотя — какое тело? — и затем заковыляло, вроде как гусеница, на яичках, к краю куба, где блистали наготой бедра девицы. Хоп! Вдруг он напрягся и, прыгнув стрелой, смачно ударился о стенку, сполз по ней. А рядом с девицей осталось на стекле белое пятно влаги.

— Что ты будешь…

— Честно говоря, не знаю. Это сенсация, сам понимаешь… Я не знаю, на что он способен. Эксперименты я начну только завтра. А пока я ему закажу визитные карточки, ради шутки.

А Эльза тем временем сбросила джинсы совсем и пошла из комнаты; ее румяные ягодицы сочно колыхались, вызывая желание гладить их сферы.

Оо, господи!

— Вот и все, друг мой — Тилли зевнул — У этой чертовки ноги, как лианы; она чуть не душит ими. Пойду-ка я спать.

Шаги Эльзы стихль на лестнице. Эшерби поспешно попрощался.

… По дороге Эщерби никак не мог прийти в себя. Случилось. Мир, погрязший в проституции, СПИДе, в порнографии и извращениях родил новое детище — мыслящий член. Ангела? Чудовище? Профессор не знал.

И этого не знал никто.

… Из дому профессор позвонил Тилли: спросил, умеет ли его червяк разговаривать?

— Я попробую пересадить ему связки — буркнул Тилли — но не знаю.

Закат разгорался над Хофбургом, щедро зажигая черепичные крыши.

Солнце апельсином накатывалось на шпиль Старой ратуши и один лишь человек в мире — доктор Эшерби внезапно почувствовал, что это последний день эры, которая кончилась с рождением Червяка.