Любовь под прикрытием - Маргарита Ардо

В общем, это и всё, что было между мной и старушкой с улицы. И вдруг однажды её квартира была опечатана, а соседка сказала, что Эрнестина Львовна умерла. Я даже всплакнула – привязалась к ней…

Каково же было моё удивление, когда спустя время мне позвонил нотариус и сообщил о необходимости вступить в наследство. До сих пор не могу поверить, за что судьба меня наградила таким подарком, но благодарна от всей души. Девчонки говорят, что так не бывает, но вот случаются порой аномалии вселенского добра…

Спала я беспокойно: ворочалась, вставала попить водички и заглянуть в холодильник. Всё из головы не выходил тот бомж. И взгляд его. Даже приснился. Почему-то мы гоняли на танке… Это очень странно для меня – думать о бомже! Даже не расскажешь никому – стыдно! Утром, невыспавшаяся и не сильно довольная жизнью, я отправилась на работу. В кои-то веки без особого удовольствия. Рассеянно читала почту, отвечала на звонки, выдала задачи немногочисленным подчинённым и на автомате подписала акты выполненных работ.

Хорошо выспаться и вкусно покушать – для меня почти равно счастью. Сегодня утром было только «вкусно покушать». И – о, кофе! Моя худенькая, как три швабры, помощница Лидочка заглянула со спасительной поллитровой кружкой кофе и поставила её передо мной:

– Любаш, ты чего-то не в себе сегодня.

– Плохо спала.

– А, ты тоже ночью новую серию Шерлока смотрела?

– Какого Шерлока? – сразу и не поняла я.

– Ну как же, нового, британского! По первому. Ты вроде собиралась. Там такой замут! Оказывается, жена Ватсона – спецагент под прикрытием, прикинь?! Не то, чтобы я была в восторге от подобной сюжетной линии, ты знаешь, я за логику в сюжете, но захватывающе…

– Спецагент? – моргнула я, мгновенно просыпаясь.

– Ага, очень интересно! – светло-серые глаза Лидочки сияли.

На её коротких рыжеватых волосах как всегда царил художественный беспорядок, который она почему-то называла укладкой. А так всё как обычно, свитер пастельных тонов, джинсы и сапоги. Я – властный, но довольно демократичный директор, пока не рассержусь.

– Спецагент, – повторила я, просветлевая умом. – Лидок, а набери-ка мне папу.

Дело в том, что папа у меня не такой, как все. Хоть и усиленно притворяется таким…

ГЛАВΑ 3

– Папуля, а ты сейчас где? – пропела я ласковым голосом, надеясь, что в ответ не услышу Абу-Даби или Камчатка. С моим папой станется. Чаще всего он таинственно промолчит. Да уж, у нас всё сложно…

– Дома, – словно это нормально, ответил папа, – как ты, моя Фарушка?

Почему я Фарушка, даже папа не знает, но с детства называет меня так. Может, потому что моим первым словом было far с натуральным английским прононсом вместо «мамы» и «папы».

Родители рассказывали, что я периодически выдавала что-нибудь эдакое на английский манер. К примеру, тыкала пальчиком в холодильник и говорила «фри», то есть почти fridge . Хотя не исключено, что меня просто манила картошка фри уже в ползунковом возрасте…

В общем, я везде лезла, не только в холодильник. Наверное, Фарушку папа придумал, когда понял, что с именем он промахнулся. «Доча, – вечно приговаривал папа, когда я совала свой нос куда не положено, – называли тебя в честь высшего чувства, а получилось, что Люба от слова любопытство».

А я не считаю, что любопытство – это что-то отрицательное, наоборот. Эта черта эволюционная! Вот не было бы Колумбу любопытно, что там, на той стороне Земли, не видать бы нам сегодня МакДональдса и Голливуда. Правда, тогда б индейцы были счастливы…

– Дома где? – уточнила я на всякий случай.

– В Сергиевом Посаде, конечно. Где же ещё?

Да где угодно! – подумала я, но ничего не сказала.

– Папулечка, а ты мог бы мне помочь?

– Конечно, Фарушка! Что надо?

– Проверить «пальчики», в смысле отпечатки пальцев, – игриво сказала я. – Как ты думаешь, если человек коснулся ручек кожаной сумочки, они могут остаться?

– С чего ты взяла, что я с этим тебе помогу? – невинно осведомился папа.

Я пнула в раздражении ведро для бумаг под столом. Ну, с родной-то дочерью можно не придуриваться! Горбатого могила исправит.

Впрочем, кем именно работает мой папа, я не знаю до сих пор. Хотя догадываюсь. В пять лет, когда папа уходил на работу, я случайно вытащила у него из кармана малюсенький пистолет. Я очень обрадовалась, что как в кино, а родители чуть не поседели. Кричали: «Отдай, отдай». А я смеялась, убегала и говорила, что я «ханхстер, и отдам только за денежку».

На вопрос, кто мой папа, мама всегда отвечала: «Инженер». Я спрашивала, где он работает, но мама поджимала губы: «Мы об этом не говорим». Папа мог уйти на работу в воскресенье вечером и прийти в пятницу следующей недели подозрительно загорелым, несмотря на зиму, и привезти в подарок, к примеру, сомбреро. Или неопознанные восточные сладости с арабской вязью, или засушенного огромного паука больше моей ладошки, или бусики из косточек неизвестных ягод.

Иногда папа был элегантным, иногда натуральным дворником. Γлавное, что он был весёлым и классным папой, пока не уехал в командировку, когда мне было пятнадцать, и исчез. На семь лет. Мама украдкой плакала по ночам, я просыпалась и бежала её успокаивать. Но как я ни допытывалась, что случилось, мама молчала круче всех партизан на свете. Правда, стала болеть гипертонией. Я была в растерянности, даже не уверена была, уезжать ли мне поступать в Москву, но мама настояла и выпроводила меня в большую жизнь.

Чувствуя себя обманутой сиротой, я была на папу зла, уверенная, что он нас бросил, как последний трус, ничего не сказав. Но когда я закончила университет, папа явился, постаревший и какой-то совсем другой: не сияющий улыбками обаятельный и гибкий шкаф среднего роста, а худой, коричневокожий, похоҗий на бедуина, с седым европейским ёжиком и едва уловимым акцентом.

Мама обрадовалась, снова плакала и целовала его, как безумная. Позже они всё равно развелись: привыкли жить друг без друга.

Я со скандалом требовала объяснений. Но оба родителя заявили строго: «Тебе лучше не знать!» Садисты какие-то, честное слово. Года три я на папу сердилась и отвергала все его попытки поучаствовать в моей жизни, ведь к тому времени я уже научилась быть самостоятельной и пробиваться везде, где нужно. А потом оттаяла. Всё-таки папа.