Легенда о Сан-Микеле - Аксель Мунте

- А, может быть, это Fesseria? [23] - предположила другая женщина, которая догнала нас, неся на голове огромную корзину с рыбой. Да, письмо могло быть для Фессерии, если только оно не для супруги di Pane e Cipolla [24].

Ho неужели нет письма ни для Пепипеллы n'coppo u camposanto [25], ни для Маручелы Caparossa [26], ни для Джованны Ammazzacane [27], которые все ждут письма из Америки?

Нет, .к сожалению, нет.

Две газеты предназначались преподобному отцу Антонио ди Джузеппе и канонику дону Натале ди Томмасо. Это она знала, так как в деревне только они одни и выписывали газеты.

Дон Антонио очень ученый человек, и именно он всегда разбирается, кому адресованы письма. Но сегодня он в Сорренто, в гостях у архиепископа, потому-то она и попросила меня прочитать адреса на конвертах.

Мария не знала, сколько ей лет, зато она знала, что начала носить почту, когда ей исполнилось пятнадцать, а ее матери это стало уже не по силам. Читать она, конечно, не умела.

Когда я ей рассказал, что приехал утром из Сорренто на почтовой лодке и с тех пор ничего не ел, она угостила меня еще одним апельсином, который я съел вместе с кожурой, а другая женщина достала для меня из корзины несколько фрутта ди маре, после которых мне страшно захотелось пить.

Есть ли в Анакапри гостиница? Нет, но Аннарелла, жена пономаря, может предложить мне хорошего козьего сыра и стакан хорошего вина из виноградников патера дона Дионизио, ее дяди, un vino meraviglioso [28]. Кроме того, есть еще La Bella Margherita, o которой я, конечно, слышал, так же как и о том, что ее тетка вышла замуж за un lord inglese [29]

Нет, об этом я не слышал, но очень хочу познакомиться с Красавицей Маргеритой.

Наконец мы достигли последней, семьсот семьдесят седьмой ступени и прошли под сводчатыми воротами, где из скалы еще торчали огромные железные петли, оставшиеся от подъемного моста. Мы были в Анакапри. У наших ног лежал Неаполитанский залив, обрамленный Искьей, Прочидой, заросшим пиниями Позилиппо,- белой полоской сверкал Неаполь, над Везувием клубился розоватый дым, долина Сорренто укрывалась под защитой горы Сант-Анджело, а вдали виднелись еще покрытые снегами Апеннины. Как раз над нашими головами к отвесной скале, точно орлиное гнездо, прилепилась маленькая разрушенная часовня. Сводчатая крыша провалилась, по покрытые странным сетчатым узором стены, сложенные из больших каменных плит, еще стояли.

Roba di Timberio, - пояснила старая Мария.

Как называется эта часовня? - спросил я с жадным интересом.

Сан-Микеле.

"Сан-Микеле, Сан-Микеле", - отозвалось в моем сердце.

Ниже часовни в винограднике старик копал глубокие канавки для молодых лоз.

- Buon giorno, Mastro Vincenzo!

Виноградник принадлежал ему, как и вон тот домик, который он сам построил из валявшихся в саду кирпичей и камней, оставшихся от roba di Timberio.

Мария Почтальонша рассказала ему все, что знала обо мне, и мастро Винченцо пригласил меня посидеть у него в саду и выпить стакан вина. Я посмотрел на домик и на часовню, и мое сердце забилось так сильно, что я едва мог говорить.

- Я должен сейчас же подняться туда, - заявил я Марии.

Однако, по ее мнению, сначала я должен был поесть, иначе потом я ничего не найду. Голод и жажда вынудили меня последовать ее совету. Я на прощание помахал рукой мастро Винченцо и сказал, что скоро вернусь.

Мы прошли по безлюдным улочкам и очутились на небольшой площади.

