Повесть о молодых супругах - Евгений Шварц

Дверь открывается тихонько. На пороге останавливается Сережа Орлов. Ему под тридцать. Внимателен, без признака рассеянности. Прост – без признака наивности. Общее ощущение – строгости. Но, увидев Марусю, словно светлеет. Не смутившись, не удивившись, кладет Маруся зеркальце на стол.

Маруся. Пришел, Сережа?

Сережа. Пришел. Ты одна?

Маруся. Одна.

Сережа. А я было испугался. Слышу – разговор.

Садятся на диван.

Маруся. Я разговаривала сама с собой.

Сережа. О чем?

Маруся. О себе. И вдруг вижу – ты стоишь в дверях. И тут произошло чудо.

Сережа. Какое?

Маруся. Я не смутилась. Люди всегда смущаются, когда поймаешь их на подобных глупостях. А мне хоть бы что. Вот я какая, значит, стала с тобой. Беззастенчивая. Сережа, мне что-то важное надо было тебе передать, но увидела тебя – и все из головы вон. Видишь, какая я стала. (Хохочет.)

Сережа. Что ты? Ну, чего ты? Окажи.

Маруся. Ты… ты меня передразниваешь. Честное слово. Нечаянно передразниваешь. Что у меня на лице, то и у тебя. Я глаза открою – и ты. Я говорю, а ты губами шевелишь. Каждый день в тебе что-нибудь новое открывается. Значит, ты у меня богатая натура. Сейчас я тебя буду кормить.

Сережа. Мы же договорились, что я пообедаю на работе.

Маруся. А может быть, ты с тех пор проголодался?

Сережа. Нет.

Маруся. Жаль. Очень люблю тебя кормить. Ну хоть корочку хлебную съешь, пожалуйста.

Сережа. Ладно, неси корочку.

Маруся. Бог с тобой, не надо. Ты не сердишься, что я болтаю глупости? Нет, нет, не отвечай, я вижу, что не сердишься. Я нарочно, от хорошего настроения, чтобы тебя рассмешить, чтобы стало тебе весело, как мне.

Сережа. Мне с тобой всегда весело.

Маруся. Вот и славно. Только не трогай меня. Даже за руку не бери. Не надо. Я хочу говорить с тобой. Правда. Говорить – и все тут. А то голова закружится, и разговор оборвется. Сережа, Сереженька. Неужели мы с тобой будем как все?

Сережа. Никогда.

Маруся. Неужели, как все, перестанем мы удивляться друг другу? Пойдут ссоры? Обиды? Ты смеешься? А вдруг? (Встает. Подходит к окну.)

Сережа. Куда ты?

Маруся. Не могу я на тебя больше смотреть. Я тебя так люблю, что даже плакать хочется. (Распахивает окно, и тотчас же в комнату врывается уличный шум.) Вот это весна! Вот это весна так весна! Настоящее лето. Поди сюда, погадаем. (Садится на подоконник. Сережа присоединяется к ней.) Сережа. Как погадаем?

Маруся. Гляди, ребята играют в волейбол. Если правая команда выиграет, то все у нас в жизни будет легко, легче легкого, легче пуха с тополей, и так прекрасно, что даже на общегородской конференции нас будут ставить в пример несознательным супругам. Не смейся. Мало ли что бывает в жизни.

Сережа. Эх! Пасовать не умеют! Каким шкетам доверила ты наше будущее! Хотя вон тот, черненький, подает толково.

Маруся. Ты думаешь, я суеверная? Ну вот ни настолечко. А все-таки, если правые проиграют, Я так расстроюсь! Не смейся, дурачок. Я нарочно говорю посмешнее, чтобы тебя развеселить, а ты веришь. Даже жалко мне тебя стало. Аут! Маленького мячом ударило.

Сережа. Ничего, он смеется.

Маруся. А когда к маме подбежал – заревел.

Сережа. Закон природы.

Маруся. Сережа, а ты детей любишь?

Сережа. Я? Да. То есть как тебе сказать… Я к детям вообще отношусь спокойно, а с грудными – теряюсь.

Маруся. Почему?

Сережа. Загадочные они какие-то. Эх, красиво срезал.

Маруся. Сет болл! Ну, Сережа, гляди в оба, сейчас решается наша судьба.

Сережа. Опять черненький подает. Широко больно размахнулся, как бы в аут не ушел мячик. Ну, бей! Чего мучаешь?

Маруся (закрыв глаза). Хочу, чтобы наши выиграли.

Отчаянный вопль за сценой: «Ребята! В красный уголок кино приехало!»

Сережа. Чего он.

Маруся. В красный уголок приехало кино.

Вопль за сценой: «Для нас! Для среднего возраста!»

