Угол отражения - Александр Юринсон

- Не по телефону.

- Тьфу на тебя. Ладно, дуй сюда. И постарайся выложить все свои идеи до закрытия метро - иначе придется спать на голом полу. Я тебя в свою постель не пущу.

- И не надо. Еду.

Приехал Сергей Васильевич наверняка на такси: не прошло и двадцати минут, как он уже стоял в прихожей Нахабцева. Сняв ботинки, он прямо в плаще прошел в комнату и плюхнулся в кресло.

- Буду краток, - сразу заявил он.

Глаза его в полумраке комнаты едва не мерцали; и вообще выглядел психотерапевт совершенно на себя не похожим.

- Было бы очень здорово, - буркнул Нахабцев и принес с кухни две чашки с чаем.

- С чего бы начать? - поднял Букин вверх палец. - Каждый человек, общаясь с другим человеком, смотрит на него и показывает себя. И то и другое - смотрины и показуха - процесс в значительной мере оптический, я бы даже назвал - психооптический (психооптика - новая наука, которой я кладу начало), и, естественно, искажающий реальную картину. Вот как это выглядит при движении световых лучей в одну сторону.

В голосе Букина появились интонации лектора, и сам он вдруг стал похож на именитого профессора, делающего доклад перед достойной аудиторией.

- Вот, допустим, есть я. Я есть то, что я есть. Это истина абсолютная и неоспоримая. Но психологии давно известно, что для окружающих я еще и то, что хочу из себя представить, кем хочу показаться. Не совсем, конечно, - остановил он жестом ничего даже не желающего возразить Нахабцева, - но одни больше, другие меньше. Дело практики. Или тренировки. То же и ты. Ты видишь меня не только таким, как я есть - как к тебе дошел мой образ, уже откорректированный мною, но и сам слегка правишь его по своему разумению. Это тоже не новость и сомнений не вызывает. У тебя есть уже какое-то мнение обо мне, или, если ты видишь меня впервые - о моем типе людей; может, я похож на твоего двоюродного брата или двоюродного брата твоей жены - все это кладет отпечаток на меня в твоих глазах. И я - мой образ, дошедший до тебя, уже мало похож на то, что я представляю собой на самом деле. Понятно?

Нахабцев скептически скривил половину лица:

- Ну и - ты сам говоришь, что все это давно известно. Тебе что, просто не терпелось донести до меня?

- Нет. Не просто. Я ввел в эту теорию новые понятия. Но и это еще не все. Понятия сами по себе ничто, но они помогают осознать некоторые ключевые моменты в данном явлении. И, что самое главное, использовать его на практике.

- Слушай, если практика - это лечение особо сложных душевных расстройств, может, твой доклад не по адресу? - Нахабцев протяжно зевнул. - Я всего лишь процедурник. Клистирная трубка. Мой принцип: в здоровом теле - здоровый дух, а не наоборот.

- Нет. Нет. То есть, лечение, конечно, может быть... Но я пока думал не об этом. Ты слушай. Я назвал эту теорию Системой Линз и Зеркал. Именно и линз, и зеркал. Линзы - это то, чем человек искажает образы - свои и чужие. И то, что для себя он делает это по-своему, а для других - иначе, навело меня на мысль. Линза-то одна, но она - как хрусталик в глазу. Она гибкая. Она может стать выпуклой и вогнутой, и даже покрыться рябью тогда ее обладатель вообще перестает замечать неприятного человека, причем совершенно искренне. Линза постоянно меняет свою форму, и работа психотерапевта заключается в том, чтобы не отводить глаз от пациента и поймать момент, когда она станет обычным стеклом.

- А зеркала?.. - Нахабцев вроде как заинтересовался.

- Да, конечно. Зеркала. Без них все было бы слишком просто. Но есть еще зеркала. Как и линзы, они бывают выпуклые и вогнутые. Полупрозрачные и двусторонние. Обращенные к себе или наружу. Способ действия их, по-моему, совершенно ясен: я выставляю перед собой зеркало, и ты, общаясь со мной, видишь не меня, а свое отражение, искаженное, конечно, твоими линзами. А может, еще и моими, если они стоят за зеркалом. А еще ты можешь носить перед собой сам свое зеркало и постоянно видеть во всех только себя. Так оно, кстати и есть на самом деле. В общем, все это чертовски сложно объяснить; надеюсь, что ты сам до всего дойдешь. Тебе потребуется лишь полчаса размышлений.

Нахабцев задумался, а Сергей Васильевич схватил остывший чай и громко отхлебнул сразу половину.

- А... чего-нибудь выпить - нету? - осторожно спросил он.

Хозяин покачал головой.

- Тогда ладно. Потом додумаешь. - Букин встал и прошелся по комнате. - Смотри!

Голос, произнесший последнее слово, был не букинский, но странно знакомый. Нахабцев поднял глаза и не поверил им. Посреди комнаты в букинском плаще, в носках, засунув руки в карманы и широко расставив ноги стоял он сам. Его копия, двойник.

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом двойник расхохотался, запрокинул голову назад, закрыв лицо руками, а когда снова посмотрел на Нахабцева - уже не был двойником, а - его коллегой и другом Букиным Сергеем Васильевичем.

В звонко опустевшей голове Эдика пронеслась мысль, что такие штучки должны приводить одну сторону прямиком в сумасшедший дом, а другую - на костер и никуда больше.

Уже светало, а они еще не ложились.

- Да нет, у меня все равно ни черта не получится, - снова и снова решительно открещивался Нахабцев.

Сергей Васильевич только махал руками:

- В тысячный раз тебе говорю: главное - научиться управлять этими линзами и зеркалами. Ведь, по сути, это мало чем отличается от простого гипноза, но к внушению нужно иметь способности, либо сильные врожденные, либо долго их развивать. А то, о чем я толкую, понемногу доступно всем без исключения. Если у тебя хорошее настроение - ты выглядишь лучше, привлекательнее. Недостатки скрадываются. И наоборот. Ты напрасно думаешь, когда про человека говорят: вон, как его жизнь согнула, - это вовсе не потому, что у него действительно спина колесом, просто ему худо, и, выставляя перед собой сутулый образ, человек как бы защищается: все, не трогайте меня, я и без вас жалкий и побитый.

- Я просто устал. - У Эдика кружилась голова, в глазах метались темные пятна. - Почему бы не выспаться, а потом продолжить это?

- Я не понимаю, чего ты боишься. Это так здорово! Посмотри...

- Нет!.. - отшатнулся Нахабцев. - Довольно. Хорош мелькать, ты меня совсем с ума сведешь.

- Ладно тебе, - рассмеялся Букин. - Черт с тобой, как хочешь. - И снова стал очень серьезным: - Я вот думаю: если та баба, как ее? Тонкович, что ли? ну, с которой все началось, - если она, на самом деле женщина ничего себе, корчит такую уродину, - можно ли превращаться в зверей? или, скажем, в мебель? Что думаешь?

Нахабцев замычал, как от зубной боли:

- Попробуй. Только уйди сначала с глаз моих.

- Странный ты человек, Эдик, - сказал Букин и посмотрел на часы. - Ты идешь сегодня на работу?

- Ты, наверное, спятил. Мало с меня этой ночи, так ты собираешься еще целый день гоняться за мной, примеривая разные личины!