Летающий пролетарий - Владимир Маяковский

вначале и пошла:

скребет и мочалит. Позвонил

гражданину

под нос сам

подносится

чайный поднос. Одевается

ни пиджаков,

ни брюк; рубаха

номерами

не жмет узка. Сразу

облекается

от пяток до рук шелком

гениально скроенного куска. В туфли

пару ног... В окно

звонок. Прямо

к постели

из небесных лон впархивает

крылатый почтальон. Ни - приказ выселиться,

ни - с налогом повестка. Письмо от любимой

и дружеских несколько. Вбегает сын,

здоровяк

карапуз. - До свидания,

улетаю в вуз. - А где Ваня? - Он

в саду

порхает с няней.

На работу.

Сквозь комнату - лифт.

Присел

и вышел на гладь

расцветоченной крыши. К месту

работы

курс держа,

к самому

карнизу

подлетает дирижабль. По задумчивости

(не желая надуть) гражданин

попробовал

сесть на лету. Сделав

самые вежливые лица, гражданина

остановила

авиамилиция. Ни протоколов,

ни штрафа бряцания... Только

вежливенькое

порицание. Высунувшись

из гондолы,

на разные тона покрикивает

знакомым летунам: - Товарищ,

куда спешите?

Бросьте! Залетайте

как-нибудь

с женою

в гости! Если свободны

часа на пол запархивайте

на авиабол! - Ладно!

А вы

хотите пересесть? Садитесь,

местечко в гондоле есть! Пересел...

Пятнадцать минут.

И вот гражданин

прибывает

на место работ.

Труд.

Завод.

Главвоздух.

Делают вообще они воздух

прессованный

для междупланетных сообщений. Кубик

на кабинку - в любую ширь, и сутки

сосновым духом дыши. Так

в век оный из "Магги"

делали бульоны. Так же

вырабатываются

из облаков искусственная сметана

и молоко. Скоро

забудут

о коровьем имени. Разве

столько

выдоишь

из коровьего вымени! Фабрика.

Корпусом сорокаярусным. Слезли.

Сорок

в рвении яростном. Чисто-чисто.

Ни копотей,

ни сажи. Лифт

развез

по одному на этаж. Ни гуда,

ни люда! Одна клавиатура

вроде "Ундервуда". Хорошо работать!

Легко - и так, а тут еще

по радио

музыка в такт. Бей буквами,

надо которыми, а все

остальное

доделается моторами. Четыре часа.

Промелькнули мельком. И каждый

с воздухом,

со сметаной,

с молоком. Не скукситесь,

как сонные совы. Рабочий день

четырехчасовый. Бодро, как белка...

Еще бодрей. Под душ!

И кончено

обедать рей!

Обед.

Вылетел.

Детишки.

Крикнул:

- Тише! Нагнал

из школы

летящих детишек. - Куда, детвора?

Обедать пора! Никакой кухни,

никакого быта! Летают сервированные

аэростоловые Нарпита. Стал и сел, Взял и съел. Хочешь - из двух, хочешь - из пяти,на любой дух, на всякий аппетит. Посуда

самоубирающаяся.

Поел

и вон! Подносит

к уху

радиофон. Буркнул,

детишек лаская: Дайте Чухломскую!

Коммуна Чухломская?.. Прошу

Иванова Десятого! - Которого?

Бритого?

- Нет.

Усатого!.. - Как поживаешь?

Добрый день. - Да вот

только

вылетел за плетень. Пасу стадо. А что надо? - Как что?!

Давно больно не видались.

Залетай

на матч авиабольный. - Ладно!

Еще с часок

попасу и спланирую

в шестом часу. Может, опоздаю...

Думаю - не слишком. Деревня

поручила

маленькое делишко. Хлеба

жарою мучимы, так я

управляю

искусственными тучами. Надо

сделать дождь,

да чтоб - без града. До свидания!

Занятия.

Теперь

поучимся.

Гражданин

в минуту

подлетает

к Высшему

сметанному институту. Сопоставляя

новейшие

технические данные, изучает

в лаборатории

дела сметанные... У нас пока

различные категории занятий. Скажем

грузят чернорабочие,

а поэзия

для духовной знати. А тогда

не будет

более почетных

и менее... И сапожники,

и молочницы

все гении.

* * *

Игра.

Через час

дома.

Oтдых.

Смена. Вместо блузы

костюм спортсмена. В гоночной,

всякого ветра чище, прет,

захватив

большой мячище. Небо

в самолетах юрких. Фигуры взрослых,

детей фигурки. И старики

повылезли,

забыв апатию. Красные - на желтых.

