Тебе и Огню - Владимир Колотенко

 " Чик-чирик..."

 - Зачем ты отпустил?

 Я не отвечаю. Я беру седьмой комочек. Или восьмой. Они видят, что я беру глину, а не ловлю птиц руками. Они это видят собственными глазами. Черными, как маслины. И теперь уже не интересуются нимбом, а дрожат от восторга, когда из обыкновенной липкой вялой глины рождается маленький юркий звоночек:

 - Чик-чирик...

 Это "чик-чирик" их потрясает. Они стоят, мертвые, с разинутыми от удивления ртами. Такого в их жизни еще не было. Когда последний воробышек взмывает в небо со своим непременным "чик-чирик", они еще какое-то время, задрав головы, смотрят заворожено вверх, затем, как по команде бросаются лепить из глины своих птичек, которых тут же что есть силы бросают вверх. Бросают и ждут.

 "Бац, бац-бац... Бульк..."

 Больше ничего не слышно.

 - Послушай, - кто-то дергает меня за рукав, - посмотри...

 Он тычет в нос мне своего воробышка.

 - Мой ведь в тысячу раз лучше твоего, - говорит он, - и глазки, и клювик, и крылышки... Посмотри!

 Он грозно наступает на меня.

 - Почему он не летает?

 Я молчу, я смотрю ему в глаза и даже не пожимаю плечами, и чувствую, как они меня окружают. Они одержимы единственным желанием: выведать у меня тайну происходящего. Я впервые в плену у толпы друзей.

 А вскоре их глаза наполняются злостью, они готовы растерзать меня. Они не понимают, что все дело в том... Они не могут допустить, что...

 У них просто нет нимба над головой, и в этом-то все и дело!..

 Я этого тоже не знаю, поэтому ничем им помочь не могу. В большинстве своем они огорчены, но кто-то ведь и достраивает плотину. Ему вообще нет дела до птичек, а радуги он, вероятно, никогда не видел, так как мысли его увязли в липкой глине.

 Затем они бегут домой, чтобы рассказать родителям об увиденном. Они фискалят, доносят на меня и упрекают в том, что я что-то там делал в субботу. Да, делал! Что в этом плохого? И наградой за это мне теперь звонкое "чик-чирик". Разве это не радость для ребенка?!

 Им это ведь и в голову не могло прийти: я еще хоть и маленький, но уже Иисус...

 Потом, повзрослев, Он добавил:

 - Да, и вот еще что: каждый день, каждый день, встав на цыпочки, я тянусь к Небу, к Христу...

 И к кресту, тоже...

 - И тут Тина, - предполагает Лена, - конечно же, не могла не...

 - Нет-нет, - возражаю я, - как раз Тина-то и...

 - Нет, правда?

 - Да, - киваю я, - правда! Она-то как раз и пришла к выводу, что...

 Лена соглашается.

 - Когда Он совсем уже вырос, - продолжаю я, - стал взрослым мужчиной, мужчиной с крепкими признаками труда и воли, прочно стоящего на земле, набрался сил и оперился, мы спросили его:

 - Кто Ты? Ты Кто?..

 - Иисус, - отвечал Он просто.

 Он стоял перед нами, как на допросе.

 - Ты Бог?

 Вопрос задала Юля, но Он отвечал всем нам.

 - Вы сказали.

 Он и не думал отказываться от Своей роли. Бога! Вышла заминка: мы ведь не учили Его ничему такому, что давало Ему право так отвечать. Даже Лев, наш великий наставник, был изумлен.

 - Чем ты занят сейчас? - спросил я.

 Он сделал вид, что не расслышал вопроса.

 - Ты счастлив? - спросила Тамара.

 - Разве кто-то из нас может на это ответить? - ответил Он вопросом на вопрос.

 Мы каждый день наблюдали Его: Он рос веселым подвижным парнем, не всегда побеждал в играх, поражениям не расстраивался, нырял довольно глубоко, был среди лучших наших шахматистов, не любил уединений, но и шумных компаний избегал. Рослый, за сто восемьдесят, рыжие волосы (обычная стрижка), рыжие усы и не очень густая аккуратно подстриженная кирпично-рыжая, точно крашеная бородка, и, конечно, глаза, дивные огромных размеров презеленые глаза - два немыслимых изумруда со щепоткой лазури... Или крапинками охры, золотистой охры...

 - Как у Тины? - спрашивает Лена.

 - Похоже...

 Он привлекал внимание женщин и пользовался авторитетом среди знатоков восточных учений и единоборств... Ему были по плечу... У Него ни в чём не было... Он мог позволить Себе... Мы просто диву давались, когда Он...

 И вот он вырос... Бог!

 Мы продолжали пытать.

 - Тебе приходилось стыдиться? - неожиданно спросила Тая.

 - Ну, конечно! - сказал он, - как и каждому, у кого есть совесть.

