Газета День Литературы # 127 (2007 3) - Газета День Литературы

В.Р. Россию, особенно сейчас, надо искать в тысячелетней её толще. Надо искать в национальной России. Если говорить о том, каков результат нашей работы, то так называемое общественное мнение нам удалось склонить в пользу национальной России, – значит, результат налицо. Даже президент и его окружение взаправду или понарошку, но вынуждены говорить о национальной России. Пусть у них это риторика будет, но – риторика национальная и патриотическая. Я думаю, это один из доводов к тому, что наши усилия не были напрасны.

В.Б. Литература русская является частью души народной?

В.Р. Что касается русской литературы, тут ведь есть конечно отличие русской литературы от всякой другой литературы. У нас литература всегда была шире искусства. Даже в определении они всегда стояли отдельно, и впереди – литература. Литература и искусство. Литература у нас не была чем-то вымышленным, как во многих странах мира. Это было – выражение в образах народной судьбы. Литература всегда говорила о народе. Говорила об исторической судьбе России. Сейчас все подряд говорят о том, что русская литература уже умерла. Её хоронят со всех концов.

Такое господствующее ныне мнение о смерти русской литературы как-то давит на всех. Конечно, русская литература не может умереть, пока жива Россия. И даже больше того, если погибнет сама Россия, русская литература ещё переживёт ее на долгие десятилетия, и будут появляться новые шедевры. Благодаря исторической памяти, духовной памяти, русская литература будет ещё долго петь о той России, которой уже нет. Но я не думаю, чтобы Россия взяла и исчезла.

Была тысячу лет такая махина, такая глыбина, не может же взять и исчезнуть. В конце концов, древний Рим исчезал сотни лет. Византия исчезала сотни лет.

Не можем же мы за двадцать лет исчезнуть! Но Рим или Египет – страны, которые жили больше наверху. Россия всегда была утоплена глубже. Всегда жила какой-то подземной жизнью. При Иване Грозном и при Петре Первом, при Николае и при Сталине. Подземная Русь, как в айсберге, всегда была толще видимого внешнего слоя. Когда попытались извлечь уроки Октября, когда нынешние разрушители стали задумываться, почему воспрянула Россия после семнадцатого года, они пришли к правильному выводу – надо бороться с исторической Россией. Надо уничтожать ту невидимую подземную её часть. Они решили нынче поднять эту историческую невидимую подземную часть, слегка возвеличить, привести в Кремль, сделать видимой, приобнять, прославить. Они согласились даже с Православием и тоже привели Церковь в Кремль, с целью тут же подменить её, сделать её ряженой. С видимой Россией им легче бороться. В результате у нас сейчас наверху ряженая Русь, но подлинная Русь по-прежнему ушла в укрытие. Не согласилась существовать вместе с нынешней властью. Она опять в глубине. Когда надо снова вернётся.

В.Б. Подземная Русь, которая тебе так слышна, и является главной хранительницей России, выходит навстречу в годы бедствий, в Великую Отечественную войну, например. Она русифицирует любые космополитические проекты преобразований. Какие бы перевороты сверху ни проходили, движение подземной подлинной Руси идёт своим путём, она русифицировала обкомы и горкомы, она врастала в армию, проникала в ракеты и в открытый космос, благословляла полигоны и научные городки. И всегда русская литература – была (и есть) рупором этой подземной Руси, её выразителем. Пришли в октябре семнадцатого к власти троцкисты-интернационалисты с идеей мировой революции, Россия должна была исчезнуть. Минули десятилетия и вновь всплыла национальная Русь. Я уверен, то же произойдёт и сейчас. Подземная Русь вновь повернёт ход событий. Верховная власть легко была разрушена и в семнадцатом году, и вся внешняя петербургская аномалия вылетела в Париж и в Лондон, в Прагу и Харбин, отказавшись от имперского величия. А подземная Русь собрала новую, ещё более красивую и величественную русскую империю. Сейчас вновь легко была разрушена верховная, уже коммунистическая, власть, вновь голоса уныния и паники, вновь вся верхняя импозантная часть государства оказалась лишена воли к сопротивлению. Кстати, поэтому народ и не стал её поддерживать. Он чувствовал её гниль и обреченность, но это не значит, что сам народ лишён воли к сопротивлению. Он ждёт своего часа, он ищет требуемый поворот событий. Это всё та же древняя притча об Антее.