Партия - на партию. Подбросят

мяч

с высотищи

с этакой, а ты подлетай,

подхватывай сеткой. Откровенно говоря,

футбол

тоска. Занятие

разве что

для лошадиной расы. А здесь

хорошо!

Башмаки - не истаскать. Нос

тебе

мячом не расквасят. Все кувыркаются

надо,

нет ли; скользят на хвост,

наматывают петли. Наконец

один

промахнется сачком. Тогда:

- Ур-р-р-а!

Выиграли очко! Вверх,

вниз,

вперед,

назад, перекувырнутся

и опять скользят. Ни вздоха запыханного,

ни кислой мины будто

не ответственные работники,

а - дельфины. Если дождь налетает

с ветром в паре подымутся

над тучами

и дальше шпарят. Стемнеет,

а игры бросить

лень; догонят солнце,

и - снова день. Наконец

устал

от подбрасывания,

от лова. Снизился

и влетел

в окно столовой. Кнопка.

Нажимает.

Стол чайный. Сын рассказывает:

- Сегодня

случайно крыло поломал.

Пересел к Петьке, а то б

опоздал

на урок арифметики. Освободились на час

(урока нету), полетели

с Петькой

ловить комету. Б-о-о-о-льшущая!

С версту - рост. Еле

вдвоем

удержали за хвост. А потом

выбросили

большая больно. В школу

кометы таскать

не позволено.Сестра:

- Сегодня

от ветра скатился клубок

с трех тысяч метров. Пришлось снизиться

нитку наматывать. Аж вся

от ветра

стала лохматовая.А младший

весь

в работу вник. Сидит

и записывает в дневник: "Сегодня

в школе

практический урок. Решали

нет

или есть бог. По-нашему

религия опиум. Осматривали образ

богову копию. А потом

с учителем

полетели по небесам. Убеждайся - сам! Небо осмотрели

и внутри

и наружно. Никаких богов,

ни ангелов

не обнаружено". А папаше,

чтоб не пропал

ни единый миг, радио

выбубнивает

страницы книг...

Вечер.

Звонок.

- Алло!

Не разбираю имя я... А! Это ты!

Привет, любимая! Еду!

Немедленно!

В пять минут небо перемахну

во всю длину. В такую погоду

прекрасно едется. Жди

у облака

под Большой Медведицей. До свидания! Сел,

и попятились

площади,

здания... Щека - к щеке,

к талии - талией,небо

раза три облетали. По млечным путям

за кометной кривизной, а сзади

жеребенком

аэроплан привязной. Простор!

Тебе

не Петровский парк, где все

протерто

задами парок. На ходу рассказывает

бывшее

в двадцать пятом году. - Сегодня

слушал

радиокнижки. Да...

это были

не дни, а днишки. Найдешь комнатенку,

и то - не мед. В домком давай,

фининспектору данные. А тут - благодать!

Простор

не жмет. Мироздание! Возьмем - наудачу. Тогда

весной

тащились на дачу. Ездили

по железной дороге. Пыхтят

и ползут понемножку. Все равно,

что ласточку

поставить на ноги, чтоб шла,

ступая

с ножки на ножку. Свернуть,

пойти по лесу нельзя!

Соблюдай рельсу. А то еще

в древнее время

были так называемые

автомобили. Тоже

мое почтеньице способ сообщеньица! По воздуху

нельзя. По воде

не может. Через лес

нельзя. Через дом

тоже. Ну, скажите,

это машина разве? Шины лопаются,

неприятностей

масса. Даже

на фонарь

не мог взлазить. Сейчас же

ломался. Теперь захочу

и в сторону ринусь. А разве

езда с паровозом!

Примус! Теперь

приставил

крыло и колеса да вместе с домом

взял

и понесся. А захотелось

остановиться вот тебе - Винница,

вот тебе - Ницца. Больным

во время оное прописывались

солнечные ванны. Днем

и то,

сложивши ручки жди,

чтобы вылез

луч из-за тучки. А нынче

лети

хоть с самого полюса. Грейся!

Пользуйся!..Любимой

дни ушедшие мнятся. А под ними

города,

селения проносятся

в иллюминации ежедневные увеселения! Радиостанция

Урала на всю

на Сибирь

концерты орала. Шаля,

такие ноты наляпаны, что с зависти

лопнули б

все Шаляпины. А дальше

в кинематографическом раже по облакам

верстовые миражи. Это тебе

не "Художественный"

да "Арс", где в тесных стенках

партер да ярус. От земли

до самого Марса становись,

хоть партером,

хоть ярусом. Наконец

в грядущем

и это станется прямо

по небу

разводят танцы. Не топоча,

не вздымая пыль, грациозно

выгибая крылья, наяривают