Плавающий букет кремовых роз - Евгений Константинов

Однако появилась проблема, как ее доставать, — не вплавь же! Вообще-то для подобных случаев у меня в рюкзаке всегда имеется короткий телескопический спиннинг. Если подбитая утка падает в воду, мне достаточно сделать несколько забросов блесны, чтобы подцепить ее тройником и вытащить. Но в этот раз течение сразу занесло мой трофей в кусты, в которых блесна могла запутаться, и пришлось бы ее обрывать.

Оставалось доставать утку с того берега, а для этого перейти речку по мосту, что был километром ниже. Но и там мне не очень повезло: между основным берегом и затопленными кустами, где застряла кряква, оказалось метра четыре воды, причем, воды глубокой — в моих сапогах высотой по колено — не пройти. Но не бросать же птицу! Можно было попробовать выбить ее из кустов на течение выстрелом, но с такого близкого расстояние плотный заряд дроби превратил бы трофей в пух да перышки.

В итоге, я нашел под снегом ветку подлиннее, разделся снизу до трусов и полез в воду. И очень быстро об этом пожалел, потому что вода, с каждым шагом поднимающаяся выше и выше колен, была не просто холодной, я ледянее ледяной. Да и утка, как назло, застряла основательно, и я замучился ее выталкивать на открытую воду. Когда же это, наконец, получилось, и трофей отправился в свободное плавание, мне было уже не до него и вообще ни до чего. Главное — согреть окоченевшие ноги. Которыми, после воды пришлось еще сделать несколько шагов по снегу.

Я скинул куртку, бросил на снег, сам повалился на нее спиной, и принялся шапкой немилосердно растирать мои задранные вверх, несчастные ноги. Кошмар! Пытка!! И помочь некому — Сергеич где-то на той стороне застрял. Да еще и моя утка куда-то там уплывает. О ней я вспомнил, только когда ноги немного отошли. Быстро обулся и побежал вниз по течению.

Течение, кстати, было довольно сильным. Я добежал почти до моста, когда увидел мою утку — темный комочек, плывущий посередине реки. Теперь деться ей было некуда, разве что за мостом течением прибьет к противоположному берегу.

Или, если ее не присвоит кто-нибудь другой! Мне оставалось до моста каких-то метров тридцать, утка как раз заплыла по него, когда из-за ближайшей опоры появилась черная приземистая фигурка. Если бы не мелькнувший в последнее мгновение своеобразный плоский хвост, я бы подумал, что это либо собака, либо огромных размеров кошка. Но такой хвост мог принадлежать только бобру. Уже нажимая на спусковой крючок, я пожалел, что делаю это. Тем не менее, выстрел прозвучал, в тот момент, когда бобер прыгнул в воду. Когда я через пару секунд оказался под мостом то увидел лишь расплывающееся по поверхности багровое пятно.

— Ты чего, решил свою утку в дуршлаг превратить? — раздался сверху голос Сергеича.

— Да нет. По бобру сдуру стрельнул, а он сразу ко дну пошел, — объяснил я приятелю, спустившемуся с моста.

— Откуда здесь бобрам взяться?

— Да мало ли откуда… Охота-то на них закрыта, вот и расплодились…

— А зачем загубил зверюгу, если знал, что если утонет, его все равно достать не получится?

— Говорю же — в азарте выстрелил! — отмахнулся я.

— Бывает, — сразу прекратил досаждать Сергеич. — А я, погляди, какого крякового завалил!

Он скинул с плеч рюкзачок и предоставил мне на обозрение красавца-селезня:

— И по такому делу я предлагаю…

— Да я-то как раз двумя руками — за, — согласился я, не дожидаясь окончания недвусмысленной фразы. — Но не будем же мы под мостом твой успех отмечать! Тем более, я еще свою утку не достал.

— Так чего же ты ее не достаешь?! — справедливо взмутился приятель.

— Да вот, тебя ждал, чтобы помог, — слукавил я. — Подержи ружьишко, пока я спиннинг соберу.

Тем временем утку унесло за очередной поворот, добежав до которого, я увидел, что ее вот-вот вновь прибьет к противоположному берегу и затопленным кустам, в которых она могла бы застрять окончательно. Я стал забрасывать блесну, рассчитывая, чтобы, упав за утку, она при подмотке зацепила ее тройником за крыло или шею. Уже третий заброс оказался удачным, и я, потихоньку вращая катушку, стал подтаскивать к своему берегу забагренную птицу.

Но вдруг вода под ней всколыхнулась, неясная тень поднялась из глубины и взрывом вырвалась на поверхность. Леска моего спиннинга натянулась, еще пару секунд удерживала пропавшую с глаз утку и лопнула с громким щелчком. Еще мгновением раньше я успел почувствовать что-то похожее на передавшийся мне через леску, спиннинг и руки озарение или импульс. В голове словно обозначилось понятие, смысл которого был: «Не твое, не получишь, не отдам…»

— Что, блесну оборвал? — спросил подошедший Сергеич, увидев свисающий с кончика спиннинга обрывок лески.

— Оборвали. Вместе с уткой оборвали.

— Ну, да, — усмехнулся приятель. — Скажи еще, что это твой бобер оборвал.

Я вопросительно посмотрел на Сергеича, собрался сообщить ему, что, возможно, он совершенно прав, но вместо этого лишь сказал:

— Ладно, уж, давай свою водку, а то у меня ноги совсем задубели…

— А утка-то где? Что, доставать не собираешься? — недоверчиво спросил Сергеич, возвращая мне ружье и скидывая с плеч рюкзак.

— В кусты под тем берегом занесло, — выдал я более правдоподобную версию. — Доставать ее — только время терять. Лучше других пойдем искать. Но сначала выпьем. А то — ноги мои, ноги…

Говорят, чтобы не страдать от холода, надо в первую очередь держать в тепле ноги. Но вода быстрой, родниковой Истры даже летом никогда не была теплой. Купание в ней обычно заканчивалось, едва успев начаться. Сейчас, судя по окоченевшим ногам, мое купание сильно затянулось. Вернее, не купание, а нахождение в воде. Вынужденное. Очнувшись после соприкосновения моей головы с упавшей ивой, я испытал нечто вроде шока. И было от чего.

Во-первых, я находился на не берегу любимой речушки, а в какой-то не то огромной норе, не то в маленькой пещерке, наполовину заполненной водой. Свет в пещерку проникал, сквозь щель между отвесным берегом и наполовину обрушившейся площадки, на которой я недавно сидел и под которой теперь оказался, и также через неширокую полосу между водой и противоположной стороной площадки. Во-вторых, кисти моих рук оказались кем-то вставлены в расщелины двух толстых веток торчащих из воды по бокам от меня. При этом вода чуть-чуть не доходила мне до паха. В-третьих, в пещерке я был не один. Напротив меня, точно в таком же полуподвешенном положении находилась девушка в фате — та самая невеста… И, в-четвертых, я различил в сумерках, слева и справа от нее две уставившиеся на меня морды. Одна из которых принадлежала не иначе как тому самому жениху, вторая, хоть и мало чем от нее отличалась, но все-таки была не человеческой а бобровой! И в зубах у этой бобровой морды был букет цветов, завернутых в серебристую обертку.