Спрут - Фрэнк Норрис

- Но ведь то, что мне нужно, находится где-то здесь,- бормотал он, проезжая по мосту через Бродерсонов ручей.- Романтика, истинная романтика где-то здесь. Вот ухватить бы ее!

Пресли огляделся вокруг, словно в поисках вдохновения. Он еще не проехал и половины северного, самого узкого, сектора ранчо Лос-Муэртос, имевшего в этом местe восемь миль в ширину, и все еще находился на территории господской усадьбы. В нескольких милях к югу едва различалась проволочная изгородь, отделявшая эту часть ранчо от сектора номер 3, а на севере, вдоль полотна железной дороги, чуть видимый в голубом мареве и блеске полуденного солнца, тянулся длинный ряд телеграфных столбов, обозначавший северо-восточную границу владений Деррика. Дорога, по которой ехал Пресли, была почти идеально прямой. Впереди, но на небольшом расстоянии, виднелся исполинский вечнозеленый дуб и красная крыша Хувеновского амбара.

Вокруг, куда ни глянь, расстилалась гладкая равнина. Урожай только что сняли. На много миль простирались одни лишь сжатые поля. Если не считать виргинского дуба на участке Хувена, нигде не видно было ни клочка зелени. Пшеничная стерня была грязно-желтого цвета; земля сухая, выжженная, потрескавшаяся, уныло бурая. По обочинам дороги толстым серым слоем лежала пыль, и в обе стороны уходили, теряясь за горизонтом, нескончаемые линии проволочной изгороди. Вот и все; да еще выгоревшая голубизна неба и дрожащий от зноя воздух.

А кругом мертвая тишина. Убрав урожай, как бы мал он ни был, фермы словно погрузились в спячку; казалось, земля, отмучившись и отдав людям плоды чрева своего, уснула крепким сном.

Это была пора межсезонья, когда все работы уже закончены, когда все в природе на время словно замирает. Нет ни дождя, ни ветра, ни роста, ни жизни; даже у стерни, казалось, не хватает сил на то, чтобы начать гнить. Лишь одно солнце продолжает свое движение.

К двум часам Пресли добрался до фермы Хувена, состоявшей из двух-трех закопченных деревянных строений, вокруг которых вертелась целая свора собак; да еще пара свиней бесцельно слонялась по двору; под навесом у сарая валялась сломанная сеялка, которую доедалa ржавчина. А надо всем высился огромный вечнозеленый дуб, самое большое дерево во всей округе, могучий и величественный. Пучки омелы и гирлянды мха свисали с его ствола. На нижнем суку висел «сейф» Хувена - квадратный ящик из проволочной сетки для хранения мяса.

Форма Хувена была на редкость удачно расположена. Здесь Нижняя дорога пересекала главный оросительный канал Деррика - широкую канаву, еще не совсем готовую, которую совместно сооружали Деррик с Энникстером - арендатором ранчо Кьен-Сабе. Канал перерезал дорогу под прямым углом, отделяя ферму Хувена от земель, принадлежащих городу Гвадалахара, находившемуся в трех милях отсюда. Кроме того, канал служил естественной границей между двумя секторами ранчо Лос-Муэртос - первым и четвертым.

Теперь перед Пресли лежали на выбор два пути. Целью его поездки был родник, прятавшийся среди холмов в восточной части Кьен-Сабе, откуда брал свое начало Бродерсонов ручей. Кратчайшим путем туда был Проселок. Когда он проезжал мимо фермы, в дверях дома показалась миссис Хувен; ее маленькая дочка Хильда, в мальчишеском комбинезоне и неуклюжих ботинках, держалась за ее юбку. В окно было видно Минну, старшую дочь, занятую стиркой. Это была очень красивая девушка, чьи любовные похождения предоставляли на ранчо Лос-Муэртос неисчерпаемую тему для пересудов. Миссис Хувен, немолодая, увядшая, бесцветная женщина, не обладала ни одной характерной чертой, которая выделяла бы ее из тысячи других женщин того же типа. Она равнодушно кивнула Пресли, заслонив локтем глаза от солнца.

Пресли как следует нажал на педали, и велосипед его понесся стрелой. Он решил все-таки доехать до Гвадалахары. Переехав по мостику через канал, он быстро покатил по последнему отрезку Нижней дороги, отделявшей ферму Хувена от города. Сейчас Пресли находился в секторе номер четыре - единственном секторе ранчо, где пшеница удалась, несомненно, благодаря протекавшей здесь Монастырской речке. Но он больше не отвлекался пейзажем. Ему хотелось одного: поскорее добраться до места. Он так мечтал провести весь день в поросших лесом холмах северной окраины Кьен-Сабе - почитать на свободе, побездельничать, покурить трубку. А теперь оказалось, что если он попадет туда часам к трем, то и на том спасибо. Через несколько минут Пресли доехал до проволочной изгороди, знаменовавшей границу фермы. Здесь же проходила линия железной дороги, а чуть подальше виднелось нагромождение крыш и отдельные глинобитные домишки, разбегающиеся по сторонам. То была Гвадалахара - небольшой городок. Поближе, прямо у Пресли перед глазами, находились вокзал и товарная станция ТиЮЗжд, крашенные в два цвета - серый и белый - по-видимому, общепринятая расцветка для всех административных зданий этой корпорации. На станции не было ни души. Утренний поезд давно прошел, дневной ожидался не скоро. Со стороны кассы до Пресли доносился неравномерный стрекот телеграфного аппарата. Громадная рыжая кошка весовщика, подобрав под себя лапки, спокойно спала в тени под багажной тележкой. Три платформы со сверкающими яркими красками сельскохозяйственными машинами стояли на запасном пути, а чуть подальше, у стрелки, тяжело пыхтел под равномерное постукивание поршня огромный тяжеловоз, не оснащенный предохранительной решеткой.

