Мы никогда не просыпались вместе - Калерия Валерьевна Дорджиева

А что, если сжать уголёк сгоревшей фотографии в кулак? Попробую.

Очень больно. Жжёт. Но я не разжимаю ладонь. Оказывается сердцу намного больнее.

Вау.

Вот такое открытие.

Чёртовы люди. Кто-то пускает салют.

Хотя нет, счастья вам. Храните эти чувства очень долго.

Ты всегда говорил, что наша любовь и приятные воспоминания согреют в тяжёлые времена и придадут сил. Но ты был не прав.

Они придают сил только когда нас двое.

А в одиночестве они лишь убивают.

Дурак.

Раньше я часто говорила, что люблю одиночество и уединение.

Идиотка.

Я не должна была путать одиночество и уединение. Одиночество – понятие психологическое, душевное; уединённость же – физическое. Первое – отупляет, второе, оказалось, успокаивает.

Внутри, словно стадо кроликов. Чего они разбушевались? Неужели это мой организм так реагирует на кристаллы?

Кролики.

Вспомнила твою улыбку.

Да, я слишком хорошо знаю тебя. Ты всегда отрицал, что похож на кролика. Но я знаю, что в моменты истинного счастья твоя улыбка и смех были особенными.

Стоп. Моя татуировка. Ты обещал нарисовать эскиз и сделать парные татуировки.

Где? Где эскиз?

3 тома невыполненных обещаний.

Последний вдох.

Я же вроде в наушниках, так почему слышу твой голос?

В глаза ударил яркий солнечный свет, куда умчалась ночь? Слабачка.

Нет, я не наркоманка.

Пока не настолько сошла с ума. Разве у сумасшествия есть ступени развития? Глупости.

Всё-таки – Сумасшедшая. С кучей диалогов в голове.

Из открытого окна послышался шум автомобилей, отдалённо напоминавший море: накатывающими и убывающими звуками.

Вспоминаю твои брови. Насупил их. Такой деловитый. Ты любил подмигивать ими.

Но сейчас ты хмур. Быть под защитой этого взгляда. Больше ничего не надо. Правда.

Я умираю.

Сгораю изнутри.

Я так люблю это.

Чувствую, что сжимаешь мою ладонь в своей. Ты хочешь заверить меня.

Что я умираю не зря.

Я смеюсь, знаю, что мой конец близок.

Я знаю все твои родинки.

Я готова умереть за каждую.

Почему я слышу глубокие удары в твоей груди? Может ли быть что-то прекраснее этого? Не хочу знать.

Я умираю.

Целую тебя уже в беспамятстве.

Я так скучала по тебе.

Ты опять меня спас.

Твоя тёплая рука скользит по моей ледяной спине.

А это больнее чем сжимать тлеющий уголь в ладони.

Твои поцелуи оставляют такие же ожоги.

Только не на теле.

В сердце.

Хлопок. Я просыпаюсь. Обнаруживаю настежь открытые окна. Горящий на кухне свет.

Я встаю с кровати и обнаруживаю, что вся она усеяна вишней.

Вишней, покрытой ледяной корочкой. Прямо из морозильника.

До боли родной хриплый голос говорит: «Ну что, под горячую воду из крана её?».