Мой ангел злой, моя любовь… - Марина Струк

— Мы говорили не о том, — напомнила Анна своей собеседнице. Не давая увести в сторону беседу, что ты пыталась сделать ныне, упоминая возможный отъезд из Милорадово. Ведь знала, что Анна невольно встревожится этой вести, помня о том, как бежала несколько лет из Москвы, сопровождаемая шепотками и смешками.

— D'accord, — произнесла belle-mere. — Об ином. Вы говорили, что верите своему супругу… несмотря на то, что ныне вам открыта сущая истина.

— Верю, — подтвердила Анна также твердо, как и ранее, глядя прямо в глаза Алевтине Афанасьевне. Можно было промолчать. Не рисковать чужим именем, которое по-прежнему оберегал Андрей, опасаясь ответной реакции матери. Но Анна внезапно поймала себя на мысли, что ей все едино до судьбы вдовы Бориса, так опрометчиво разыгравшей карты своей жизни и когда-то предавшей Андрея. О девочке, маленькой племяннице Андрея, она же забыла вовсе, когда ее захлестнул порыв злости на женщину, сидящую перед ней по-королевски в кресле. На то, как та может быть несправедлива к собственному сыну, не зная, как полагала Анна, всей правды, как должна была.

— Он не делал этого, — сорвалось с губ прежде, чем Анна успела хорошенько подумать, уязвленная поведением своей собеседницы и в какой-то мере — даже ее уколами. — Он не делал того, что вы ставите ему в вину. Не было предательства брата единоутробного! Андрей слишком благороден и слишком честен, дабы совершить грех под кровом своей семьи и тем паче — по отношению к своему брату. Вы же знаете, что он не способен на предательство! Вы же знаете…!

А после замолчала, вдруг прочитав по лицу Алевтины Афанасьевны, что не ошиблась в своих утверждениях. Мать прекрасно знала собственного сына. И знала то, что Андрей не виноват ни в чем — ни перед братом, ни перед честью семьи.

— Вы знаете, — уже растерянно повторила Анна, не понимая, как дальше вести разговор. Теперь, когда она утратила последний козырь, который имела перед этой женщиной в стремлении оправдать Андрея в ее глазах. — Тогда почему…?

— Почему? Я скажу вам, раз откровения начались… Да, я знаю, что Андрей не виновен пред братом. Знаю, потому что всю свою жизнь провела подле такого человека, как он. Он никогда не предаст, даже когда душа и тело будут просить обратного. Требовать этого! Никогда! Честь и благородство! Даже в ущерб своему ego, своему будущности. Таков Андрей! Хоть и видела я, как он тянется к этой femme, и какая пытка для него быть с ней рядом и не с ней! И как он слабину готов был дать, я тоже видела. Потому и удалился вон из дома — лишь бы далее от соблазна. От нее! А ведь он все-таки позволил себе вольность, да, ma chere. Было то! Легкое касание, которое могло распалить пожар страсти, но которое заморозило благородство.

Алевтина Афанасьевна выделила последнее слово. Словно плюнула его с языка, настолько она не любила его с некоторых пор.

— Он остался честен по отношению к своему брату. Но предал меня. Дивитесь? Меня он предал, а этого предательства я простить и принять не в силах…! В то утро решалось на чьей стороне ему быть. И он выбрал ее. Зная, что я en opposition [705]. Он выбрал ее! Не мать!

— Как вы можете говорить так? — изумилась Анна этой жестокой слепоте матери. — Теперь мне многое ясно после ваших слов. Да, вы были правы. Андрей открыл не всю правду. Он до последнего как мог, даже от меня скрывал от меня то, что могло бросить тень на женщин, которых он когда-то решил беречь от любых невзгод. И это не только Надин. Это вы! Ведь это вы — начало всей этой интриги с кушаком! — и по дернувшемуся в мимолетном удивлении, отразившемся на лице, уголку губ поняла, что попала в точку со своим смелым предположением, которое пришло ей в голову еще тогда, когда Андрей рассказал ей эту историю.

— Вы решили убрать Надин из вашего дома, выслать в деревню прочь от вас и старшего сына. Я не хочу даже думать о причинах этого поступка. И не хочу думать о нем вовсе. Потому что единственное, что меня волнует при этом — это Андрей. Его чувства и его душевный покой. А вы тревожите его… своим нежеланием простить и забыть былое. Карая его за его собственные грехи и за грехи того, кого вы до сих пор не можете простить…

— Знать, не только у вашего супруга был миг откровенности внезапной! — прошипела уязвленная Алевтина Афанасьевна тем фактом, что Анне, стоящей перед ней, известно то многое, что она безуспешно пыталась забыть и что разъело ей душу ненавистью за эти годы.

Анна подавила в себе укол совести при этих словах и той горечи, что почувствовала при них. Да, какая-то часть ее жалела сейчас женщину, сидящую напротив, растерявшую под гнетом прошлого, навалившегося внезапно при упоминании того, что она и не планировала услышать от Анны. К этой жалости примешивалось и чувство вины перед Марьей Афанасьевной, что заговорила о той откровенности, которую ей когда-то доверили. Хотя утешала себя, что слова молчать с Анны Марья Афанасьевна не брала.

А еще Анну мучило осознание того, что этот разговор, обнажающий старые раны, навсегда лишит ее возможности иметь с belle-mere те отношения, что положено иметь, вступая в новый род супруга. Но и промолчать не могла, имея на весах цель, к которой стремилась сейчас, заводя разговор о прошлом. Пусть ее возненавидит еще пуще Алевтина Афанасьевна, пусть лучше на нее перекинет всю свою ненависть, которую столько времени подпитывала в душе. Но Андрей…

— Я видела рисунок в медальоне Марьи Афанасьевны. Андрей удивительно схож чертами с покойным отцом. А глаза у него — теткины, верно? И это сходство… именно это сходство причина вашей нелюбви к нему. Я готова биться с вами об заклад, что Борис Павлович не имел подобного сходства или лишь в малейшей степени. И Софи… она тоже не особо схожа. А вот Андрей… И дело не только во внешнем виде. Он самой сущностью является воплощением своего отца, насколько я поняла из слов Марьи Афанасьевны. И именно это стало его проклятием! Потому что вы перенесли на него все обиды, что носите в душе своей. А тот случай… Он лишь подарил вам причину для оправдания вашей холодности к сыну. Вы сами сотворили ее… И сами питаете ее каждый Божий день. Алевтина Афанасьевна, неужто вы не видите, что Андрей вовсе не тот, каким вы видите его?! Он же ваш сын. Довольно чинить ему боль! Если не можете любить его, то хотя бы держите себя в рамках благочиния и вежливости. Вы говорите, что вас тревожат глаза и уши иные, так для чего вы сами даете пищу для толков? Неужто не в силах хотя бы вежливую беседу вести? Хотя бы короткими репликами поддержать ту? Ведь даже того ему было бы достаточно ныне, поверьте мне. Он ваш сын, и питает к вам нежность, не оглядываясь на обиды. И всегда будет защищать вас. Даже передо мной. Как всегда будет защищать тех, кого любит от любых напастей и бед, от дурного слова и обид. Как же вы можете говорить, что он en opposition к вам?