Солнечная лотерея (сборник) - Филип Дик

– Поосторожней!

Но Вейкман, не отрывая глаз от Бентли, медленно продолжал:

– Запомните, что я вам сказал. Вы не связаны сейчас никакой присягой на верность, вот и воспользуйтесь этим. Не присягайте Веррику. Вы станете одним из его слуг. И вам это не понравится.

Бентли похолодел.

– Вы хотите сказать, что здесь присягают лично Веррику? А не просто верховному крупье?

– Именно, – подтвердила Элеонора.

– Почему?

– У нас сейчас некоторая неопределенность. Я пока не могу объяснить вам более подробно. Несколько позже вы получите место в соответствии со своей квалификацией и требованиями. Это мы вам гарантируем.

Бентли схватил свою папку и растерянно отошел в сторону. Его стратегия, его план – все разваливалось прямо на глазах. Все, что здесь происходило, совершенно не соответствовало его ожиданиям.

– Так, значит, я уже на работе? – спросил он с нотками злости в голосе. – Я уже принят?

– Конечно, – небрежно бросил Вейкман. – Веррику нужны специалисты класса восемь–восемь. Вы определенно подходите.

Бентли невольно попятился. Что–то здесь было не так.

– Погодите, – сказал он, совершенно сбитый с толку и растерянный. – Мне надо это обдумать. Дайте мне время для принятия решения.

– Пожалуйста, – безразлично отозвалась Элеонора.

– Спасибо.

Бентли задумался, оценивая сложившуюся ситуацию. Элеонора начала расхаживать по комнате, заложив руки в карманы.

– Есть что–нибудь новое о том типе? – спросила она у Вейкмана. – Я жду.

– Только одно уведомление по закрытому каналу, – ответил Вейкман. – Его зовут Леон Картрайт. Он принадлежит к какому–то культу, это какие–то свихнувшиеся раскольники. Любопытно было бы на него посмотреть.

– А мне нет.

Элеонора остановилась у окна, глядя вниз, на уличную суету.

– Скоро они завоют. Теперь уже осталось недолго. – Она резко вскинула руки и потерла виски. – Господи, может, я все же совершила ошибку. Но теперь все кончено и ничего уже не исправишь.

– Это была ошибка, – подтвердил Вейкман. – Когда ты чуть–чуть повзрослеешь, то поймешь, какая это большая ошибка.

По лицу девушки пробежала тень страха.

– Я никогда не покину Веррика. Я должна с ним остаться!

– Почему?

– С ним я чувствую себя в безопасности. Он позаботится обо мне. Он всегда заботился.

– Корпус телепатов тебя бы защитил.

– Я не хочу иметь дело с Корпусом. Моя семья, мой старательный дядюшка Питер… все выставлено на продажу, как его Холмы. – Она указала на Бентли. – А он думает, что здесь с этим не столкнется.

– Сейчас речь идет не о продаже, – возразил Вейкман. – Здесь дело принципа. Корпус телепатов выше обычных людей.

– Корпус телепатов – та же мебель, как этот письменный стол. – Элеонора постучала длинным ногтем по столешнице. – Можно купить все – мебель, письменные столы, люстры и Корпус телепатов. – В ее глазах промелькнуло отвращение. – Значит, он престонит?

– Да.

– Нет ничего удивительного, что тебе не терпится увидеть его. В каком–то нездоровом смысле мне тоже любопытно посмотреть. Как на какого–нибудь диковинного зверя, привезенного с других планет.

Бентли наконец оторвался от своих мыслей.

– Хорошо! – громко сказал он. – Я готов.

– Отлично! – отозвалась Элеонора.

Она вернулась к столу, подняла одну руку, а другую положила на бюст Веррика.

– Вы присягу знаете? Или потребуется помощь?

Бентли знал присягу наизусть, но медлил, не в силах избавиться от тягостных сомнений. Вейкман стоял, с недовольным видом изучая свои ногти; ему явно не по душе была предстоящая процедура. Элеонора Стивенс пристально смотрела на Теда, и на ее лице отражались эмоции, которые менялись с каждым мгновением. С возрастающим чувством, что он поступает неправильно, Тед начал декламировать присягу на верность маленькому пластиковому бюсту.

Он дошел еще только до середины, когда дверь распахнулась и в комнату шумно вошла группа мужчин. Один возвышался над всеми остальными. Это был крупный широкоплечий человек с серым обветренным лицом и густыми, с металлическим отливом волосами. Риз Веррик, окруженный группой сотрудников, приносивших присягу лично ему, остановился, увидев, что происходит у стола.

Вейкман взглянул на Веррика, неуверенно улыбнулся и ничего не сказал; его отношение к присяге было ясно и так. Элеонора Стивенс застыла, словно окаменела. Покрасневшая и напряженная, она ждала, когда Бентли закончит произносить присягу. Как только он замолчал, Элеонора ожила. Она вынесла бюст из комнаты, затем вернулась и протянула руку:

– Вашу правовую карточку, мистер Бентли. Мы должны держать ее у себя.

