Шоу Девочек (ЛП) - Гартон Рэй "Артур Даркнелл, Джозеф Локи"

Бенедек нажал кнопку "ВВЕРХ" большим пальцем в перчатке, затем встал, сложив руки спереди, лицом к серебряным зеркальным дверям лифта. Он был очень высоким мужчиной с широкими плечами и большой грудью; крупный, но не толстый. Лицо выглядело длинным и гуттаперчевым, и некоторые отвратительно честные люди иногда сравнивали его с мордой бассет-хаунда. Чёрная шевелюра пестрела постоянно появляющимися пятнами седины, а в густых темных бровях блестели отдельные волнистые серебряные волоски. Ему было сорок семь лет, и он выглядел не моложе и не старше.

- Хотите, чтобы я позвонил, мистер Бенедек? - спросил Норман.

- Нет, спасибо. Она ждет меня к завтраку.

Лифт прибыл с тихим звяканьем, и двери мягко распахнулись. Бенедек вошел внутрь, нажал кнопку семнадцатого этажа и начал ждать. Двери закрылись, и он услышал из громкоговорителя едва различимую музыку, так ему ненавистную. Сегодня утром это был хор, поющий старую вещь Битлз. С кучей струнных инструментов. И солирующим сопрано. Бенедек снял перчатки и сунул их в карманы пальто.

Сестра Уолтера Бенедека Дорис Мэйси жила на семнадцатом этаже. Вернон, предположительно, должен был уже уйти на работу, но, - подумал Бенедек, - может быть и нет. Дженис, которая на самом деле не жила там, а только делала вид, станет смотреть игровые шоу со своей матерью. А Дорис. Что ж, Дорис, вероятно, свернется калачиком на диване, уставившись в телевизор, но на самом деле ничего не видя. Она будет сидеть, грызя ногти, нервно дергая ступней, беспокоясь о Верноне.

Она пришла к Бенедеку чуть более двух недель назад. Он открыл дверь своей квартиры и обнаружил ее, стоящей в коридоре с глазами, суженными от беспокойства. Беспокойства за Вернона. Он вел себя... как-то не так. Не был похож на самого себя. Допоздна задерживался на работе, иногда до рассвета, чтобы потом только принять душ и отправиться обратно. Не ел, легко терял самообладание и выглядел очень бледным. Сначала, как Дорис сказала ему, она думала, что у него интрижка на стороне. Потом она начала бояться за его здоровье.

- Он всегда был таким стойким, - сказала она Бенедеку, когда они сидели за его кухонным столом и пили кофе. - Никогда не говорил мне, если болен. Даже серьезно болен. Пожалуйста, Уолтер, у тебя скоро отпуск, не так ли? Может ты смог бы... о, просто побыть с ним какое-то время? Я, правда, не знаю, в чем дело, но ему что-то нужно. Кто-то. И я не могу достучаться до него. Помоги мне, Уолтер. Пожалуйста!

Бедная робкая, безвкусная, добросердечная Дорис, которая, когда еще была молодой и незамужней женщиной, могла бы найти себе кого-нибудь намного лучше, чем этого одутловатого, толстопалого бизнесмена со сдержанной речью и постоянно хмурым взглядом. Бенедек вздохнул и покачал головой, вспоминая, насколько жизнерадостной являлась его старшая сестра, когда они были детьми, и насколько отличался от нее Вернон.

Бенедек не разговаривал со своим зятем. Даже не пытался. Он никогда не чувствовал себя комфортно с Верноном Мэйси. Они всегда не ладили друг с другом. Но у него в запасе имелось немного времени, несколько недель долгожданного отпуска от работы в "Таймс". Поэтому, однажды утром он проследил за Верноном, оставаясь вне поля зрения. И тот пошел не на работу, а на Таймс-Cквер, прямо в какое-то темное местечко под названием "Шоу Девочек". За годы работы в качестве репортера взор Бенедека стал необычайно острым, и он не сомневался в то утро, наблюдая выражение лица своего зятя, проходящего через черный занавес, что Вернон Мейси не только знал, куда идет, но и бывал там раньше.

