Тай-чи языка, или Вас невозможно научить иностранному языку. - Николай Замяткин

Не в состоянии винить в своей неудаче систему, которая для них всегда вне критики (ибо создана эта система существами для детей полубожественными, не могущими сознательно обманывать, – взрослыми!), они винят в этом того, кого безбоязненно могут винить – себя, поощряемые в этом – тайно и явно – учителями. Поначалу смутное и неоформленное чувство вины с годами – бесплодно-мучительными школьными годами! – превращается в твердую уверенность, с которой большинство уже не расстанется никогда: виноват я! моя глупость! я неспособен! Да, происходит именно это: поддаваясь беспощадному давлению системы, дети во всем винят самого беззащитного – себя. Проходят годы – те самые воспетые в песнях «школьные годы чудесные», во время которых блестящие, доверчивые, широко открытые всему новому глаза детей все больше и больше начинают подергиваться тусклой поволокой недоверия к школе и учителям, и первые ростки цинизма пускают свои ядовитые корни в их маленьких и пока еще горячих сердцах…

Учителя участвуют в этой некрасивой игре по разным причинам. Многие в силу своей природной – вообразите себе – и такое возможно! – ограниченности и косности, не понимая того, что происходит, многие – махнув рукой на всё и вся, добровольно став частью порочной системы и отдавшись на волю мутных волн всепоглощающего конформизма. Так или иначе, они никогда не признаются ученикам – даже если это и понимают, – что дело тут вовсе не в «идиотизме» детей, а в нечестном поведении взрослых.

К тому же эта и без того неприятная для всех участников игры ситуация усугубляется острейшим чувством собственной языковой неполноценности у учителей, которые достаточно слабы в разговоре на иностранном языке и в понимании его на слух (у многих практическое владение разговорным языком вообще находится на нуле). Им постоянно кажется, что их вот-вот в этом прилюдно и с безобразным скандалом разоблачат, и чисто бессознательно они концентрируюся на более безопасных для себя областях – грамматике и чтении, в рамках которых учителя чувствуют себя достаточно уютно и уверенно, пресекая в зародыше любые попытки – намеки на попытки! – учеников выйти за эти рамки…

У некоторых учителей иногда прорывается-таки протест, и они вздыхают, жалея, впрочем, главным образом себя и свои напрасно загубленные в школе годы, и говорят нечто невнятное – случается, что даже прямо в классе ученикам – о том, что иностранный язык надо изучать совсем по-другому. Что ржавая ванна с лужицей на дне – это не то место, где можно научиться плавать. Эти честные импульсы, впрочем, очень быстро подавляются проговорившимися – «Жить-то надо – все так делают!», – и продолжается рутинный каждодневный обман, превращающийся скоро в естественную среду учительского обитания, вне которой учитель начинает чувствовать себя так же неуютно, как рыба на раскаленной сковородке.

Твердая вера в то, что в области изучения иностранных языков вы полный и законченный идиот, продолжает сопровождать вас – всех нас, за исключением редких счастливчиков! – на протяжении всей вашей жизни – единственное, в чем наша школа безусловно преуспела. Впрочем, хваленая американская школа, выше крыши засыпанная долларами, находится не в лучшем положении…

Так системная трясина откровенной лжи и припудренной «благими намерениями» полуправды засасывает всех – и учеников, и учителей, и трудно сказать, кто является здесь большей жертвой – дети или взрослые. Лично мне больше жалко детей, хотя я вполне понимаю и ситуацию, в которой находятся взрослые. Но у детей – в отличие от взрослых – нет выбора: если учитель может уйти в дворники, в таксисты с философическим уклоном, в поэтически настроенные трактористы широкого профиля, в космонавты или просто буддистские монахи седьмого дана, то бедный ученик никуда не может уйти. Ученик – существо подневольное. Невидимыми, но от этого не менее прочными цепями прикован он к своей постылой парте! Он каждый день гибнет, штурмуя неприступную для него высоту иностранного языка, а безжалостный генерал-учитель все посылает и посылает его в лобовую атаку с одной только тощенькой авторучкой в руках на крупнокалиберные пулеметы модальных глаголов, колючую проволоку прошедших времен и стальные надолбы безличных конструкций…

Склоним же наши головы в память о невинно павших в этой неравной борьбе…

Является ли лишенная воображения тупая лобовая атака на иностранный язык единственной и верной тактикой?

Нет, не является.

