На глубоких виражах - Сергей Луганский

С заранее подготовленных позиций двинулись в наступление наши танки окрашенные в белый цвет, они почти совсем сливались со снегом. Следом за танками поднялась пехота.

Артиллерия перенесла огонь в глубину обороны противника.

В этот момент со мной произошел крайне неприятный случай.

Совершенно неожиданно я почувствовал, что с моим самолетом творится что-то неладное. Его вдруг дернуло, вскинуло и, несмотря на все мои отчаянные усилия, перевернуло. Земля близко, и без запаса высоты я ни за что не смог бы выправить машину. На раздумья и принятие решения оставались считанные секунды. Вот-вот самолет могло кинуть в штопор и тогда...

Сильным, заученным еще в школе рывком я выбросился из кабины и камнем полетел вниз. Вскоре раскрылся парашют. Но самое прискорбное было то, что от резкого рывка с ног моих слетели тяжелые меховые унты, и я остался в одних носках. А мороз тогда стоял свыше пятидесяти градусов, и мы даже на лицо надевали предохранительные маски из тоненьких кротовых шкурок.

Приземлился я в глубокий, высушенный морозом сыпучий снег. Освободился от парашюта, вынул пистолет и огляделся. Эскадрилья моя ушла вперед, кругом было тихо, белофиннов не видно. Видимо, я находился на нейтральной полосе. Однако стоило мне приподняться, как раздалась короткая автоматная очередь. С величаво замерших в морозном сиянии деревьев тонкой кисеей посыпался снег. Я зарылся.

Неужели белофинны? Нет, живым они меня не возьмут!

Мне вспомнились товарищи по полку Фаткуллин и Корнюшин. Самолет командира эскадрильи Фаткуллина был подбит в воздушном бою, и летчик выбросился на парашюте. Приземлился он на вражеской территории. Сверху было хорошо видно, как бросились к беспомощному Фаткуллину финские лыжники. Кружа над поляной, наши летчики открыли сильный пулеметный огонь и заставили белофиннов залечь. А самолет лейтенанта Корнюшина пошел на посадку, чтобы подобрать попавшего в беду командира. Смельчак сел, но взлететь не смог. Видимо, помешал рыхлый глубокий снег. С отчаянием кружились летчики над оставшимися у врага товарищами, Что было делать? Горючее на исходе, нужно возвращаться на аэродром. Решили слетать на базу, быстренько заправиться и снова вернуться. Но когда вернулись, было уже поздно.

Мы потом с ужасом рассматривали обезображенные трупы летчиков. Белофинны вырезали на телах наших товарищей пятиконечные звезды, выкололи глаза, отрезали уши. Это было какое-то тупое, животное зверство...

"Нет, - подумал я, сжимая в руке холодную рукоятку пистолета, - все, что угодно, только не плен. Живым не дамся". И, не поднимаясь из снега, я пополз. Автоматные очереди раздавались еще раза два или три, потом все стихло. Очевидно, меня заметила белофинская "кукушка" - одинокий, притаившийся в засаде автоматчик. Я уполз, и "кукушка" потеряла меня из виду.

Теперь можно было подняться и оглядеться как следует. Где-то позади глухо прокатывались раскаты боя. Но здесь, на этом участке, стояла удивительная тишина. Далеко ли наши? Я с беспокойством пощупал свои ноги они уже не чувствовали боли. Неужели обморозил? Надо скорее к своим! Спасение мое только в быстроте. Я сбросил мешавший мне комбинезон и налегке побежал.

Сейчас трудно сказать, сколько мне пришлось, бежать. Помню лишь, что я бежал, бежал из последних сил, бежал!... Только бы не отморозить ноги!.. К счастью, я натолкнулся на наше боевое охранение, бойцы провели меня в землянку и в несколько рук принялись оттирать снегом. Здесь, в землянке пехотинцев, я впервые в жизни выпил стакан спирта. Выпил, согрелся и заснул.

Назавтра я был уже в своей части.

- Живой!!! - обрадовались товарищи, увидев меня целым и невредимым.

- Братцы, смотри, кто пришел!

- Серега!.. Друг!

Приятно было снова очутиться в родной эскадрилье.

После объятий и расспросов командир звена Владимир Пешков объяснил, что произошло с моим самолетом. Оказывается, волна истребителей шла чересчур низко, и моя машина попала в струю артиллерийского снаряда. Поток воздуха был настолько силен, что самолет перевернуло, Такие случаи, по словам Пешкова, бывали и раньше

- Ну, все хорошо, что хорошо кончается, - резюмировал он. - Как чувствуешь себя?

- Надо командиру эскадрильи представиться.

- Да, - спохватился Пешков. - Я совсем забыл! Пошли.

Командир эскадрильи Иван Иванович Попов был гораздо старше нас. Он уже успел повоевать в Монголии, имел награды.

Встретил меня Попов со сдержанной радостью. - А мы уж думали... Ну, садись, рассказывай. Как самочувствие! Летать можешь?

Мог ли я летать? После всего, что мне довелось пережить, я ни о чем больше не думал, как только подняться в воздух.

Отправляясь в этот же день на боевое задание, я почувствовал, насколько сжился с боевой машиной, с тем непередаваемым ощущением, которое испытывает летчик в полете. Я понял, что с небом теперь связана вся моя жизнь. Мне приятно было вновь взять в руки рычаги послушной боевой машины, видеть впереди и сбоку привычный строй эскадрильи. Здесь я на своем месте. Только после вчерашнего я как-то остепенился, словно стал старше, спокойней, рассудительней.

Денек стоял серенький, облачный. Мы шли еще над своей территорией. Где-то здесь вот, - всматривался я в однообразную унылую картину внизу, произошло со мной вчера... Но узнать памятного места мне не пришлось. Совсем близко, прямо перед нами, из облаков вдруг вынырнул вражеский разведчик тихоходная двукрылая машина. Неприятельский летчик под покровом облаков незамеченным пробрался на нашу сторону и, время от времени "выглядывая" из облаков, производил съемку местности.

Увидев советские истребители, разведчик попытался было снова уйти в облака, но не успел. Командир нашего звена Владимир Пешков, покачав крыльями машины, что означало "делай, как я!" - устремился вперед и отсек разведчика от облаков. У Пешкова Две красных ракеты взлетели над аэродромом и, ненадолго повиснув, покатились вниз. Сигнал тревоги! Я бросился к своей машине. В небе еще не успел растаять дымный след ракет, а мой истребитель, разбежавшись по льду озера, взмыл в воздух. Время было военное, дорого каждое мгновение и у меня создался великолепный угол атаки. С двух сторон мы ударили по неприятельскому самолету и пулеметов.

Закончив очередь, я привычно положил машин, в глубокий вираж и вышел из атаки. Занимая новую позицию, глянул вниз и увидел, как сбитый самолет, пылая, словно факел, летел к земле, а в небе покачивался белый купол парашюта. Вражеский летчик успел выброситься.

Новое наступление, предпринятое Советским командованием в конце февраля, развивалось успешно. Преодолели линию Маннергейма. В районах Выборга, Кексгольма и Сортавалы сопротивление финской армии было сломлено. Перед советскими войсками открылся путь в центральную часть Финляндии и к ее столице. Финская армия, понеся огромные потери, не могла остановить наше наступление. Тогда финляндское правительство приняло предложение СССР о прекращении военных действий. Гремели последние залпы.