Бентли деревянным движением отдал ей карточку. Ну вот, он снова ее лишился.

– Что это за парень? – прогремел Веррик, махнув в его сторону рукой.

– Он только что принял присягу. Восемь–восемь. – Элеонора нервно собирала со стола свои вещи; между ее грудей позвякивали и колыхались счастливые талисманы. – Мне пора надеть пальто.

– Восемь–восемь? Биохимик? – Веррик с интересом рассматривал Бентли. – Хороший?

– Подходящий, – сказал Вейкман. – То, что мне удалось телепатически прощупать, говорит, это высший класс.

Элеонора поспешно хлопнула дверью стенного шкафа, накинула на голые плечи пальто и начала набивать карманы.

– Он совсем недавно из Лирохвоста. – Она, переводя дух, присоединилась к группе, окружавшей Веррика. – И еще ничего не знает.

Тяжелое лицо Веррика от усталости и тревог было покрыто морщинами, но небольшая искорка любопытства проскочила в его глубоко посаженных глазах – тяжелых серых шарах, спрятанных под козырьком толстой надбровной кости.

– Это последний. Остальные пойдут к Картрайту, престониту. Как тебя зовут?

Бентли пробормотал свое имя. Когда массивная рука Веррика вцепилась в его ладонь в крепком рукопожатии, Тед спросил слабым голосом:

– Куда мы направляемся? Я думал…

– На Холм Фарбен.

Веррик со своим окружением направился к выходу, а Вейкман остался ждать нового верховного крупье. На ходу Веррик коротко объяснил:

– Мы будем действовать оттуда. С прошлого года Фарбен принадлежит мне. И несмотря ни на что, я все еще могу принимать присягу там.

– Несмотря на что? – спросил Бентли, внезапно похолодев.

Дверь на улицу была открыта. На них обрушился яркий солнечный свет, смешанный с уличным шумом. В уши ударили выкрики механических информаторов. Группа протискивалась сквозь толпу к летному полю, где их ожидал корабль, и Бентли хрипло спросил:

– Что случилось?

– Вперед, – проворчал Веррик. – Скоро все узнаешь. У нас слишком много работы, чтобы останавливаться здесь для разговоров.

Тед медленно поплелся за группой Веррика, и у него во рту появился медный привкус ужаса. Теперь он все знал. Об этом пронзительно кричали со всех сторон механические информаторы.

– Веррик смещен! – вопили машины. – Престонит стал персоной номер один! Сегодня в девять тридцать утра поворот Колеса Фортуны решил все! Вер–ррр–рик сме–еее–ещен!

Произошла смена власти, на которую указывали предзнаменования. Веррик потерял первую позицию, больше он уже не был верховным крупье. Он упал на самое дно и не имел теперь никакого веса в Директорате.

А Бентли принес ему присягу на верность.

Поворачивать назад было поздно. Он уже направлялся на Холм Фарбен. Они все были захвачены потоком событий, который несся по системе девяти планет, как перехватывающий дыхание зимний шторм.

Глава 2

Ранним утром Леон Картрайт вел свой старенький «Шевроле–82» по узким извилистым улочкам. Его руки твердо сжимали руль, глаза не отрывались от дороги. Как всегда, на нем был вышедший из моды, но безупречный двубортный костюм. На его голове сидела бесформенная шляпа, а в жилетном кармане тикали часы. Все в нем дышало старостью и прошедшими временами; на вид ему было около шестидесяти. Он был высоким и жилистым, с кроткими голубыми глазами и запястьями, покрытыми веснушками. Его руки были тонкими, но сильными и проворными, а лицо спокойным и добрым. Машину он вел так, как будто не доверял до конца то ли себе, то ли старенькому автомобилю.

На заднем сиденье и на полу лежали груды книг и корреспонденции. В углу рядом со свернутым старым плащом приткнулись потрепанная коробка с завтраком и несколько пар поношенных галош. Из–под сиденья торчал заряженный «хоппер–поппер», засунутый туда несколько лет назад.

По обеим сторонам дороги тянулись старые здания с осыпавшейся штукатуркой, пыльными окнами и тусклыми неоновыми рекламами. Это были реликвии прошлого века, такие же как сам Картрайт и его автомобиль. Унылые люди в поношенной рабочей одежде, с руками в карманах и с потухшими недружелюбными глазами слонялись по улицам или стояли, притулившись к стенам домов. Изможденные женщины в бесформенных мрачных плащах волокли продуктовые тележки в темные магазины. Там они будут раздраженно бродить, выбирая продукты, а потом притащат добычу своим несчастным семьям в пропахшие мочой квартиры.