Кадын - Ирина Богатырева

И другие девы, верно, о том же думали, потому что спросила тут Ак-Дирьи:

— Как карает? Смертью?

Камка тяжело взглянула на нее и не сразу ответила:

— Смерти не боится Луноликой матери дева. Своего дара лишает госпожа ту, что нарушила обет, кто дух свой в слабости держит. Бесстрашной дева была — последней трусихой вмиг станет. Не имела врагов — любой будет ей враг. Не знала поражения — дитя ее победит. Потерявшая дар быстро смерть свою найдет, но жизнь такая страшнее смерти.

Меня била лихорадка — так ясно представила себе эту кару. Девы другие тоже сидели мрачны.

— Сейчас вы вправе решать, принять ли вам этот дар, — сказала Камка. — Вы слышали все и знаете о жизни, которая ждет вас. Выбор духов — не приказ, а на вас указанье. Если же сердце чует, что не выдержать вам жизни такой, что быть обычной девой милее, можете сказать сейчас и уйти. Стать простым человеком по воле своей сейчас можете вы. Дав обет — не сможете: хуже худшего это, девы. Решайте.

Все молчали и не поднимали глаз. Глубоко в себя заглянуть я пыталась: справлюсь ли с жизнью такой? И, верно, это другие делали. Но увидела я простой ответ: если об этом с детства мечтала, другой жизни не может быть у меня. В чем же сомневаться? И первой я подняла глаза.

— Я готова, — сказала.

И все девы за мной так ответили. Радостно стало мне, будто скинула тяжкую ношу, но Камка по-прежнему строго сказала, будто не очень верила нам:

— Это лишь первый шаг, девы. Еще будет возможность у вас на этом пути остановиться.

Потом достала из куля, на котором сидела, кожаный сверток, развернула и подала каждой из нас тонкий пояс с серебряными накладками. Пряжки были с головами барса-царя. Такие пояса все Луноликой матери девы носили. С гордостью мы опоясались — будто уже ими стали.

После посвящения, когда остальные девы вернулись в стан, мы впятером зажили с Камкой на круче.

Как и прежде, день начинался с удара и гула. «Дон-дон-донн», — пела пещера: при входе повесила Камка свой медный блин. Звук наполнял изнутри гору и нас самих, выносил из сновидения. Оставив кого-то главным, Камка уходила на охоту и к своим лошадям. До ее возвращения мы укрепляли наши тела упражнениями.

Главные же наши занятия были вечером, когда поднималась луна. Камка шла на утес, разводила огонь и нас подзывала.

Этот утес мы прозвали лунным. Потому что месяц являлся, казалось, прямо напротив, и видна было оттуда вся долина, и озеро, рекою рожденное, и видно было, что имеет оно тоже форму месяца. Собрав, Камка сажала нас вокруг костра, а когда успокаивалось дыхание наше, мы ложились и позволяли луне заполнить наши тела.

— В первые дни луна вам силу свою передать должна, — говорила Камка. — Как сосуды пустые, наполнит собою вас. Сила женская в гнезде копится, — говорила она и клала руку на низ живота под пупом, между костей. — Лежите и наблюдайте, как свет будет вас заполнять.

И мы ложились, смотрели на чистое, холодное небо. Лунный свет заливал утес, а Камка медленно ударяла в бубен, и каждый удар будто бы отдавался в женском гнезде. Долго так мы лежали, пока мороз нас не касался, тогда поднимались и прыгали вокруг костра — отчасти чтобы согреться, но и оттого, что радость переполняла.

Потом возвращались в пещеру. На утесе каждая из нас нашла по велению Камки плоский голыш размером с ладонь. Этот голыш — Камка его назвала оньго — мы должны были класть себе на живот, когда ложились спать, чтобы его прохладу ощущать и лунный свет вспоминать. Так засыпали, и сны, которые тогда снились мне, были ярки и удивительны. Диких зверей были они полны, коней и ветра. Снился и царь-барс, как будто следит он за мною. Снился и дом, и всегда я сидела с отцом и братьями, как равная, а не как женщина или дитя.

А потом в одном сне барс приблизился и остался рядом, на меня глядя не так, как звери смотрят. И я поняла тогда, что это мой дух-ээ возвратился и готов мне помогать.

На следующую ночь было первое полнолуние на круче.

В тот день Камка рано нас разбудила, голышом, при первом свете погнала на кручу. Сыпал мягкий снег, за ночь у лиственниц намело сугробы. Камка велела нам искупаться в снегу и не разрешила одеться, пока с головой не нырнули в сугроб.

— Сегодня высшей силы луна достигает, — сказала она. — И вы ощутить эту силу должны.