Бенедек следил за ним еще несколько раз после этого, и каждый раз Вернон возвращался в "Шоу Девочек". Это беспокоило Бенедека, хотя он не знал, почему. Как и не знал, что его так насторожило в этом темном, неприметном маленьком пип-шоу. Может, сработала его репортерская интуиция, предчувствие. Однако, Уолтер Бенедек за все годы своей работы ни на минуту не верил в интуицию или предчувствие.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он не разговаривал с Дорис о ее муже с тех пор, как она попросила его о помощи пару недель назад. Уолтер знал, что она спросит его об этом за завтраком, и не знал, что ответить. Он предположил, что новости о порочном времяпрепровождении Вернона будут лучше, чем вообще никаких новостей. По крайней мере, она поймет, что он не болен, и не встречается с другой женщиной. По крайней мере, не так, как она подозревала.

Но вместе с облегчением на ее лице появится и боль. Ее верхняя губа скрутится будто старый лист, а слезы заблестят, как алмазы, в уголках глаз.

Дорис будет очень больно.

Лифт остановился и двери распахнулись. Бенедек повернул налево по коридору. Он остановился возле квартиры своей сестры и нажал кнопку звонка. Услышав приглушенный гул внутри, он решил, что скажет Дорис, что Вернон просто переживает кризис, о котором так много говорят, второй в своем роде подростковый возраст. Самому Бенедеку подобное объяснение не казалось достаточно удовлетворительным, но это должно было сработать. Он не думал, что сможет выдержать взгляд ее блестящих слезами глаз.

Уолтер ждал знакомого звука движения за дверью, щелканья открываемых замков. Но все, что он слышал, был телевизор.

- ...и Джерри Мазерс в роли Бивера, - радостно говорил диктор под веселую музыкальную тему.

Бенедек снова нажал кнопку.

Телевизор продолжал громко вещать внутри.

Его густые брови плотно сжались над носом, он поднял большую руку и несколько раз постучал костяшками пальцев по двери.

- Руководствуйтесь своим носом, - пел телевизор, - он всегда учует... запах фруктов...

На этот раз Бенедек сжал кулак и замолотил им, крича:

- Дорис? Дженис? Это Уолт, - oн приложил ухо к двери.

- И вы найдете запах фруктов в каждом кусочке...

Бенедек повернул ручку двери. Та оказалась незапертой и приоткрылась. Холодок распустился будто цветок в животе Уолтера. Казалось, Дорис каждый месяц устанавливала на дверь новый замок, и она никогда не оставляла их незапертыми, даже в такую рань.

После секундного колебания Бенедек открыл дверь и вошел внутрь. Из проема открывался вид на половину телевизора в гостиной в конце короткого коридора. А перед телевизором он заметил две ноги в пушистых белых шлепанцах, две обнаженные ноги, лежащие очень неподвижно, и брызги красновато-коричневого цвета на кремовом ковре вокруг них.

- Боже, Дорис? - позвал Уолтер, почти закричал, бросившись по коридору и оставив за собой дверь открытой.

Свернув за угол, он увидел сестру, лежащую навзничь на полу. Ее кровь казалась темной и покрывшейся коркой на ковре вокруг.

Ладонь Бенедека прижалась ко рту, он подавился, затем сглотнул и несколько раз вздохнул, чтобы избежать рвоты. Уолтер шагнул вперед и опустился на одно колено рядом с телом сестры. Затем – на другое колено. Потом – на одну руку. Он протянул другую руку, чтобы прикоснуться к ней, но не смог этого сделать.

- О, Господи, сестренка? Сестренка? - прохрипел он.

Её халат был распахнут, а ночная рубашка - шелковая, темно-синяя, очень строгая - разорвана почти по всей передней части, обнажая плоть, ставшую теперь мраморно-белой. Каштановые волосы спутались и промокли кровью. Глаза и рот были широко открыты. Как и горло. Разодранная плоть обнажала кровь, хрящи и трахею. Это напоминало садовый шланг, разжёванный собакой пополам. Рана простиралась до самой груди, и розовато-белая кость просматривалась сквозь высыхающую кровь. Но хуже всего оказались руки. Пальцы одной были запутаны в сухожилиях, проходивших вдоль шеи, а другой - сжимали левую ключицу, как у человека, умирающего от удушья, пытающегося стянуть узкий воротник своей рубашки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- О, Боже, сес... - его слезы капали на ее тело, а большие плечи вздрагивали от тихих рыданий. Он неожиданно сел, потом, задыхаясь, вскочил на ноги, - Дженис! - cначала он тихо произнес имя, затем взревел: - Джеее-нис! - бросившись через гостиную на кухню.