Таймер - Михаил Александрович Михайлов

– Могу лишь сказать, что вас доставили вчера утром с сильным обезвоживанием, а находитесь вы в психиатрической клинике доктора Ричарда.

– В психушке? Но почему? – Джеймс старался сдержать тревогу в голосе, но ничего не вышло.

Выражение ее лица сразу стало жестким.

– Мы предпочитаем называть это место клиникой доктора Ричарда, и не иначе.

Если бы ее взгляд имел вес, Джеймс не сомневался, его бы раздавило.

– Ладно, ладно как хо… – тут горло у него свело, и договорить уже было невозможно. Только сейчас он понял, что по-прежнему хочет пить! Он столько времени боролся с этим желанием, что почти перестал замечать его.

– Пить… – попытался сказать он, но не вышло даже шепота, только свист воздуха, вырывающийся из глотки.

– Вам, наверно, хочется пить, – смягчилась сестра.

Да, да! Она, наверно, не такая уж бесчувственная тварь, как ему показалось вначале, она все поняла и сейчас принесет ему большой стакан прохладной газировки, которая разольется внутри него прохладной рекой, и он будет пить… Пить…

– Но вам сейчас нельзя много пить у вас серьез….

Нет, все-таки она тварь. Нравится им тут издеваться над людьми? Или она решила наказать его за то, что он неправильно назвал это пристанище психов? Дальше он уже ее не слушал.

Заметив, что пациент больше не обращает на неё внимания, женщина, хмыкнув, вышла из палаты. У неё есть и по важнее дела, чем объяснять что-то этому… да она даже не знает, откуда его доставили.

Джеймс несколько раз засыпал и снова просыпался, успевая лишь заметить, как в палату заходят белые тени, а их сменяют другие, потом опять проваливался в забытье. Видимо, действовало снотворное.

В очередной раз проснувшись, лежа на боку в какой-то неестественной позе, он услышал рядом шелест бумаги. Не без труда перевернувшись на другой бок, Джеймс увидел сидящего рядом мужчину лет сорока в белом халате, на груди которого был прикреплен бейдж «Доктор Ричард». Это был тучный, седой мужчина, на лице которого блуждало спокойное, и одновременно с тем скучающее выражение, как у всех психиатров.

Заметив, что пациент проснулся, доктор заговорил медленно, чуть лениво растягивая слова:

– Здравствуйте. К сожалению, я не знаю, как вас зовут, и кто вы. Вы помните, как сюда попали?

Джеймс, откашлявшись, попробовал что-то сказать, но голос по-прежнему его не слушался.

– Ладно-ладно, не напрягайтесь пока, мы давали вам сильное снотворное, но даже оно не смогло успокоить вас, вы постоянно просыпались и вели себя крайне… Эээ… Бурно…

Только теперь Джеймс заметил, что ноги и руки прикованы к кровати резиновыми ремнями, но неплотно, оставляя ему возможность поворачиваться.

– Но это для нашего учреждения вполне нормально, – продолжил он тем же тоном и ухмыльнулся.

–Давайте я вам расскажу, как вас сюда привезли.

Несколько дней назад в закрытый лагерь для сложных детей, что в девятнадцати километрах от нашей больницы, приехал электрик для починки кабеля, ведущего от трансформаторной будки к главному зданию. Сама будка находится за пределами лагеря в заброшенном корпусе бывшей тюрьмы.

Бывшей? Бывшей тюрьмы? Лагерь? Да что он вообще несет.

Не слыша свиста вьюги, сотканной из мыслей Джеймса, доктор продолжал:

– Устраняя неполадки, электрик услышал глухой крик из этого здания, о чем и сообщил начальнику лагеря. Все были уверены, что ремонтнику показалось, потому что это здание уже семь лет не используется, но решено было проверить. Там вас и нашли. В камере. Как вы туда попали, кстати?

Он посмотрел на Джеймса и, не дожидаясь ответа, продолжил:

– Камера была заперта, как и все камеры, которые там были. Ключей ни у кого не оказалось, и пришлось воспользоваться услугами того же электрика, чтобы извлечь вас оттуда.

Он сделал паузу и посмотрев внимательно в лицо пациента продолжил:

– После чего дежурный врач в лагере констатировал сильнейшее обезвоживание, и было решено направить вас в ближайшее медицинское заведение. Мы не нашли у вас никаких документов, а ваши отпечатки сейчас проверяются. Я не знаю, как вы попали в то здание, и как получилось, что вы столько времени провели там.

Врач встал.

– Ну да ладно, не буду вас перегружать информацией. Уверен, как только почувствуете себя лучше, вы сможете нам все объяснить.

Объяснить…

Что? Пока что сам Джеймс ничего не понимал. Он помнил тот огненный песок, который лился рекой через горло, помнил, как огромные куски раскаленной стали перекатывались внутри живота, проверяя его на прочность, ища выход. Он помнил и последний крик, крик на грани безумия. Приказ издать его уже отдавал не разум, а инстинкты. Помнил… Но как он попал в камеру, которая не использовалась… Сколько этот врач сказал? Семь лет? Ну, теперь остается только ждать, когда придут отпечатки пальцев, а потом они узнают, кто он и что сделал… А после недолгого лечения его отправят обратно – за решетку.

Прошел день. К нему в комнату периодически приходили медсестры и меняли капельницу, давали какие-то пилюли, предлагая запить до смешного малым количеством воды. Говорили, что при обезвоживании много пить нельзя. Да что они знают! Чувствовали ли они когда-нибудь, как сгорает горло изнутри, а ты ничего не можешь сделать.… Даже кричать. Джемс предпочитал ничего не говорить. Поначалу просто не мог, а сейчас решил, что болтать незачем. Он отлично понимает, что сразу отправится обратно в тюрьму. Время тянулось как жвачка, нагреваемая июльским солнцем.

Однажды вечером дверь скрипнула.

– Добрый вечер!

Это был доктор Ричард. Врач медленно подошел к койке и сел на стул.

– В рапорте, который мы получили по нашим каналам, говорится, что такого человека, как вы, нет.

Нет? – Оказалось все еще только начинается … Что значит нет?

– Мы запросили медицинские и другие учреждения, но нигде о вас нет никакой информации. Чтобы не поднимать шумиху, мы это, конечно, тоже делали через свои каналы. Вы ведь понимаете, что может начаться, если журналисты узнают, что у нас появился человек, которого нет ни в одной базе.

Я знаю, что вы все это время молчали, но сейчас, я думаю, самое время заговорить. Вы ведь умеете говорить, так?

– Да. – еле слышно прохрипел человек на койке и тут же зашелся кашлем.

– Я понимаю, что это нелегко, но вы должны рассказать, что произошло.

Должен рассказать. Он что, издевается? Он и правда думает, что этой небылице про то, что его нет ни в одной базе, хоть кто-то поверит? Нет, он не скажет ничего. Ничего существенного.

– Извините, – голос окреп ровно настолько, чтоб можно было шептать без кашля. – но я ничего не помню.

– Как вас зовут,