 Мне казалось, что между нами была какая-то таинственная настороженность, и поэтому разговор наш, не совсем, так сказать, клеился. Нам что-то мешало проявить дружескую душевность. Что? Какая-то подспудная неловкость сидела в каждом из нас, и Иисус, не заботясь о церемониях, давал нам об этом знать своей беспримерной покорностью и радушием. Он просто стоял перед нами и мило улыбался.

 - Садись, - предложил Жора.

 - Спасибо, - поблагодарил он по-английски.

 Он уселся в кресло-вертушку, нога на ногу, бледно-голубые джинсы, желтые кроссовки, белые носки...

 - Кофе? - предложила Инна.

 - Охотно!..

 И вот мы устроили ему настоящую пытку. Синедрион! Каиафа и Пилат, и толпа ротозеев... Именно так мне представлялась наша беседа.

 Мы рассказали ему все, что тогда знали. Все!.. Об этом загнивающем мире.

 - Верно, - сказал он, - теперь можно.

 - Что можно?

 - Творить Суд. Пришло время Страшного Суда, ваше время. Теперь я спокоен.

 - Чего же Ты боялся?

 - Ничего. Но теперь я уверен.

 Мы не понимали.

 - Какие же вы, право...

 - Не судите, да не судимы будете! - тихо произнёс Юра.

 Иисус улыбнулся:

 - Есть суд и есть Суд, - сказал он, - вы понимаете...

 Мы понимали.

 - А что Тина, - спрашивает Лена, - как она нашла вашего Иисуса? Они ведь наверняка обсуждали ход...

 - Ага. Даже шептались, - говорю я. - Жора тогда... Злился! Когда ему удалось...

 - Жоре?

 - Иисусу!

 Затем он сказал, разъяснил нам то, что мы знали и без него:

 - Если вам удалось меня воскресить, стащить снова с Небес на Землю, если я вам зачем-то стал снова нужен, значит, вы и есть теперь то племя и то поколение, что готово жить на земле по-новому, вместе со мною в каждом из вас и во мне. И нет у вас другого пути, ибо сказано же: «Я есть путь и истина и жизнь».

 - Значит, мы, теперь мы вершители Суда Страшного?

 - Мы.

 - Страшного?

 - Да. Страшно ведь жить не рожденным вечно. А все, все неправедные так и останутся жить в виде праха. Их семена никогда не взойдут. Разве может быть во Вселенной что-то более страшное, чем жить мертвым? Ничего! Да, нужна свежая кровь. Пришло время омолодить седины человечества. Ведь это - моя профессия. Но и ваша воля. И коль скоро...

 - Да. Но как? Каким таким образом собираешься ты вершить этот самый Суд?

 - Только мне дано Небом знать как. И я не желаю...

 - Это тайна, которую ты не можешь раскрыть?

 Тина только наблюдала.

 - Это тайна и чудо для вас, для меня же обычное дело.

 - Не юли, скажи просто. Ты же можешь раскрыть свою тайну простыми словами?

 - Отчего же! Конечно! Но я не желаю, чтобы...

 - Так скажи нам, скажи...

 - Отчего же, слушайте: Святое Зачатие - вот Мой Путь...

 - Святое Зачатие?

 - Ты не ослышался, повсеместный сев моих генов.

 - Повсеместный сев?

 - Повсеместный и поголовный.

 - Поголовный?

 - Повсеместный и почти поголовный сев моих генов.

 - Поголовный?! - воскликнула Юля.

 Тина не задала ни одного вопроса!

 - Да, сейчас этому миру необходимо поголовное преображение.

 Он слово в слово повторил Жорины слова: «Поголовное преображение».

 - Да, но как Ты собираешься себя сеять? Не станешь же Ты?..

 - Нет, не стану. Мне не нужно иметь свой гарем с тысячами наложниц для того, чтобы мои гены, ворвавшись в мир людей, преобразили тела их и души. У меня есть для этого Святой Дух, мое, как вы его называете, биополе, а точнее и сегодня уже привычнее - подвластное только мне информационное поле Земли, которое способно превратить плотника в Бога. Для вас это было диво, единичное чудо, потрясение, теперь же это будет обыденным делом, да, обыкновенной рутиной. Ключ же - в Библии. Здесь содержится вся информация о прошлом и будущем как отдельного человека, так и всего человечества в целом. Библия - это компьютерная программа, способная принимать и передавать сведения с информационного поля планеты. Космический код Ветхого Завета легко читается, если знаешь ключи... Я - знаю! Требуется лишь небольшое усилие добра и света, нужна воля... И вот я сегодня здесь, с вами, сотканный вашими желаниями и чаяниями и наполненный, как сосуд вином, жаждой преображения. И воля моя - непреодолима! Она и преобразит этот мир! И спасет...

 - И спасет?

 - Я буду строго судить каждого, и в этом будет спасение многих.

 - Значит, скоро мы?..

 - Суд давно идет. Оглянитесь! Разве вы не видите начала конца? Иоанн ведь в своем Откровении вам всё рассказал. Апокалипсис! Да и я вот он - перед вами. Пришёл! Вашими усилиями! Где-то здесь уже и Антихрист притаился пока, но уже подает признаки своей дьявольской жизни.