Невозвращение Короля - Александра Баркова

Опечаленный Улти замолк, но тут в разговор ринулся Перри:

— А скажите, сударь, раз вы так хорошо эльфов знаете: почему они вас, людей, не любят? Почему они сплошь и рядом не хотели вам помочь? Ведь могли!

Бродяга вздохнул.

— Ну представь, мой юный друг. Вот ты живешь в своей норке. И вдруг к тебе вламываюсь, например, я. Сегодняшний, а точнее — завтрашний. Голодный и усталый. И я начинаю требовать (именно требовать!), чтобы ты немедленно выложил передо мною всё, что ни есть у тебя в кладовке. И кричу при этом, что ты — сыт, а я — голоден. Ну? Что ты сделаешь?

— Я… — Перри замялся.

— Вот, друг мой хоббит. Не знаешь ты, что делать. Надо бы прогнать нахала, а жалко. И я тебе скажу, что сделали эльфы. Они закрылись от незваных гостей. Те их просто не находят.

— Понятно…

Дрого молчал. Ему мало было дела до эльфов, его по сердцу резанули слова Бродяги: «Я завтрашний, голодный и усталый». Спокойные, лишенные эмоций слова. Будничные.

— Сударь! — решительно сказал почтеннейший господин Мышекорь. — Вы… вот что… вы берите у меня табаку столько, сколько вам надобно. А денег я с вас не возьму!

В ответе Бродяги звучала ласковая улыбка:

— Не проторгуешься ли так, добрый хоббит? Если всякому отдавать…

— Вы не «всякий»! — господин Мышекорь аж вскочил. — И вы это знаете лучше моего! И не стоит учить меня торговать: я в этих делах кручусь столько, сколько вы на свете живете!

Анардил кусал губы, чтобы не расхохотаться, невозмутимый шрамолицый улыбнулся, и Бродяга, безуспешно стараясь сдержаться, всё же залился звонким, чистым смехом.

— Однако, господин Мышекорь, — сказал Бродяга, успокоившись, — сейчас не то время, чтобы быть щедрым. Так что отдать табак даром я вам не позволю. Правда, я не умею торговаться, особенно с теми, кто сбавляет цену, а не поднимает ее; но всё же я предложу вам выход.

Хоббит молчал, не смея перебить. Хотя возразить хотелось.

— Итак, — тихий голос Бродяги звучал настойчивостью, — мы вам заплатим. Поверьте, денег у нас достаточно, и я бы предпочел, чтобы вместо этих золотых у нас было побольше того, что на них не купишь… — он вздохнул. — Мы заплатим, но — по довоенным ценам. Это, надеюсь, вас устроит?

— С вами невозможно спорить, сударь, — развел руками Мышекорь.

— И еще вот что, — Бродяга нахмурился. — Я знаю: купцы не любят ночных сделок…

— Сударь, да мне при вас любая ночь днем покажется! По рукам, сударь! — Дрого протянул Бродяге свою ладонь.

Тот встал, вздохнул, посмотрел на руку хоббита, на свои руки — и медленно снял перчатки. Они ударили по рукам, хоббит — с шиком, а человек — неумело; и тут господин Мышекорь увидел то, что Бродяга совершенно правильно прятал.

На его мизинце блистал перстень. Торговец табаком не слишком разбирался в драгоценностях, но тут было видно любому: множество маленьких камней, из которых был набран рисунок, словно жили своей жизнью; в них было что-то такое, что бывает… вот именно — только в живом.

Проследив взгляд хоббита, Бродяга медленно кивнул: дескать, всё ты понимаешь правльно — и про камни, и про то, почему я прячу перстень.

— Хозяин! — позвал Бродяга Подсолнуха. — А налей-ка нам всем пива. Угощу я добрых хоббитов напоследок.

— Сей миг, господин мой, — отвечал трактирщик и быстро побежал сам наполнять всем кружки пивом. Ставя на стол очередные две пинты, он спросил у Бродяги: — Ежели позволите, то и я с вами посижу.

— Конечно, друг мой Подсолнух. Я буду рад.

— Угу! — кивнул счастливый трактирщик и умчался за новой парой пинт.

— Если вы хотите второй раз поужинать, — чуть усмехнувшись, сказал Бродяга хоббитам, — я угощу вас.

Те дружно покачали головами: им было не до еды.

Оглядев общую залу (к которой он во время разговора сидел спиной), Дрого Мышекорь отметил, что сам Подсолнух и пара его слуг ненавязчиво отправили всех гостей спать — кого тут же, в трактире, кого по домам. И проделано это было так тихо, незаметно…

Сейчас, кроме их семерых, включая Подсолнуха, здесь никого не было. «Стал-быть, Подсолнух не первый раз принимает Бродягу со товарищи. Интересно…».

Водрузив на стол пинту для себя, Подсолнух обратился к Бродяге:

— Может, сударь, вы всё-таки заночуете? Тихо вроде всё, а вам отдых будет ой как нелишним. Сынок, вон, ваш — совсем умаялся. А вы на чем держитесь? Да на гордости одной!

