Сердце из пшеницы и ромашек (СИ) - Котенко Елена

— Хочешь кексик?

— Какой?

— Шоколадный. С орешками.

— Ты пекла?

— Да. А Аня украшала.

— Тогда давай.

Лика наблюдала, как это серьёзный парень, тщательно, молча, всухомятку жевал её творение.

— Мне понравилось, — заключил он. Котикова улыбнулась. — Не буду тебе мешать.

Лика не успела возразить, как он встал и отправился к столу на другом конце площадки, сел к ней спиной. Она хотела уже вернуться к занятиям, как заметила приближающуюся к ним тень — женщина, лет сорока пяти, в цветастом халате, парочкой очень лишних килограмм и кипой учебников. Глаза её по-злому блестели, хотя лицо в целом казалось добрым. Увидев её, женщина остановилась и широко улыбнулась.

— Здравствуй, милая. Так это ты моя новая ученица?

— Здравствуйте…

— Я — Маргарита Владимировна, классная руководительница будущего одиннадцатого класса, и твоя тоже.

— Очень приятно, меня зовут Лика.

— Ой, какие у тебя сложные уже занятия, — протянула женщина, бесцеремонно заглядывая в её сборник, и прикрикнула. — Нам такие только снятся, да, Витя?

Котикова напряглась, она заметила, как окаменела спина у парня. Он сцепил руки в замок и поставил на них голову.

— Сидит вон, звезда футбола. Весь год мячи гонял да мух, а в конце спохватился, а уже поздно. Все тесты мне завалил, две из десяти аттестации по предметам, представь. Позорник! Теперь вот мучаемся, занимаемся, всю программу до конца лета не освоит — отправлю его на второй год в Гречиху — будет туда-сюда летать. У, позорник!

Виктор сидел неподвижно. Только каштановые волосы на его голове беспокоил ветер. Лика растерялась, не зная, что ответить.

— Возможно, ему просто нужно чуть больше времени и внимания для усвоения материала.

— Ремня ему нужно! Да кто достанет — амбал такой, хоть пожарным шлангом туши. Да ведь неглупый парень, но ленивый — мама дорогая. Ничего не хочет, хоть убейся.

— Может, тогда ему просто нужно попробовать другой формат учёбы, — промямлила Лика, не зная куда деться от ответа.

— Что мне ему, одиннадцатикласснику, на пальцах показывать что ли? Я одна, их — целая банда. Я всё дала, кто не усвоил — это их проблемы…

Маргариту Владимировна, что называется, понесло: и про Виктора, и про свою работу, и про местных ребят, с которыми Лика даже не успела познакомиться. Её будто держали взаперти годами, и вдруг она вырвалась на волю и смогла рассказать о своих мучениях в школе. Она не понимала, что прицельно уничтожала образ Виктора в глазах новой соседки, ровесницы, да ещё и противоположного пола. В её голове все должны были знать о таком «великом позоре», как неуспеваемость, чтобы коллективно исправить мозги провинившемуся. В её голове не существовало реальности, в которой она — Маргарита Владимировна — была не права и делала что-то неправильно. Сердце Лики сжалось от жалости к этим бедным ребятам, которых учили навешивать ярлыки и душили ими, пока не пропадала всякая способность сопротивляться. Этот спортсмен — тот философ, этот бабник — та зубрила, у таких людей не существовало полутонов, их мозг не вмещал разнообразие цветов мира и пытался примитизировать все вокруг — людей, мнения, события. Так жить проще, и так они живут поколениями.

Маргарита Владимировна, наконец, закончила перемывать косточки своим ученикам, заметив, что интерес Лики пропал, и направила к Виктору, который замер на лавочке подобно статуе. Котикова поспешила надеть наушники и постаралась больше не смотреть в их сторону. Однако её взгляд изредка цеплял, как размахивала руками Маргарита Владимировна, как нервно гонял в руках ручку Виктор, как они повышали друг на друга голос. В конце концов женщина что-то крикнула парню в лицо, швырнула на стол папки и со слезами на глазах едва ли не убежала. Виктор пнул ногой стол и, бросив вещи, скрылся в противоположном направлении, даже не взглянув на неё.

Лика несколько минут грызла карандаш, глядя на оставленные вещи, и в конце концов покинула свое место, чтобы собрать разбросанные бумажки: валялись учебники и тесты за десятый класс, кривые конспекты и хрестоматии, смятые таблички. Котикова подняла их на стол и по инерции стала сортировать: книги в одну стопку, тетрадки в другую.

