Остановка - Зоя Борисовна Богуславская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Любка выросла, отпуск стал уводить Митина все дальше от домика в Лиелупе. С годами только усиливалась в нем страсть к дороге, узнаванию, преодолению, он писал старикам длинные письма, поначалу в подробностях изображая, как живут люди на свете и что он узнал нового. И как-то так получилось, что видеть их он стал все реже, наездами, с тоской наблюдая их неумолимое таяние раз от раза.
Все так. Но если бы ему сказали: завтра их не станет, они ведь тоже не вечны, завтра ты будешь старшим в роде, — он с ума б сошел от горя!
…Таксист яростно загудел, резко тормозя, — кто-то чуть не навернулся под колеса, — Митин очнулся, увидел, что близок к театру, уже пошла улица Короленко с массивными решетчатыми оградами старых тернуховских строений. Все же он обманет театральных. Незаметно, через служебный, пройдет внутрь, тихонько встанет позади публики и сделает вид, что давно смотрит, просто перед началом выходил покурить. В антракте он наведается за кулисы, чтобы его увидели. При мысли о встрече с Катей, как всегда в последнее время, на него нахлынуло чувство ликования. Митин попытался восстановить в памяти начало спектакля, первый ее выход, но вспомнил, что тогда, на прогон «для пап и мам», он тоже опоздал. И тут он взорвался.
Да что же это такое! Прекратятся ли эти бесконечные счеты его со временем, когда с утра, точно заяц на шнурке, он дергается, впрыгивая в автобусы, кабинеты, электрички, силясь выполнить обещанное! День еще не развернулся, а он уже опутан, подавлен безнадежным раскладом дел по часам и минутам. Если он задает себе четкое, плотно подогнанное расписание, чтобы все было по плану, все успеть, то это еще хуже, душа его, словно окольцованная, молчит, мозг функционирует вяло. И вот итог, он совершенно выбит из колеи случившимся с дочерью. Во всем графике неотложных дел единственно важным оказались больница, предстоящая операция. Видно, он такой, другим ему быть не дано. Рождаются же люди с тремя почками, правым сердцем или левши. Вот и он родился с нетипичным ощущением времени, или вовсе у него атрофировано это чувство? Бывало, мать говорит: «Не надо пытаться вместить целую неделю в нормальный рабочий день. Отдайся чему-то одному, что больше всего волнует». Мать права, но не получается у него даже во имя главного переворачивать песочницу часов. Или все силы уходят только на переворачивание.
Такси остановилось у служебного подъезда театра. Кругом стояли лужи, здоровенный дождь прошел и здесь. Из-за густо зашторенных окон над колоннадой лилась музыка. Веселая, танцевальная. Потом внезапно оборвалась. Пока таксист менял в киоске деньги, Митин вспомнил, как год назад за этой вот правой колонной, у боярышника, они с Катериной ссорились. Она была раздражена, старалась выбрать слова побольнее. В тот вечер в Ирине из «Трех сестер» она казалась уныло-однообразной, временами неврастеничной, и он сказал ей об этом.
— Театр не аттракцион! — Лицо ее пошло пятнами, жилистая шея напряглась, на глазах вскипели слезы. — Здесь все другое, но ты не хочешь этого замечать, вообще ты ничего не хочешь понять во мне.
— Хочу! — глупо защищался он.
— Театр… Театр… — Она не знала, что сказать. — Театр, если хочешь знать, — это неосуществленные возможности, это варианты жизни, которые человеку не выпадает прожить. — Она волновалась все больше. — В реальной жизни ничего не сотрешь резинкой, не выкинешь. Сожаления об ошибках бесполезны. — Она стремительно шла по улице, он — за ней. — Нет, все равно ты никогда не поймешь, ты существуешь в другом измерении. Здесь тебя все раздражает.
Митин молчал. Он не умел объяснить, что избегал театра не от равнодушия, скорее наоборот. Сидя в зале, он забывал, что перед ним воображаемый мир, для него все происходившее на сцене было реальным до чертиков, он испытывал сильнейшую нервную перегрузку, которая сказывалась потом несколько дней. Так было еще на спектаклях Старухи в детстве. Его мучило увиденное, оно снилось по ночам.
Расплатившись с водителем, Митин вошел в подъезд, ощущая полное несовпадение только что происшедшего на вокзале с атмосферой премьеры, ее электричества, волнующего напряжения. Так сходят с поезда в далеком городе, где давно не бывал и все надо вспоминать заново: расположение улиц, лица друзей, их отношения друг с другом и с тобой самим. Но через минуту все кончилось. Все, что было до этого. Митина, как лампочку, подключили к драматическим событиям чужой жизни, и он загорелся, затрепетал.
Конечно же две первые реплики в начале спектакля, страшившие Катю, были уже позади, но то, что происходило на сцене, было столь странно и близко, что Митин уже не мог отделаться от возникшего вдруг острого ощущения причастности к отношениям героев.
Пьеса под названием «Утиная охота» принадлежала молодому, внезапно умершему, драматургу, ее долго не играли. Катя, любившая без памяти роль своей Веры, многого не могла понять из текста. На трагическую весть о кончине своего бывшего возлюбленного Зилова Вера реагировала в первой фразе роли по меньшей мере странно: «Такого я от него не ожидала. Он был Алик из Аликов». А минуту спустя она уже ерничала с друзьями погибшего: «Привет, Алики! Давно я вас не видала!» Но дело было в том, что обе эти реплики Вера произносит только в воображении Зилова, в его шуточно разыгранной сцене собственной смерти. Сейчас во все это Митин не мог вникнуть. Он отметил модный во времена действия пьесы шиньон на голове Кати, подчеркнуто развязную позу за столиком в кафе, он сразу же перестал отделять ее от малосимпатичной женщины, атаковавшей мужчин на сцене, неподдельно натянута была улыбка, глубоко заинтересованными и непростыми ее отношения с этим Зиловым.
Потом начался какой-то обед, который Зилов устраивал в честь своего начальника Кушака, добывшего ему новую квартиру, на торжестве присутствовали друзья, сослуживцы хозяина, а Вера наглела все больше, ее поведение граничило со скандалом.
— Смотри, Зилов, — говорила она, — найду себе другого.
З и л о в. Сама найдешь, или тебе помочь?
В е р а. Спасибо, Алик, сама не маленькая.
О д и н
