Я нашла его в Интернете - Хамуталь Бар-Йосеф

— Зачем же вы назвались на сайте Ахувой, если вы Габриэла?

— По правде сказать, сама не знаю зачем, — соврала я. — Вам кажется, это плохо говорит обо мне?

— Не знаю, что вам сказать, — помедлив, произнес он.

Похоже, тоже соврал. Во всяком случае, его нисколько не рассмешил тот факт, что я придумала себе имя для сайта знакомств. Было в нем что-то тяжелое, медленное, осторожное.

Кажется, он красит свои короткие густые волосы. Не нравится это мне. Коричневый цвет с красноватым оттенком напоминает крем для обуви. Видимо, он использует хину. Я решила перейти в наступление.

— А зачем вы пользуетесь хиной?

Он ничуть не смутился. Помолчал, а потом неторопливо ответил:

— Я красил волосы по просьбе моей бывшей подруги. Она хотела видеть меня молодым. Это она подарила мне золотую цепочку. — Он прищурил глаза и добавил: — А хину взял у мамы. Всё, я решил больше не краситься.

Эли смотрел на меня вопросительно, словно ожидая одобрения. Это мне понравилось. Я сказала ему, что живу рядом. Он отозвался, сказав, что живет в новом районе довольно далеко от центра. Мы сошлись на том, что это не проблема, не совсем понимая, что́ мы имеем в виду…

Он заговорил о своем доме и говорил с теплом и болью: четыре комнаты, садик, фотолаборатория, он любит фотографировать цветы. Дом этот — его детище, он сам, без архитектора, сделал проект, нанял рабочих, руководил строительными работами. До этого он занимался в качестве подрядчика только ремонтами. А построив свой дом, отошел от дел, живет один и ремонтирует не дома, а телевизоры.

— Так почему же вы написали, что вы подрядчик?

— Я был подрядчиком. Это моя профессия.

К нам подошла официантка. Я заказала себе чашку травяного чая.

— И это все, что вы едите вечером?.. — удивился он.

Я ответила, что уже поела. А у него, оказывается, не получилось поужинать, между тем ужин — его основная трапеза, самая обильная и вкусная. И он заказал себе овощной салат, суп кубэ[8], сабих[9], шницель с рисом и фасолью, и в довершение ко всему — чашечку турецкого кофе и бурекас[10].

— Квартира у меня маленькая, — начала я рассказывать о себе, — но я ее люблю. И район свой люблю: небольшие дома, старые деревья, магазины. У меня довольно много друзей, живущих неподалеку. Вот только с соседями сверху не повезло — слишком шумные.

Говоря об этом, я хотела намекнуть, что не собираюсь жить у него. И даже раз в неделю приходить к нему и наводить порядок тоже не собираюсь. Соседей я упомянула для баланса, чтобы не выглядеть слишком уж благополучной.

— А у меня вообще нет соседей, только дома соседние и те на расстоянии. И все-таки я поссорился однажды с соседом напротив. Как раз эта ссора привела к моему разводу.

— Как это?

— Он донес на меня в налоговое управление, а она приняла его сторону.

— Что это значит?

— Она пошла к ним без моего ведома и как ни в чем не бывало говорила с ними.

— Из-за такого разводятся? — воскликнула я с притворной грустью и непритворным беспокойством.

Он молча ел. Мне нужно было продемонстрировать больше сочувствия. Я задала вопрос о детях. Его глаза зажглись гневом.

— Детей, всех троих, я вырастил в этом доме после развода. Подал на нее в суд и забрал их у нее. Дети — я от них ни на шаг. Девочка жила сначала с матерью, но потом разобралась, поняла, что там сплошная ложь.

Я спросила, сколько лет девочке. Ей двадцать восемь, разведена, у нее дочка. Еще у него есть двое сыновей, одному тридцать, женат, двое детей, а другому, младшему, двадцать пять, он тоже разведен, но детей, слава богу, нет.

— Я от них ни на шаг, ни на шаг, ты понимаешь? — он произнес это так страстно, с такой убеждающей силой, что его слова вошли в меня, как могучие повторы у Баха (например, в Чаконе ре минор из Партиты № 2 для скрипки соло; Бах иногда бывает совершенно сумасшедшим). Я поняла, что до этого момента не видела своего нового знакомого по-настоящему. Теперь я буквально ощупывала его лицо глазами: смуглая блестящая кожа, широкие брови, почти орлиный нос, узкие губы и сверкающие глаза — глаза пастушьей собаки, умной и верной.

Он ответил мне пристальным взглядом и спросил меня о детях. Я быстро сказала, что, к сожалению, они не живут в Иерусалиме, и замолчала. Он понял, что я не хочу говорить о детях, и вернулся к теме жилья.

— Совсем недалеко отсюда живет мой женатый сын. И мама моя тоже тут недалеко живет. Видимо, я припарковал свою машину где-то совсем рядом с вашим домом, потому что думал потом заскочить к ней.

Уж не хочет ли он сказать, что в будущем ему удобно будет жить у меня? Я сообщила ему, что у меня есть машина — красный Rolls-Royce Mini. Он поднял свои широкие брови и на всякий случай скептически улыбнулся, не зная, шучу я или нет. Тогда я сказала ему, что, когда он доест свой ужин — я свой чай давно уже допила, — мы можем зайти ко мне и я покажу ему свою квартиру и машину.

— Ты уверена? — спросил он.

Про машину я добавила, сообразив на ходу, что, может быть, слишком рано приглашать его к себе, ясно ведь, что́ может произойти у меня дома. Скорей бы уже он закончил есть! Но он ел очень медленно, явно наслаждаясь процессом.

— А почему вы развелись? — спросил он с набитым ртом.

Я ответила очень коротко, но даже это короткое объяснение отозвалось во мне болью:

— Потому что по отношению к детям я была требовательной, а он всегда уступал им.

— Из-за этого? — он удивленно поднял глаза и открыл рот, полный зеленой фасоли.

— Это было слишком тяжело, ведь мне тоже хотелось уступать им, баловать их. Его поведение обижало меня, казалось предательством… В любом случае, — поменяла я тему, — вам нужно идти к вашей машине, то есть к моему дому.

— Нет, я собирался оставить машину там и пойти пешком к маме. Ей недавно удалили катаракту, и я должен закапывать ей глазные капли три раза в день в течение целого месяца.

— Вы это серьезно? Она не может делать это сама?

Говоря это, я не знала, восторгаюсь я или завидую. Мне вспомнилось, как моя мать разевала рот, говорила «а-а-а!» и показывала свои воспаленные красные гланды, чтобы я