Хрустальный дом - Юрий Яровой

А наутро разразилась уже настоящая буря. Не знаю, кто обнаружил на тумбочке, где лежала книга отзывов, этот странный кирпич первым, но, когда я примчался в «манеж», там уже было не протолкаться и стоял такой гул, как на хоккейном матче: «Вот это цирк!.. Мистификация, братцы, иллюзион!.. Мадам Виноградовой салют!.. Такое надо придумать… Твердая вода!..» С трудом мне удалось пробиться к планшету с домом-ульем, у которого стояла сама Ольга Михайловна и с растерянно-недоумевающим видом рассматривала стеклянный блок… Впрочем, в том-то и штука, что блок оказался не стеклянным, а… Из чего же он? На табличке, приклеенной к одной из граней блока, когда он оказался у меня в руках, я прочел ту же характеристику, что и на планшете дома-улья: «Плотность — 1, модуль упругости 3,0x10^4…» А ниже в кавычках: «твердая вода».

Блок у меня вырвали, не дав как следует даже разглядеть его цвет. Зеленовато-голубой? По цвету он и в самом деле напоминал собой лед, однако был теплым… Да и прочность! Выше кирпича!

А через час к нам в БНТИ пожаловала сама Ольга Михайловна. Присела на краешек моего стола и заявила:

— Ну-с, Володенька, информируйте меня.

— О чем, Ольга Михайловна?

— Не притворяйтесь дурачком, Володенька. Весь институт деморализован, Ваграм Васильевич лично изъял блок «твердой воды». Вся надежда на вас: информируйте! Кто автор, состав, технология и все остальное. Или это мистификация?

— Да откуда я знаю, Ольга Михайловна! Вы же держали в руках…

— Держала. Признаюсь, даже лизнула. И верю, что это не мистификация. Вот поэтому и пришла к вам. Сколько вам потребуется времени, чтобы разыскать виновника бума?

Я пожал плечами: откуда мне знать?

— Ну, ну… — насмешливо протянула Ольга Михайловна. — Вы же знаете, как я к вам хорошо отношусь…

Она действительно, на удивление многих моих коллег, относилась ко мне очень хорошо. Дважды, на день своего рождения и в Новый год, приглашала к себе домой — вообще дело неслыханное! Впрочем, как я понял уже в первый свой визит к ней, добрая половина гостей к Виноградовым является вообще без всяких приглашений. А уж те, кто приходит по личному приглашению… Но чем я могу ей помочь? Загадка. «Твердая вода». А ведь кто-то из наших, институтских. Блок обнаружили ровно в девять, в это время в институте посторонних не бывает никого… Свой, выходит. Свой…

По какому наитию я вспомнил о Ленчике Кудреватых? То ли его фокусы с бутылкой, в которой он грозился создать любое нужное давление, то ли… Да нет, пожалуй, не в этом дело. Однажды мы встретились с ним в вестибюле, утром было, он так обрадовался, долго тряс мне руку, но тут вошла Ольга Михайловна, я отвернулся, чтобы поздороваться с ней, а когда вспомнил о Кудреватых… Он так глядел на Ольгу Михайловну, с таким обожанием, с таким благоговением… Я вдруг почувствовал себя мальчишкой, застигнутым у замочной скважины, покраснел, злясь на себя, и осторожно отошел в сторону. Но он, по-моему, даже не заметил этого: так и стоял посреди вестибюля изваянием, пока Ольга Михайловна не скрылась в боковом коридоре.

Но что в этом удивительного? Столько мужчин, как выражаются наши дамы, потеряли глаза на «мадам Виноградовой»… И все же: «Надо только очень захотеть, чтобы получилось нужное…» — так он сказал тогда? Так, видит бог, именно так… И через пять минут я был уже в лаборатории стройматериалов.

— Здравствуй, изобретатель! Ну и наделал ты шуму своей «твердой водой»! Сам Ваграм Васильевич жаждет тебя увенчать лаврами!

Кудреватых, смущенно улыбаясь, поспешно вытер руки о тряпку, затем о спецовку со следами масел и только тогда пожал мою. Вид у него был неважный — бледно-голубой, я бы сказал, как после хорошей попойки со школьными друзьями. И глаза какие-то измученные, ввалившиеся…

— Грипповал, что ли? Сейчас, говорят, идет какой-то «гонконг» из Азии…

— Нет, я не болел, — ответил он. — Это так. Сам не знаю. Не обращайте внимания.