- Ecco la Bella Margherita! [30]

Красавица Маргерита поставила на стол флягу с розовым вином и букет цветов и объявила, что "макарони" будут готовы через пять минут. Ее волосы были белокурыми, как у "Флоры" Тициана, черты лица - безупречными, а профиль - греческим.

Она поставила передо мной огромную тарелку макарон, села рядом и, улыбаясь, стала меня с любопытством разглядывать.

- Vino del parroco [31], - говорила она с гордостью, наполняя мой стакан. Я выпил за здоровье parroco, за ее здоровье и за здоровье ее темноглазой сестры, красавицы Джулии, которая принесла нам апельсины, - я видел, как она только что рвала их в саду. Родители их умерли, брат Андреа моряк, и одному богу известно, где он сейчас. Но ее тетка живет в Капри в собственной вилле - я, конечно, знаю, что она была замужем за un lord inglese? Да, конечно, знаю, но я забыл ее фамилию.

- Леди Г., - с гордостью сказала Красавица Маргерита.

Я еще сообразил, что мне следует выпить и за здоровье тетки, но после я уже ничего не сознавал, кроме того, что небо сине, как сапфир, вино красно, как рубин, а рядом сидит золотоволосая Красавица Маргерита и улыбается.

"Сан-Микеле!", - вдруг прозвучало в моих ушах. "Сан-Микеле", отозвалось в моем сердце.

- Addio, Bella Margherita!

- Addio e presto ritorno!

Увы, это не сбывшееся presto ritorno!

Я пошел обратно по безлюдным улочкам, стараясь по мере сил идти прямо к моей цели. Наступил священный час сиесты, и вся деревушка погрузилась в сон. Залитая солнцем площадь была пуста. Церковь была заперта, и только за приоткрытой дверью муниципальной школы сонно гудел монотонный голос каноника дона Натале.

- Io mi ammazzo, tu ti ammazzi, egli si ammazza, noi ci ammazziamo, voi vi ammazzate, loro si ammazzano [32], - ритмично повторял хор босых мальчишек, сидевших кружком на полу у ног своего учителя.

А в начале следующей улочки стояла величественная римская матрона. Это была сама Аннарелла, и она дружески помахала мне рукой, приглашая в свой дом. Почему я пошел к Красавице Маргерите, а не к ней? Разве я не знаю, что в деревне нет сыра лучше ее cacciacavallo? [33] A что касается вина, то каждому известно, что вино parroco не может идти в сравнение с вином преподобного дона Дионизио.

- Altro che il vino del parroco, - добавила она, многозначительно пожимая могучими плечами.

Я сидел у нее в беседке за бутылкой белого вина дона Дионизио, и мне стало казаться, что она права, однако я хотел быть беспристрастным и счел необходимым допить всю бутылку до конца, прежде чем вынести окончательное суждение. Но когда Джоконда, улыбчивая дочь хозяйки, налила мне второй стакан из новой бутылки, я уже ни в чем не сомневался. Да, белое вино дона Дионизио было лучше. Оно походило на сгустившийся солнечный свет, вкусом напоминало нектар богов, а наполнявшая мой пустой стакан Джоконда была подобна юной Гебе.

- Altro che il vino delparroco! Разве я тебе этого не говорила? засмеялась Аннарелла. - E il vino miracoloso! [34] Да, вино действительно было чудотворным, ибо я с головокружительной легкостью и беглостью вдруг заговорил по-итальянски под громкий смех матери и дочери.

Я воспылал дружбой к дону Дионизио. Его имя мне нравилось, его вино мне нравилось. Я охотно с ним познакомился бы.

Ничего не может быть легче! Он вечером должен быть в церкви.

- Он очень ученый человек! - сказала Аннарелла.

Он знает наизусть имена всех мучеников и святых. Он даже побывал в Риме и целовал руку папы. А она бывала в Риме? Нет. А в Неаполе? Нет. Только один раз в Капри, в день свадьбы. А Джоконда там никогда не бывала. В Капри полно gente malamente [35].