Можете ли вы, мой любезный собеседник, взять высоту иностранного языка и сидеть наверху, свесив ноги с бастиона, победно поглядывая вниз и вдыхая свежий воздух полной грудью?

Да, можете.

Как это сделать?

Прочитайте внимательно данный трактат. Посмейтесь и поплачьте – кто знает? – вместе с автором. Возмутитесь дерзостью и парадоксальностью его утверждений. Будьте скептиком. Не поверьте ему на слово. Подумайте. Потом хорошенько подумайте. Перечитайте трактат еще и еще раз. Снова подумайте. Проверьте содержащиеся в трактате утверждения и рекомендации на себе. Убедитесь в их абсолютной правильности и действенности. Сделайте этот трактат вашей настольной книгой и руководством к действию. Вы, мой любезный собеседник, будете обречены на успех…

Курсы иностранного языка, или Ваш прерванный полет

Говоря об изучении иностранного языка, совершенно невозможно, мой любезный собеседник, обойти тему курсов иностранного языка. На этих курсах происходят групповые занятия под руководством преподавателя. Общий методологический (извиняюсь на это слово – мне оно тоже никогда не нравилось) подход на таких курсах по своей сути мало чем отличается от школьного, за исключением того, что их посещение является добровольным и платным. К тому же посещаются такие курсы в основном взрослыми и имеющими право свободного выбора людьми. Все это привносит сюда свой особый колорит. Мне кажется, что этот колорит достаточно своеобразен для того, чтобы уделить этим курсам некоторое внимание.

Итак, вы, мой любезный собеседник, прочитали рекламу курсов иностранного языка на столбе или в какой-нибудь другой популярной газете. На вас эта реклама произвела достаточное впечатление. Финансовые тяготы показались вам не очень обременительными. Не очень обременительно также и количество посещений – пара раз в неделю. Вы приняли решение и стали ходить на эти курсы.

Вы с удовольствием сказали об этом вашим родственникам, друзьям, знакомым. Вы получили от них – как и ожидали – одобрительные взгляды, возгласы и другие приятные для вас эманации. Ваш социальный статус в обществе значительным образом укрепился. В должной графе – под названием «Благие намерения, громко и с выражением произнесенные вслух и даже несколько подкрепленные действием» – в этой важной графе общественной табели о рангах напротив вашего имени появилась должная «птичка». Ваше самоуважение окрепло. В вашей груди появилось то самое столь вами любимое теплое чувство почти выполненного долга. Ведь трудное решение изучать иностранный язык уже само по себе достойно всяческого уважения – общепринятая истина, безоговорочно признаваемая всеми участниками игры, не правда ли, мой уважаемый и имеющий самые благие намерения собеседник?

Вооружившись этими самыми намерениями, вы два-три раза в неделю приходите в некое более или менее уютное помещение. В этом помещении рядами стоят столы и стулья. На стенах висят грамматические таблицы, инструкции по противопожарной безопасности и другая наглядная агитация, призванная непрестанно наполнять вас разнообразными знаниями о падежах и спряжениях. Вы садитесь за один из столов – я обычно выбирал один из последних – и внимательно смотрите на классную доску и преподавателя перед ней.

Вы заранее очень уважаете этого преподавателя, поскольку он знает разные непонятные для вас слова и одет в костюм и галстук (о преподавателях, облаченных в мини-юбки и полупрозрачные блузки мы благоразумно умолчим). Иногда он еще одет в очки и бороду, что придает вашим занятиям еще более солидный характер.

Преподаватель расхаживает перед доской, говорит эти самые умные слова и записывает их на доске для вашего лучшего усвоения. Вы внимательнейшим образом слушаете, смотрите и пытаетесь все понять и запомнить. Особо прилежные ученики также ведут подробные конспекты. (Каюсь, что и я вначале этим грешил, но только вначале!)

Время от времени вникающий во все ваши проблемы преподаватель спрашивает, обращаясь к группе, все ли понятно. Ответом обычно бывает молчание, но иногда из двадцати-тридцати человек, несколько напряженно сидящих за столами, находится кто-то – я был таким, например, – кто говорит из-за своей задней парты (всегда задней!), что вот в этом месте как-то не очень понятно. Мудрый преподаватель строго – но ласково! всенепременно ласково! – смотрит на вопрошающего – который почему-то уже испытывает чувство вины – и снисходительно повторяет недопонятое. Затем он еще раз спрашивает, все ли понятно. Ответом обычно бывает гробовая тишина. Преподаватель солидно поправляет очки и продолжает прерванный непонятливым учеником урок.