— А… И как же она у тебя получается? Это что — лед?

— Нет, — покачал головой Ленчик. — Лед ведь хрупкий, в нем образуются кластеры, это такие группы молекул, между которыми пустоты. Вот если забрать у воды энергию мгновенно, не допуская образования кластеров…

Очевидно, он по моей физиономии догадался, что я ничего в этих кластерах не понимаю, и замолчал, не зная, что делать со своими руками трет, трет о тряпку…

— И что же, из этой «твердой воды» можно выстроить виноградовский «улей»? — не зная, чем заполнить неожиданную паузу, спросил я его — опять больше по наитию.

— Да, конечно! — мгновенно преобразился он, и я поразился этой перемене, словно другой передо мной человек: глаза ожили, пропала эта неприятная голубизна на лице, да и голос, голос!.. «Прямо проповедник», промелькнуло у меня в голове, но уже в следующее мгновение я о своей иронии забыл, ибо рассказывал этот Ленчик о вещах… м-м… занятных.

Идеей создания «открытых объемов Виноградовой» он, оказывается, увлекся еще в инженерно-строительном, где тоже работал лаборантом, а одновременно учился на вечернем отделении. Вот как он сам понимал этот термин:

— Дома, вообще городские постройки — это плата человека за то, что он стал человеком… Имейте в виду, эту мысль впервые высказала Ольга Михайловна! Человек сам себя вырвал из ландшафта, из природы, это был вынужденный его шаг, все началось с пещер. Но как только он этот шаг сделал, стал строить жилища, говорит Ольга Михайловна, то он тем самым выключил себя из природы, он перестал быть элементом природы. Но ведь это означает, что… он перестал эволюционировать, понимаете? Человек не может жить вне земной природы — вот главная мысль Ольги Михайловны. Его нужно вернуть, иначе человек рано или поздно, но начнет вырождаться — в биологическом смысле, конечно. Это очень интересная мысль Ольги Михайловны, — торопился Кудреватых. — Она считает, что большинство болезней современного человека связаны с тем, что он живет в замкнутом объеме: дом — квартира — четыре стены, на работе то же самое, в гостях то же самое… Понимаете? Клаустрофобией страдают абсолютно все, только у одних это выражается в виде болезни страха закрытых помещений, а у других в неврозе, в психозе, в разных нервных расстройствах, одним словом, а это уже предрасположенность к сосудисто-сердечным, к хроническим болезням, а может быть, и к раку, верно? Вот Ольга Михайловна и начала искать такие архитектурные решения домов и квартир, которые бы сняли с человека этот гнет стен и потолка. Я прочел все ее работы, обе диссертации, она ведь, если хотите, открыла своими работами направление совершенно новой науке, ей пока не могут придумать название, но это дело времени, а суть дела в том, что нужно найти закономерности… Да она уже их нашла. Ольга Михайловна! Понимаете, существуют вполне определенные закономерности между психическим состоянием человека и самим объемом, в котором он находится, его геометрией, кубатурой, прозрачностью итак далее. Понимаете? Мы сейчас ведь строим дома, исходя из внешнего архитектурного облика и технических возможностей — прочности бетона, стального каркаса… Это в тридцатых годах архитекторы-конструктивисты сделали попытку проектировать здания как бы изнутри — из целесообразности, удобства самой квартиры. И я понял, чем могу помочь Ольге Михайловне: все дело в том, что здания, жилые дома в своей геометрии должны быть подобны чему-то природному, что создала уже сама природа. Природа создала не только человека, но и… жилье для него, должна была создать, вот о чем я думал. Кристалл, понимаете? Геометрия кристалла такова, что он должен создавать впечатление открытого объема — я был в этом уверен, хотя и не знал, какой именно кристалл лучше всего отвечает этому условию… Ольга Михайловна! Она нашла… Знаете, когда я увидел ее новый проект, в котором квартиры-кристаллы, я представил себя внутри этой квартиры… Это ведь то самое, над чем я ломал голову несколько лет! А она все решила так просто, так гениально… Знаете, я когда увидел этот дом из кристаллов, чуть не заплакал. От счастья… Не можете себе представить, как мне было хорошо…