Я сказал Аннарелле, что знаю о святом патроне Капри все: и сколько он совершил чудес, и как он прекрасен - целиком из литого серебра. Наступило неловкое молчание.

-Да, они говорят, будто их Сан Констанцо весь из литого серебра, произнесла Аннарелла и презрительно пожала широкими плечами. - Но кто знает, так ли это. А его чудеса можно пересчитать по пальцам, тогда как, Сант Антонио, святой покровитель Анакапри, совершил их уже более сотни.

Altro che San Constanzo! [36]

Я сразу перешел на сторону Сант Антонио, горячо надеясь на его новое чудо, которое снова привело бы меня, и как можно скорее, в его очаровательную деревушку. Добрейшая Аннарелла так твердо верила в его чудотворную силу, что наотрез отказалась взять с меня деньги.

- Заплатите в следующий раз.

- Addio Annarella, addio Gioconda!

- Arrividerla, presto ritorno, Sant'Antonio vi benedica! La Madonna vi accompagni! [37]

Старый мастро Винченцо все еще прилежно трудился в своем винограднике, копая глубокие канавки для молодых лоз. Время от времени он поднимал пеструю мраморную пластину или кусок красной штукатурки и выбрасывал их за забор.

- Roba di Timberio, - говорил он.

Я сел возле моего нового приятеля на разбитую колонну из красного гранита.

- Era molto duro [38]. Ее очень трудно было разбить,- заметил мастро Винченцо.

У моих ног курица рылась в земле, ища червей, и вдруг передо мной оказалась монета. Я поднял ее и сразу узнал благородную голову Августа. "Divus Augustus Pater..." [39] Мастро Винченцо сказал, что она не стоит ни гроша. Эта монета хранится у меня до сих пор. Мастро Винченцо своими руками разбил сад и посадил виноградные лозы и фиговые деревья. Тяжелая работа, сказал он, показывая мне грубые, мозолистые руки. Ведь земля тут полна roba di Timberio всяких колонн, капителей, обломков статуй и teste di cristiani [40]. И ему пришлось сначала выкопать все это и убрать. Колонны он раскалывал, чтобы сделать садовые ступени, а куски мрамора пригодились для постройки дома, остальное же он сбросил в пропасть.

Но все же ему повезло: прямо у себя под домом он нашел подземную комнату с красными стенами - вон как тот кусок под персиковым деревом. Стены были разрисованы множеством cristiani tutti spogliati, ballando come dei pazzi [41], с цветами и гроздьями винограда в руках. Он несколько дней потратил на то, чтобы соскоблить эти картины и покрыть стены цементом, но в концето концов это куда легче, чем выдолбить в скале новую цистерну, добавил мастро Винченцо с хитрой улыбкой. Теперь он становится стар и уже не может так ухаживать за своим виноградником. Его сын, который живет на материке с двенадцатью детьми и тремя коровами, уговаривает его продать дом и переехать к нему. Мое сердце снова забилось. А часовня тоже принадлежит ему? Нет, она никому не принадлежит, и поговаривают, что в ней водятся привидения. Он сам, когда был мальчишкой, видел, как там через парапет наклонялся высокий монах, а какие-то матросы, когда поднимались по лестнице поздно вечером, слышали, что в часовне звонили колокола. Все дело тут в том, пояснил мастро Винченцо, что Тимберио, когда тут стоял его дворец, fatto ammazzare Gesu Cristo, казнил Иисуса Христа, и с тех пор его проклятая душа порой возвращается сюда, чтобы испросить прощения у монахов, погребенных под часовней. Говорят, что он прежде появлялся в образе большой черной змеи. Монахи же были ammazzati разбойником по имени Барбаросса, который напал на остров и на своих кораблях увез в рабство всех женщин, укрывавшихся вон в том замке наверху, и замок с тех пор зовется Кастелло Барбаросса.