Восьмая горизонталь - Р Подольный

Вся моя жизнь потом была поисками философского камня. Я говорил о нем с индийскими мудрецами, и они одобрили мои пути. Я говорил о нем с мудрецами Запада - и они говорили мне, что время алхимии прошло, а философский камень невозможен. И я вспоминал два фунта и шесть унций золота, оставшиеся на столе, когда под ударом моего молотка разбилась реторта.

Я изучил язык римлян, чтобы прочесть книги покойного хозяина, но и среди книг его не увидел трудов по герметической науке. А самому мне не найти философского камня, не найти, не найти. Хотя я бы отдал гору из философского камня за один бокал эликсира молодости".

Дальше шла воркотня в адрес "второго гения" его жизни, туманные фразы о смысле человеческого существования... и все.

- Ну как? - спросил меня профессор.

Я достал блокнот.

- Все зависит от того, кто автор рукописи и о каких гениях здесь идет речь.

Профессор улыбнулся:

- Ясно только, что рукопись написана почерком восемнадцатого века. Скорее всего, в последней четверти восемнадцатого века. Детальный анализ содержания и почерка показал, что автор действительно глубокий старик, действительно знавший много языков. Старик, видимо, вправду пережил немало приключений. Долго жил в Европе, в оборотах речи чувствуется влияние одного из романских языков. Какого - сказать трудно. В рукописи встречаются имена мелких немецких князей, английских, французских, итальянских любознательных аристократов, ученых, художников, артистов, торговавших с Востоком купцов. И только два "гения его жизни" ни разу не названы по имени. Может быть, это сделано без сознательного желания скрыть их фамилии; возможно, автор, наоборот, полагал, что читатель сразу поймет, о ком именно идет речь. Обозначают же Аристотеля в восточной средневековой литературе словом "Философ" с большой буквы. Правда, в рукописи не указаны ни страны, в которых автор встретился с "гениями", ни языки, на которых он с ними говорил. Боюсь, что речь все-таки идет о мелких ученых, последних алхимиках XVIII века. Впрочем, я ведь только специалист по восточным языкам. Может быть, знатоки западной науки той эпохи что-нибудь подскажут?

- Знаете, - я замялся, но потом решился: - Имя второго гения назову вам я.

- Ого! - Знаток впервые сменил свою бесконечно снисходительную улыбку на более эмоциональное выражение лица: - Ого! А ну-ка!

- Я люблю Дюма, профессор. А у него есть роман "Жозеф Бальзамо". Это о графе Калиостро, профессор. У Бальзамо, который позже выступал под именем графа Калиостро, был учитель по имени или прозвищу Альтотас. Армянин.

- Это можно проверить?

- У вас в библиотеке должен быть весь Дюма. И есть еще такая книга на русском: "Знаменитые авантюристы XVIII-XIX веков". Там тоже упоминаются и Калиостро и Альтотас.

- А кто такой граф Калиостро? - торопливо спрашивала меня молодая архивистка, когда мы с ней, едва поспевая за профессором, бежали по лестнице в библиотеку.

- Называл себя волшебником, прорицателем, великим исцелителем. Дурачил королей и князей, в том числе нашего Потемкина. В конце концов попался на уголовщине перед самой французской революцией. Кончил жизнь в Риме, в тюрьме.

- ...Да, это так. - Профессор, совсем недавно олимпийски спокойный, теперь был возбужден до крайности. - Был у Калиостро учитель по имени Альтотас! Был!

- Для редакции одного Калиостро, пожалуй, маловато, - сказал я. - Вот узнать бы, кто первый "гений"! Если он окажется личностью покрупнее...

СОН ПЕРВЫЙ. У ГРАФА КАЛИОСТРО

Сырые каменные стены, у одной из них кое-как сколоченный топчан, на нем лежит толстенький человек с умным и немного хищным лицом. Я присаживаюсь на край топчана и спрашиваю:

- Do you speak English, monseur Josef?

- Какой болван меня будит! Могу я хоть в тюрьме выспаться или нет?

- А вы и так спите, мсье Жозеф. Я вам снюсь.

- "Я"? Кто этот "я", во имя всех дьяволов?!

- Я из России, журналист.

- Я был у вас. В Санкт-Питербурхе, еще кое-где... Что-то я вас не помню, молодой человек.

Жозеф Бальзаме, покряхтывая, растирая руками широкую волосатую грудь, сел на кровати. Роскошный бархатный халат, слишком просторно висевший сейчас на его плечах, явно успел повидать виды, обрюзгшее лицо было бледно. Да и откуда взяться румянцу на лице человека, второй год сидящего в тюрьме?

- А память у меня хорошая, - продолжал Калиостро. - И потом... Что это вы на себя напялили? Скажите, ну скажите же мне, что это последняя русская мода! Какой-то изуродованный сюртук, штаны совершенно немыслимые... У меня чуткий сон. Почему же я не слышал лязганья засова? Может быть, вы хотите помочь мне бежать? Ради бога! Говорите быстрее, что я должен делать? Спасите меня!

- Это не в моих силах, мсье Жозеф. Увы. Я ведь вам снюсь. Для вас меня еще нет на свете. Я моложе вас на два столетия, мсье Жозеф.

- Мсье Жозеф! Почему не монсиньор? Почему не господин граф? Значит, вы не верите в меня?

- Я слишком много о вас знаю, мсье Жозеф.

- Так звали бы тогда по-русски: Осип Карлович - как князь Потемкин.

- Мне не хочется звать вас по отчеству, мсье. Я не слишком вас уважаю, хотя кое-чем, вы мне, бесспорно, нравитесь.

- На дьявола мне ваше уважение, мсье невежа! Я приближенный древних фараонов и новых королей, Великий кофт розенкрейцеров и вождь масонов...

- Я слишком много о вас знаю, мсье Жозеф.

- От кого?

- Ну, скажем, от Альтотаса.

- Эта старая сова, ко всему, еще и болтлива? Ну, дайте мне только выйти отсюда...

- Вам не выйти отсюда, мсье Жозеф. Это ведь замок святого Ангела. В Риме.

- Неужели Великий кофт, мари мудрец, не может повторить то, что сделал какой-то ювелир по имени Бенвенуто Челлини?

- Да, великий художник, скульптор и ювелир Бенвенуто бежал отсюда. Но у него были, кроме гениальности, железная воля, стальные мышцы. Ну и невероятное везение. А вы силой никогда не отличались, мсье Жозеф, и на папских харчах не окрепли, конечно. А уж насчет везения...

- Тогда зачем вы здесь? Если я выйду на свободу... Нет, когда я выйду на свободу, я вызову тебя на дуэль, человек, вселивший в меня ложные надежды!

- Такую же дуэль, какую вы предложили некоему врачу?

- А! Ты действительно кое-что обо мне знаешь. Да, меня вызвал на поединок врач вашего великого князя Павла Петровича. Кстати, как он сам, этот принц Поль?

- Давно умер, ведь прошло уже почти два столетия...

- Ну да, ну да, ты же мне снишься... А я предложил этому лекарю дуэль на свой лад. Каждый дает другому изготовленный им самим яд - не зря же мы оба врачи, и победит тот, кто сумеет найти противоядие... Ладно, мне было приятно вспоминать прошлое, поэтому давай расстанемся без обиды. Наверно, уже утро. Пора просыпаться.

- Одну минуточку! Скажите, какого великого человека учил Альтотас до вас?