В.Р. Верхняя власть и в семнадцатом и в девяносто первом году переставала быть национальной. Всё-таки и в революцию 1905 года, и в февральскую революцию результаты либеральных усилий были немалыми. Они сделали Россию революционно-либеральной. Верхушка царской власти уже не была крепко связана с той народной толщей, о которой мы говорили. То же самое получилось и с коммунизмом. У власти была уже выдохшаяся извращённая часть народа. Извращённая властью, самодурством. Конечно, она не могла выдержать напора либеральной пропаганды, она позорно бежала.

В.Б. Ну, а как литературный раскол, разделивший нас на две разбегающиеся галактики, сотворивший две нигде не пересекающихся литературы, он был неизбежен? И хоть он и был организован не нами, а Евтушенко и его сподручными, может, теперь пусть так и будет? Спокойнее жить в своей среде, встречаться с единомышленниками? Необходимо ли нам новое сближение, новое срастание писательских союзов?

В.Р. При любой революции не может быть единства в культуре, в литературе.

Так было после семнадцатого года, так и сейчас. Я считаю, что это полезный процесс. Там тоже есть талантливые люди, есть талантливая литература, но у нас с ними принципиально разный взгляд на Россию. Зачем нам с ними ссориться, воевать. Пусть живут. И мы будем стремиться делать своё дело. В родной среде, в творческой, невраждебной обстановке. Мы можем говорить друг с другом совершенно откровенно. У нас хватает своих спорщиков, зачем ещё усиливать вражду? Уже совершенно ясно: кто есть кто? Всё определилось в литературе. Они тянут Россию на запад. Мы занимаемся своей национальной русской литературой – укрепляя её здесь.

В.Б. А что происходит с самой литературой? Почему ее почти не читают?

Куда делись миллионы читателей? С другой стороны, почему многие талантливые писатели молчат? Почему у многих пропала сама воля к писанию? Писатели почувствовали исчерпанность идей, не о чем писать, ибо не знают, что будет завтра. Не знают, куда идёт Россия. Кончилась целая цивилизация. Советская цивилизация. Что будет дальше – сейчас никто не знает. То ли монархия, то ли парламентская республика, то ли диктатура национальная, то ли колониальная. Даже на полгода мы не можем предвидеть. Писатель не знает, куда вести своих героев. Не знает нового языка...

В.Р. Найти себя в новых условиях и обрести новый язык, новую тематику талантливый писатель ещё может. Просто писатель не чувствует потребность и в себе. Три четверти писателей просто исписались. Исчез творческий дух, которым была наполнена наша литературная среда. Мы чувствовали, что людям нужны наши книги. Что их будут читать и будут покупать. Сейчас как бы выкачан творческий воздух. Когда твои книги не нужны, когда надо ходить просить и падать на колени для того, чтобы книжку твою издали, – в таких условиях писатель часто надламывается. Видишь ли, ещё в чём дело. Литературе после каждой революции приходится утверждать себя заново. Так было после семнадцатого года, так и сейчас. Требуется какое-то другое качество литературы. В двадцатые годы литература утверждалась вновь за счёт сильнейших художников – Платонова, Шолохова. "Тихий Дон" – это роман, который нельзя было не читать…

В такие моменты литература должна себя как бы по-новому утверждать. Вспомним, советская литература просто заставила себя читать. Как бы кто к ней ни относился, но она стала всемирным фактором. Это было новое слово. Появился Сергей Есенин, появился Андрей Платонов, литература осветила новый мир таким новым светом, что нельзя было не читать. Она заставила на себя обратить внимание всех...

Вот и сегодня задача литературы – писать так, чтобы нельзя было не читать.

Как нельзя было не читать того же Александра Солженицына "Один день Ивана Денисовича" или "Матренин двор". Также стыдно было не прочитать какие-то вещи из деревенской прозы Белова или Астафьева. Читали все.

Так и тут, я думаю, литература начинает приходить в себя, начинает говорить главные вещи. Вот такую главную литературу вновь будут все читать. Русская литература всегда ищет главное русло в истории страны. Когда будет проложено новое русло новыми произведениями, появятся и новые читатели. Я верю в новый интерес к литературе.