Но, очевидно, судьбе было угодно, чтобы Пресли в этой его поездке то и дело что-то задерживало: перетаскивая велосипед через пути, он услышал, к своему удив-лению, что кто-то его окликнул:

- Приветствую вас, мистер Пресли! Что новенького?

Пресли растерянно вскинул глаза и увидел Дайка, знакомого машиниста, который высунулся из бокового окошка паровоза, навалившись грудью на сложенные руки. Но в данном случае задержка не вызвала у Пресли досады. С Дайком они были знакомы давно и находились в самых дружеских отношениях. Лишенная оседлости жизнь машиниста казалась ему на редкость заманчивой, и Пресли не раз проделывал с Дайком путь от Гвадалахары до Боннвиля. А раз так даже прокатился с ним от Боннвиля до самого Сан-Франциско.

Дайк жил в Гвадалахаре, в одном из домиков, переделанных из глинобитных хижин; жил он там с матерью, жена Дайка умерла лет за пять до того времени, к которому относится наш рассказ, оставив ему маленькую дочку, Сидни, которую он и воспитывал, как умел. Сам Дайк был крепкий, видный малый, с широкими плечами, мощными волосатыми руками и необычайно громким голосом. Рядом с ним Пресли выглядел заморышем.

- А-а, здорово! - отозвался Пресли, подходя к паровозy. - Что это ты здесь делаешь в такой час? Я думал, в этом месяце ты в ночную смену работаешь.

- Да мне тут в расписании кое-что поменяли,- сказал Дайк. - Давай-ка иди сюда. Сядь, чем на солнце стоять! Нас тут задержали впредь до особых распоряжений, - пояснил он, когда Пресли, прислонив велосипед к колесам тендера, поднялся на паровоз и сел на место кочегара, обтянутое потертой зеленой кожей.- Они там меняют график и один из своих лучших паровозов собираются перевести на линию Фресно. А тут случилось какое-то столкновение в Бейкерсфилдском секторе, и он куда-то к черту запропастился. Теперь, наверное, будет нестись сломя голову. Путь ему открыт аж до самого Фресно. Вот и я стою тут, его пропускаю.

Он достал из кармана джемпера глиняную трубку, почерневшую и отполированную временем, и, набив ее, закурил.

- Но ты, я думаю, против этой задержки не возражаешь,- заметил Пресли.- По крайней мере, своих навестишь.

- Да они, как назло, сегодня в Сакраменто отправились,- ответил Дайк.- Такое уж мое везенье. Решили, видишь ли, семью брата проведать. Между прочим, мой брат собирается переехать сюда насовсем и заняться выращиванием хмеля. Ему тут, прямо на окраине города, участок предлагают в пятьсот акров. Он находит, что разводить хмель - дело прибыльное. Не знаю, может, и я с ним в пай войду.

- А чем тебе железная дорога не хороша?

Дайк пыхнул пару раз трубкой и посмотрел на Пресли тяжелым взглядом.

- А тем не хороша,- сказал он,- что меня уволили.

- Уволили? Тебя? - воскликнул Пресли, повернувшись к Дайку всем корпусом.

- Вот именно,- сказал Дайк угрюмо.

- Не может этого быть! За что, Дайк?

- Это я у тебя хочу спросить,- пробурчал тот в ответ.- Я пошел работать на железную дорогу чуть ли не с детства, и за десять с лишним лет хоть бы одно замечание. Они, черти, отлично знают, что надежней человека на всей дороге у них нет. И мало того, мало того - я ведь даже в союзе не состою. Во время стачки я на их стороне

был, на стороне корпорации. Ты сам это знаешь. И ты знаешь - да и они тоже,- что тогда в Сакраменто я с револьвером в каждой руке водил поезда точно по графику, хотя в любую водопропускную трубу могла быть подложена мина; тогда даже поговаривали, что нужно бы меня золотыми часами наградить. К черту их золотые часы! Я одного только хочу: элементарной справедливости и честного да доброго отношения. И вот теперь, наступили трудные времена и им пришлось снижать жалованье, как со мной обошлись? Разве они сделали для меня хоть какое-нибудь исключение? Вспомнили человека, который служил им верой и правдой, жизнью своей ради них рисковал? Нет! Они урезали мне жалованьe, посчитались со мной не больше, чем с любым смазчиком. Урезали, как и тем - нет, ты только послушай! - как и тем, кто у них в черных списках значился, забастовщикам, которых они приняли обратно на работу из-за нехватки рабочих рук! - Дайк яростно пыхнул трубкой.- Я обращался к ним, да, я спрятал свою гордость и пошел в главную контору, и меня там мордой об стол встретили. Я им говорю, я, мол, человек семейный, и мне не прожить на жалованье, какое мне теперь назначили; напомнил о своих заслугах во время стачки. А эта скотина, к которой я пошел, мне в ответ, что они для одного человека делать исключение никак не могут - это, видишь ли, было бы несправедливо, уж если жалованье снижать, так поровну всем рабочим и служащим. Справедливо! - воскликнул он с усмешкой.- Справедливо! Уж кому-кому, только не ТиЮЗжд о справедливости говорить. Меня это вывело из себя. Может, и глупо, но я им сказал, что я себя слишком уважаю, Чтобы выполнять первоклассную работу за третьесортную плату, а мне на это ответили: «Ну что ж, мистер Пайк, вы сами знаете, как в таких случаях поступают». Еще бы не знать. Я тут же потребовал расчет, и они сразу согласились,- будто только и мечтали, как бы отделаться от меня. Вот так-то, Пресли. Вот что такое Калифорнийская компания ТиЮЗжд! Это мой последний рейс.