Мировая холодная война - Анатолий Уткин

Но «медовый месяц» длился недолго. Смягчение противоречий на Дальнем Востоке лишило американо-советские отношения потенциала военно-стратегического союза, а споры о долгах осложнили и личные контакты. Посол Буллит перестал восхищаться гостеприимством советского правительства в начале 1935 г. Буллит воспринял как личное оскорбление приглашение на конгресс коммунистического интернационала летом 1935 г. представителей Американской Коммунистической партии. Буллит стал требовать от Вашингтона разрыва дипломатических отношений. В марте 1936 г. Буллит пишет: «Россия — хорошая страна для сосен, сенбернаров, полярных медведей. Что до меня, то я мечтаю о возвращении». Летом 1936 г. Буллит стал послом в Париже. Теперь он называет Сталина Филиппом Македонским, готовым захватить все греческие (западноевропейские) города, «Афины и Спарту, Францию и Германию». Смелое умозаключение.

В Восточной Европе, более чем в каком-либо другом регионе американцы усмотрели опасность того, что они назвали советским экспансионизмом. Между тем для непредубежденного наблюдателя было достаточно ясно, что именно «война окончательно и бесповоротно уничтожила традиционные восточноевропейские политические и экономические структуры, и ничто, что Советский Союз мог сделать, не в силах было изменить этого факта, ибо не Советский Союз, а лидеры „старого порядка“ в Восточной Европе сделали этот коллапс неизбежным. Русские могли работать в новых структурных ограничениях самыми различными способами, но они не могли выйти за пределы новой реальности. Более осведомленные, чем кто-либо относительно своей слабости в случае конфликта с Соединенными Штатами, русские пошли достаточно консервативным и осторожным путем повсюду, где могли найти местные некоммунистические группы, согласные на отказ от традиционной политики санитарного кордона и анти-большевизма. Они были готовы ограничить воинственных левых и правых, и, принимая во внимание политическую многоликость региона, они питали не больше, но и не меньше уважения к нерожденной еще функциональной демократии в Восточной Европе, чем американцы и англичане продемонстрировали в Италии, Греции или Бельгии. Ибо ни американцы, ни англичане, ни русские не желали позволить демократии возобладать где-либо в Европе за счет важнейших стратегических и экономических интересов… Русские не намеревались большевизировать в 1945 г. Восточную Европу, если — но только если — они могли найти альтернативу».

Склонность советской стороны к компромиссу сказалась прежде всего в практике Единого фронта, в составе которого Россия фактически заставляла прислушивающиеся к ее мнению левые партии подчиняться вождям гораздо более широких коалиций, часто традиционным консервативным деятелям. Задачей Москвы в годы войны было не создание максимального числа социалистических стран, а предотвращение возвращения в власти в восточноевропейских столицах горячих приверженцев отсекновения России от Запада, приверженцев cordon sanitaire, сторонников замыкания России в Евразию.

Если бы это было не так и Сталин стремился бы распространить социализм на всю Евразию, то он, как минимум, готовил бы соответствующие правительства для потенциальных кандидатов от Норвегии до Турции. Между тем все правительства с которыми он в конечном счете имел дело, выпестовывались независимо или в совсем других местах. Показателен пример Эдварда Бенеша. Не был «старой заготовкой» Болеслав Берут, не говоря уже о послевоенных министрах венгерского, румынского, болгарского и прочих правительств.

Америка же предвосхищала полуколониальное место восточноевропейцам, положение зависимых от западноевропейского центра стран, участника мирового разделения труда на положении поставщика самых примитивных продуктов и сырья. Свобода и демократия были своего рода «вторым эшелоном» соблазна; первым был допуск на рынки развитых стран. Итак, Китаю, Корее, Индокитаю и Восточной Европе предлагался все тот же «Старый порядок» колониализма и зависимости всего мира от финансового и технологического треугольника Нью-Йорк — Лондон — Париж. То, что «старый порядок» уже совершил самоубийство в Восточной Европе и Восточной Азии, практически не принималось вашингтонскими стратегами во внимание. Лишь интервенция извне спасла капиталистический порядок в ряде оккупированных стран. Американцы и англичане создали прецедент в Италии в 1947 г. На виду у всего мира американцы уничтожили совместный характер Союзных контрольных комиссий в надежде на то, что мощь Запада сдержит революционные перемены и создаст контролируемую Западом демократию.