Потом накормила нас жирной похлебкой и без отдыха по круче гоняла. Ни сесть, ни вздохнуть, ни у огня погреться не могли мы. Камка все новые задания нам выдумывала. А когда не могли мы уже ни поднять себя на руках, ни присесть, разрешила играть и сама взяла мяч, и мы бегали от нее, как полоумные.

К полудню я думала, что не дожить мне до вечера. Тогда начала Камка нас учить танцевать, мы повторять должны были за ней. Бешеным, неистовым был ее танец. Как дух ярости, по кругу она носилась: то к земле припав, кружилась, то, оттолкнувшись, вверх взлетала, вокруг себя крутилась и земли не касалась. Нас же ноги не держали, воздуха не хватало, сердца готовы были покинуть нас, в глазах были кровавые пятна. А Камка как из камня была, вихрем воздух крутила. Только мы, не выдержав, остановились и наземь упали, во все глаза на нее глядя, дыханье не могли возвратить.

— Так двигаться надо! — захохотала она звонко. — А вы медлительней волов!

— Ты не сама! — с обидой крикнула ей Очи. — Духи тебя носили. Мы видели их!

— А, видели, видели! — по-детски закричала она и принялась высоко прыгать на месте.

— У нас сил нет, чтоб за тобой успевать, — сказала Ак-Дирьи. — Ты бы нам объяснила, мы не понимаем, как это делать.

— И вы можете так. Оньго свои попросите! — отвечала она и снова с хохотом сорвалась с места, продолжив свой бешеный танец.

Мы в недоумении переглянулись. Оньго-камень все в мешочках на поясе носили, тут же достали, но, что делать с ним, не знали. Очи тогда сказала, нарочито серьезно и громко:

— Помоги мне, мой оньго, двигаться без устали!

И принялась плясать. Все быстрее, быстрее пыталась крутиться, но запнулась и в снег полетела — слишком устала она. Ни один дух к ней не явился.

— Камень сам не поможет, — догадалась я. — Но, может, он чем-то духов привлекает?

Камка была в тот момент на другом конце кручи, слышался оттуда ее хохот. Уже не для нас плясала, саму себя потешала.

— Если может оньго чем-то духов привлечь, то пусть приходят и это берут, а мне помогают, — сказала Очи, вытянув руку с камнем вперед.

И случилось жуткое: потемнело небо, возник ниоткуда вихрь и скрыл Очи. Мы и двинуться не успели, как метнулась Камка через всю кручу в самое сердце вихря. Раздался жуткий крик — будто и не человек, не Камка кричала, а сама гора содрогнулась в гневе и завыла. И все тут же стихло.

Мы лежали, оглушенные, заваленные снегом. Там, где стояла недавно Очи, снег был снят до самой земли, вывороченные лежали черные комья; прелые иглы лиственниц, мшистые камни были разбросаны кругом. Очи же поодаль лежала, над ней Камка склонилась и хлестала ее по щекам.

— Где оньго? — спросила.

Очи протянула руку и разжала пальцы — камень по-прежнему был у нее. Камка кивнула.

— Крепко держишь, жить будешь. Пойдемте теперь за мной.

И двинулась в пещеру. Мы помогли Очишке подняться и потащились следом.

В пещере велела нам Камка отдыхать, развела огонь, заварила трáвы на молоке. Я куталась в шкуру, слушая, как бухает в груди сердце. Когда же успокоились мы, напоила нас Камка густым, вкусным отваром, потом посадила всех ближе и начала разговор.

Говорила она о духах, о тех бестелесных тварях, что вокруг нас.

— Люди их стали бояться, — говорила Камка, — люди думать стали, что бестелесные твари сильней их, могущественней. Это ошибка. Лишь человек, в теле живущий, имеет такие силы, что тонким ээ недоступны. Потому и тянутся они к людям и без людей не способны на многое. Вы научитесь духов себе подчинять, служить вам будут тонкие ээ из разных миров. Я научу вас, как делать это, пока же запомнить вы навсегда должны: есть разные духи, и разных сил требуют они от человека за служенье. Чтобы не ошибиться, чтоб не отдать много, получив малое, умейте их различать.

Так говорила она нам, и вот выплывали из стен пещеры на волнах странного света — не огненного, не солнечного, а водянистого — мелкие, сверкающие, как роса на заре, духи — легкие ээ-тай. Как бабочки, летали они, нас окружая, и весело, смешливо становилось от вида их. Грезилось мне — или же правда, — что оставляли они, словно пыльцу, следы света на лице и одежде. Я протягивала им руки и чувствовала кожей словно молодой хвои легкие уколы. А голос Камки звучал:

— Эти духи живут в светлых мирах. Как бабочкам, немного им надо, чтоб жить. Их зовя, вы отдаете немного. С ними устали знать не будете в ваших занятиях или битвах. Стрелу помогут без промаха в цель послать. Все, что я сегодня делала, сами совершить сможете с ними легко.