— Спасибо, но не от всего сердца.

Лика подскочила и резко обернулась. Почему-то мокрый Виктор сел за стол, в упор глядя на неё. Его волосы прилипли ко лбу, а капли стекали прямо на тесты, размывая чернила. И снова был тот нелюдимый злой взгляд, обещающий агонию.

— Там дождь начался? — брякнула Лика.

Виктор глянул за её плечо на улицу, где было сухо, как в пустыне.

— Ага. Потоп.

Котикова вздохнула и протянула ему бумажки. Виктор даже не подумал их взять, поэтому те упали на стол.

— Извини, что залезла. Я… — Лика стушевалась, боясь, что он только сильнее рассердиться.

— Что ты?

— У тебя в одном и том же всегда разные ошибки. Будто ты совсем не смотришь, что решаешь, и делаешь наугад.

— Какая тебе разница?

Лика отвела взгляд.

— Я просто подумала, что, может, тебе не объяснили схему выполнения. Поэтому тебе сложно. Ну ладно, извини, — Котикова хотела юркнуть мимо него к своему месту, но Виктор поймал её за руку.

— Допустим, не объяснили. Что с того?

— Я принесу тебе табличку, — она забрала со своего стола папку с теорией и положила ему перед носом нужное правило, которое помешалось всего на один разворот. — Видишь? Все просто. Здесь ударение, здесь суффикс «а», здесь значение. Вот у тебя слова «блеск» и «блистал» — буква меняется из-за «а».

— Хрень какая-то, — усмехнулся Виктор.

— Великий и могучий, — пожала плечами Лика. — Можешь потренироваться с этой табличкой. Хочешь, я и исключения дам?

— Хочу.

— Их много, все не запомнишь. Поэтому лучше просто их постоянно просматривать, развивать зрительную память.

— Обнадеживает.

— Ну слово «кастрюля» ты же не напишешь с «о»?

— Нет.

— Вот видишь? Что-то уже знаешь.

Виктор погрузился в чтение, и Лика, чтобы ему не мешать, отошла к своему столику. Она успела дорешать вариант, прежде чем он снова подал голос.

— Она ещё вернётся, часам к трём, так что у тебя есть шанс спрятаться.

— Зачем вернётся?

Виктор тяжело вздохнул.

— Я должен сдать ей все тесты за год. И она делает мне мозг ими каждый день. И пока я их, хотя бы удовлетворительно не напишу, она не отстанет.

— Просто тесты? А как же объяснения? Как ты можешь их хорошо написать?

— Надо было на занятия ходить, — ехидно передразнил Виктор учительницу.

— Хочешь, я тебе объясню? — едва слышно предложила Лика.

Виктор обжег ее взглядом.

— Хочу.

Котикова широко улыбнулась, надеясь, что взгляд Виктора смягчится. Она перенесла вещи к нему за стол и, подражая школьной учительнице, взяла длинный карандаш в качестве указки.

Виктор слушал её объяснения внимательно, не как болванка, которой его хотела выставить Маргарита Владимировна. Лика даже решила бы, что он не открывает для себя ничего нового, если бы Виктор изредка и нехотя, словно боясь, не задавал вопросы. Он старался на неё не смотреть, теребил нитки на рукаве и выглядел не слишком вовлеченным.

— Такие дела, — наконец выдохнула Котикова. — Теперь попробуй решить тест. Если что, можешь задавать вопросы.

Виктор молчал потянул к себе бумажку и склонился над ней, закрывая чёлкой ей обзор.

— И лучше низко не наклоняйся, это вредит зрению, — прошептала Лика и тут же закрылась от парня учебником, чтобы не поймать его злой взгляд.

С той стороны учебника постучали.

— Кто там?

Раздалось что-то похожее на приглушенный смех, и Лика даже опустила учебник, чтобы увидеть такое редкое природное явление, как улыбающегося Виктора.

— Какого фига «палисадник» с «а»?

— Это от французского «изгородь», словарное.

— Поле и сад — чего придумывать?

— Ты не думай, ты решай. ЕГЭ — это не про логику, это для рыбок, которые запомнили, что их корм красный, — и Лика чмокнула губами, подражая морским обитателям.