— Нет, друг мой Подсолнух, — тихо и печально ответил Бродяга. — Мы уедем в полночь. Как намеревались.

— Ну так хоть поужинайте нормально. Я, ей-ей, всё мигом разогрею!

— И снова: нет. Нас ждет скачка. Ты предлагаешь мчаться галопом на сытый желудок?

— Ох… — махнул рукой трактирщик.

Все семеро, словно по команде, уткнулись в кружки с пивом. Пиво здесь всегда было восхитительным — темное, душистое, забористое. Недавняя война заставила Подсолнуха опуститься до того, чтобы пиво разбавлять, — но то, что он налил сейчас, было не хуже довоенного.

Поразмыслив над кружкой, Подсолнух решился опять переубедить Бродягу:

— А с чего вы так спешите? Ведь вы сами, сударь, говорили: нет за вами погони!

— Когда она будет, — неожиданно вступил в разговор шрамолицый, — бежать от нее будет поздно. Поверь.

— Если бы за мной была погоня, я бы ни за что нет остановился в твоем трактире, Подсолнух, — очень серьезно сказал Бродяга. — Ты понимаешь, что будет с тобой, если меня застанут здесь?

Трактирщик судорожно сглотнул.

— Вот поэтому мы не задержимся до утра. Рисковать тобой, мой добрый друг, я не имею права. А господин Мышекорь с ребятами будут молчать об этой встрече, ведь так?

Дрого ответил не сразу.

— Совсем молчать вряд ли получится, сударь… Но когда нас спросят, с кем мы болтали полночи, мы честно ответим: с Бродягой.

— Вот и прекрасно.

Человек в капюшоне снова набил трубку, закурил.

Перри не выдержал. Того, что он услышал, было более чем достаточно…

— Простите меня, сударь, за прямоту. Может, нельзя об этом спрашивать, а только…

— Я слушаю, мой юный друг, — кивнул Бродяга.

— Я так понимаю, что все вы — из разбитой армии Короля.

— Ну… — Бродяга чуть усмехнулся, — в общем, ты прав.

— Тогда скажите: неужели теперь все наши земли будут под властью Ангмара?

Неожиданно ответил шрамолицый. Его глаза пылами гневом, а голос, охрипший от боевых команд, сейчас внушал трепет больший, чем если бы этот воин кричал. Но он говорил тихо:

— Никогда Ангмару не утвердиться в Арноре! Да, наше войско разбито, да, мы сейчас бежим, но Ангмару не воспользоваться плодами своей победы! Эта земля не пустит сюда Короля-Чародея! Нас во время битвы скрутили злые чары — и мы были разгромлены. Но эта земля, Земля Королей, сама станет для Чародея тем кошмаром, каким был для нас он!

— И волки будут выть на развалинах Аннуминаса и Форноста, — сказал человек в капюшоне, глядя в огонь.

— Я предпочту волков ангмарцам, — тяжело проговорил шрамолицый.

— Я тоже, — в тон отвечал человек в капюшоне.

Все семеро молчали. В очаге негромко гудел огонь, то одно, то другое полено принималось трещать.

— Налей-ка нам еще, друг Подсолнух, — сказал Бродяга. — Уж больно хорошее у тебя пиво. Нам такого еще долго не пивать… если вообще доведется.

— Я бы вам его с собой дал…

Трое воинов невесело рассмеялись.

— И куда мы его денем? — поинтересовался шрамолицый.

— Кони будут катить бочку впереди себя. Ногами толкать, — язвительно пояснил Арандил.

— Перестаньте, — укоризненно сказал Бродяга. — Нет, друг мой Подсолнух, это невозможно. Выпьем тут, — он хмыкнул, — сколько влезет. Кстати, учти, я угощаю хоббитов и плачу за весь ужин.

— Что-о-о?! — трактирщик буквально налился гневом — так, что стал казаться выше и шире, упёр руки в боки и поглядел на Бродягу, словно перед ним был воришка-поваренок. — Это что же вы, господин мой, меня совсем без совести, что ли, считаете? Это вы думаете, что я вам в такую-то ночь позволю заплатить?! Да за что же вы обижаете меня так?! Да разве вам Подсолнух что худое хоть раз сделал? — от гнева трактирщик перешел едва ни к слезам.

Бродяга встал, положил ладонь ему на плечо:

— Друг мой, среди жителей Арнора не много тех, кому я доверяю; и первый из них — ты. Но совесть есть не только у тебя. Я говорил господину Мышекорю, скажу и тебе: сейчас не время для щедрости. Вам тоже надо жить, вам надо кормить семьи.

Трактирщик ухмыльнулся:

— Да я думаю, мы господином Мышекорем, как заметим рожу поотвратнее, так и сдерем с нее втридорога. По нынешним ценам! Не волнуйтесь за нас, господин мой. Мы не проторгуемся.

Господин Мышекорь царственно кивнул и огладил свой весьма почтенный живот в весьма дорогом жилете.

— Убедил! — рассмеялся Бродяга. — Ладно, будь по-твоему. Хорошо, я хоть сумел заплатить тебе за припасы в дорогу.