Сережа. Да вы доиграйте! Успеете!

Вопли за сценой: «Мяч заберите!» – «А сетку кто снимет – дядя?» – «Ребята, вы мою шапку топчете». – «А ты ее не кидай!» – «Я от радости!» – «Ура! Ой, хорошо! Давай, не отставай!» Вопли удаляются.

Маруся. Не доиграли. Это как понимать?

Сережа. Не хочет нам отвечать твое гадание.

Маруся. Ошибаешься. Это и есть ответ. Никто нам не поможет, не подскажет, все придется самим решать и угадывать.

Сережа. Вот и славно.

Маруся. Славно, только чуть-чуть страшно.

Сережа. Ничего. Столько лет на свете прожили – значит, что-то умеем.

Маруся. Ох! Вспомнила. Ты сказал: «что-то умеем», и я вспомнила. Заходили Никанор Никанорович и Леня. Сегодня твой проект прошел первую инстанцию.

Сережа. Прошел?

Маруся. Да! И Леня говорит, что это уже решает дело. Завтра окончательный ответ. Ну что? Что с тобой? Не уходи!

Сережа. Я не ухожу.

Маруся. Нет, ты ушел. Леня говорит, что вопрос уже, в сущности, решен. Понимаешь?

Сережа. Я все понимаю, Маруся. Я не ушел. Правда. Я с тобой. И в доказательство расскажу, что меня беспокоит. Ты не удивляешься?

Маруся. Я бы то же самое сделала.

Сережа. А я, когда встревожен, не могу говорить, не могу думать, только сержусь. Когда тревожусь за свою работу, сержусь я. Когда ушла она из моих рук и скрылась из глаз. Друзья смотрят – и то страшно. Но тут особый страх – не оплошал ли я. А когда в чужих руках, боюсь я… Никогда об этом не говорил. Боюсь бездельников.

Маруся. Бездельников?

Сережа шагает взад и вперед по комнате. Не отвечает.

Бездельников… Понимаю. Тех, кто боится дела.

Сережа останавливается как вкопанный.

Чего ты удивляешься?

Сережа. Удивляюсь, что ты поняла меня. И ты их видела?

Маруся. Попадались.

Сережа. Смертной ненавистью ненавижу бездельников, которые развивают бешеную деятельность, только бы ничего не делать. Которые способны убить дело, только бы ничего не делать. Их ловят, но они умеют находить мертвое пространство. Необстреливаемое. Чему ты улыбаешься?

Маруся. Мне нравятся, как ты хорошо говоришь. Складно.

Сережа. Все это передумано тысячу раз. Они друг друга узнают и поддерживают, не сговариваясь. В работе – движение. А они боятся движения. И легко убивают работающих… Впрочем, я терпеть не могу, когда меня убивают, и не даюсь. Но в драке – приходится их трогать руками. Понимаешь?

Маруся. Противно.

Сережа. Вот именно. Гляди. (Показывает в окно.) Мы с Леней подсчитали. Когда строился по моему проекту воя тот дом…

Маруся. Знаю я его, знаю, с зеленой крышей. Я нарочно всегда делаю крюк, чтобы мимо него пройти. Даже когда ты меня ждешь.

Сережа. Так вот. Больше ста дней рабочих убил я тогда на борьбу с бездельниками, и они были на краю победы. Никанор Никанорович три раза в Москву ездил. В конце концов, правда, они одного только и добились, что последнюю командировку ему не оплатили. Не утвердили. А меня в коллективной статье, подписанной тремя лентяями, обозвали конструктивистом.

Маруся. Свиньи.

Сережа (смеется). Ты у меня все понимаешь. Ты теперь совсем наша. Все у нас тебя любят.

Маруся. Я тоже. Только на Леню сержусь иной раз.

Сережа. Напрасно.

Маруся. А почему он, когда шутит, всех оглядывает внимательно, смотрит в самое твое лицо – какое впечатление произвел.

Сережа. По близорукости.

Маруся. И все звонит каким-то женщинам. И все разным. Им обидно.

Сережа. Он звонит таким, которых не обидишь.

Маруся. Не сердись. Прости меня. Я стала безумная какая-то. Леня мне понравился бы – прежде. А теперь мне в голову лезет мысль, что он тебя может испортить.

Смеются.

Ты не презираешь меня за то, что я такая безумная?

Сережа. Еще больше люблю.

Маруся. Погоди немножко, и я поумнею.

Сережа. Не смей.

Маруся. Ты не велишь?

Сережа. Запрещаю. Правда. Довольно. Не надо ни о чем думать. Не думай.

Маруся. А вдруг я сойду с ума.

Сережа. И отлично.

Маруся. Ты велишь?