Цемесская бухта - Олег Петрович Орлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С большим интересом разглядывал я и маузер времен гражданской войны и надолго задержался возле панорамы штурма Новороссийска, когда наши отбивали город у фашистов.
О механике Салтыкове я не нашел ничего.
«Что ж, — сказал я себе, — обратимся к научным музейным работникам». И постучал в комнату дирекции.
Там, как только я заикнулся об эскадре, мне сразу сказали:
— Вам нужен Петр Петрович! Петр Петрович был на эскадре! Он был на «Керчи» вместе с Кукелем!
— С каким Кукелем? — спросил я. — Кто такой Петр Петрович?
— А он живет в нашем городе! Старый и уважаемый капитан, Петр Петрович… А Кукель командовал миноносцем «Керчь», который и потопил эскадру. Если хотите, вот его адрес.
— Кукеля?
— Да нет же, Петра Петровича! Кукель, к сожалению, давно умер.
И я скорее записал адрес Петра Петровича. Тут одна женщина, научный работник наверное, спросила:
— А вы вообще разыскиваете моряков с эскадры?
Я ответил, что мой дедушка когда-то служил на одном из кораблей этой самой эскадры.
— И тоже на «Керчи» с Кукелем?
Этого я не мог сказать. Тогда эта женщина, научный работник, подвела меня к окну, из которого виднелся кусочек бухты, и объяснила, что если я сяду на автобус номер шесть и поеду по берегу, то попаду на восточный берег Цемесской бухты. Это историческое место: памятник затопленным кораблям.
Когда я вышел из тихого и прохладного музея, то решил: прежде чем разыскать Петра Петровича, съезжу на ту сторону бухты и посмотрю место, где лежат затонувшие корабли…
Сел я в автобус номер шесть и поехал. Проехал парк, потом порт, где штабелями лежали желтые доски, потом высокие портовые краны, потом большой мост над железной дорогой. На повороте автобус притормозил, и я заметил странный вагон. Точнее, это был остов вагона, весь в рваных дырах. Но я так и не понял, что это за вагон, потому что мы его проехали. Потом замелькали маленькие белые домики посреди зелени и цветов в палисадниках. Дорога начала повторять изгибы берега, и автобус кидало то влево, то вправо. И вдруг на одном из поворотов я увидел этот памятник — факел с пламенем. И факел и пламя были из камня, и когда я выбрался из автобуса и подошел поближе, то прочитал на памятнике надпись:
«ВВИДУ БЕЗВЫХОДНОСТИ ПОЛОЖЕНИЯ, ДОКАЗАННОЙ ВЫСШИМИ ВОЕННЫМИ АВТОРИТЕТАМИ, ФЛОТ УНИЧТОЖИТЬ НЕМЕДЛЕННО.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ СОВНАРКОМА
В. УЛЬЯНОВ /ЛЕНИН/
24 мая 1918 года».
Место, где стоял памятник, было высокое. Скалы уходили отвесно вниз, и спуска к морю не было. Я смотрел на темно-синюю воду и вспоминал дедушку. Здесь когда-то был и его корабль, и дедушка смотрел на эти берега, когда писал бабушке письмо.
И я представил себе, как в этой глубине лежат затопленные корабли… Дредноуты, эсминцы, миноносцы… Одни на ровном киле, как будто плывут еще. Другие — кто на боку, кто ткнувшись кормой или носом в каменное дно… Скользкие водоросли свисают, наверное, с их бортов и колышутся медленным течением. В дулах орудий хоронятся морские рыбы и крабы. И ничто не может нарушить покой затонувшей эскадры. Так я тогда думал.
Я еще не знал, что кораблей здесь нет…
Глава четвертая. ПЕТР ПЕТРОВИЧ
Найдя домик капитана, я постучал в дверь. В ответ странный скрипучий голос произнес непонятные слова:
— Пушки на больварки! Картечью по палубе!
Я замер. Тишина наступила и в доме. Но что это за голос я слышал? Что за непонятные слова? Может быть, это не тот дом?
Я заглянул в клочок бумаги с адресом. Нет, дом тот.
Я постучал еще раз, но более робко. И тот же голос заскрипел снова:
— Боцман, гр-р-р-рязь на палубе! Вздерну на рее!
Я отошел на всякий случай от двери, но тут услышал голос совсем другой и, я бы сказал, очень добрый. Кто-то сказал:
— Федька, перестань безобразничать! В чем дело? Кто-нибудь постучал?
— Постучал, мокрый шкот ему в глотку! — отвечал невидимый и ужасный Федька.
— Войдите! — спокойно сказал добрый голос. — Не заперто.
Я осторожно вошел в коридорчик и осмотрелся. Коридорчик был узкий оттого, что по обеим сторонам его тянулись полки с книгами. Под потолком висела засушенная крупная серая акула с серповидным хвостом и страшной пастью…
Я миновал коридорчик и попал в большую комнату-кабинет. За письменным столом сидел пожилой человек со светлыми и веселыми глазами и седой головой. За спиной его в высокой клетке куполом не жердочке головой вниз висел облысевший от старости попугай. Веки его были в морщинках.
— Чем могу быть полезен? — спросил человек.
— Бросить его в трюм! — сказал попугай. Это и был Федька.
Хозяин же дома, Петр Петрович, дружелюбно указал мне на стул и спросил, пристально на меня глядя:
— Чем обязан вашему приходу?
В тот момент я еще не знал, что знакомлюсь с человеком необычайным во многих отношениях. Поэтому позвольте мне забежать немного вперед и рассказать кое-что о нем.
Начну хотя бы с того, что прапрапрапрадедушка Петра Петровича служил в шведском флоте в те самые времена, когда царь Петр Первый воевал с королем Карлом Двенадцатым. Этот капитан как раз командовал десятипушечным кораблем «Гедан».
«Гедан» и еще один корабль вошли в устье Невы и встали на якорь, даже не подозревая, что с невских берегов за ними следят русские солдаты. Впрочем, шведы знали, что у русских нет больших кораблей и в бой они вступить не посмеют.
Но русские были не дураки: две роты солдат сели в лодки и, пользуясь темнотой, напали на шведов. Шведы кинулись было к пушкам, но лодки русских были уже у них под бортом, и из пушек их было не достать. Шведы обрубили якорные канаты, чтобы уйти, да паруса поднять не успели, как корабли были захвачены. Шведский капитан хоть и храбро отбивался, но должен был спустить флаг и отдать свою шпагу победителям.
— Храбрец! — сказал Петр, обрадованный победой, и велел вернуть капитану шпагу. — Предложите ему служить в русском флоте!
Капитан подумал и согласился. Женился он на русской и первого сына назвал в честь своего победителя Петром. И завещал, чтобы внуков и правнуков называли только Петрами. Так и пошли Петры Петровичи, и все — капитаны.
Вот