Именно нежелание видеть полный крах старого, довоенного порядка, а также стремление ограничить сферу влияния Советского Союза в послевоенном мире заставило Соединенные Штаты отказаться от подлинно простого, сурового и жесткого мира с Германией и Японией. К концу войны влиятельная часть американской элиты пришла к той точке зрения, что полный крах Германии и Японии послужит на пользу только России. Влиятельные американские политики пришли к той точке зрения, что остаточная германская и японская мощь могут понадобиться для уравновешения советской мощи. «В этом смысле Вторая мировая война стала казаться американскому правительству трагической ошибкой, потому что империалистические Германия и Япония стали казаться предпочтительнее в качестве „спутников в будущем, чем СССР“.

Можно сказать, что «холодная война» родилась из противоречия, которое создатель Организации Объединенных наций президент Рузвельт старательно стремился не замечать. С одной стороны, новая международная организация должна была идти по вильсоновскому пути и решать свои проблемы на «общем собрании», на Генеральной Ассамблее. С другой стороны, основные проблемы мира обязаны были решать Великие Державы (Совет безопасности ООН). Противостояние между двумя этими фактически противоположными подходами в ходе Второй мировой войны как бы камуфлировалось. Но с наступлением мира оно стало очевидным противоречие этих двух подходов. Мощь, а не «коллективный разум» стали основой решения спорных проблем, это и породило «холодную войну».

Мир был возможен лишь в случае согласия великих держав. Рузвельт, мастер компромисса, верил в это согласие. В марте 1943 г. он говорит, что «союзные державы на 95 процентов вместе. Хотелось бы, чтобы некоторые люди забили этот факт в свои трубки и курили именно этот табак».

Американское руководство так и не могло найти общий язык с советскими дипломатами. Ради истины мы должны признать, что различия между Советским Союзом и Соединенными Штатами были весьма значительными в видении внешнего мира, в опыте, традициях, обычаях, контактах. Часть этих различий видна в отчете военного министра Стимсона с новым послом Советского Союза в Соединенных Штатах А.А. Громыко. Исключения подчеркивали правило. Военный министр встречает нового советского посла в США А.А. Громыко. «Удивительно, но у нас сложились весьма хорошие человеческие отношения с ним — впервые такие отношения с одним из русских. Я достал мою русскую карту… и спросил его, где он жил; он указал мне на место в северо-западной части России, ныне оккупированной нацистами. Его глаза наполнились слезами, когда он сказал мне, что ничего не слышал о своих родственниках и не знал, живы ли они. Я сказал ему, что надеюсь, что старая столица — Киев не будет разрушена, но он сказал, что не надеется на это. Это был молодой человек и он казался мне более человечным, чем многие другие советские».

Был ли Советский Союз с его специфической идеологией и политической системой причиной распада мира победителей на блоки и начала «холодной войны»? Чем больше мы узнаем о процессе возвышения США, тем значительнее сомнения в такой «демонизации» Советской России. Трудно не согласиться с, возможно, лучшим западным исследователем современной данного вопроса Дж. Л. Геддисом: «Не многие историки готовы отрицать сегодня, что Соединенные Штаты были намерены доминировать на международной арене после второй мировой войн задолго до того, как Советский Союз превратился в антагониста». Именно революционный переход прежде изоляционистских Соединенных Штатов в державу, проявляющую активность по всем азимутам, столкнули их со всеми, кто не был готов передоверить Вашингтону свою выстраданную безопасность. Представляя исследовательский центр «РЭНД корпорейшн, американский аналитик „ К. Лейн не без основания утверждает, что „Советский Союз был значительно меньшим, чем это подавалось ранее, фактором в определении американской политики. На самом же деле после второй мировой войны творцы американской политики стремились создать ведомый Соединенными Штатами мир, основанный на превосходстве американской политической, военной и экономической мощи, а также на американских ценностях“ Несогласие огромного мира с абсолютным доминированием США и повело мировое сообщество к «холодной войне“.