Святой закрывает дело - Лесли Чартерис

Мэлоун улыбнулся:

– Как ни странно, но вы ошибаетесь. Научные открытия под кричащими заголовками, о которых вы читаете, как правило, чепуха. Но если бы вы были чуть более образованны, вы бы слышали о К. Б. Варгане. Он, конечно, совершенно сумасшедший, но он ученый. И хорошо известен в Королевском научном обществе.

– Так вы полагаете, за этим что-то скрывается? – поинтересовался Святой.

– Может быть, да, а может, и нет. Эти изобретения имеют тенденцию чудесным образом терять свои качества, как только их пытаются использовать не в лаборатории, а в более широком масштабе. Например, уже давно изобретены «лучи смерти», убивающие мышь на расстоянии двадцати ярдов, но я никогда не слыхал о том, чтобы лучами пытались убить быка на расстоянии полумили.

Барни Мэлоун смог рассказать о некоторых подробностях изобретения Варгана, вычеркнутых из заметки синим карандашом дежурного редактора, как абсолютно непонятные широкой публике. И Саймону Темплеру, чье обучение научным дисциплинам остановилось задолго до появления Эйнштейна, они тоже были непонятны, но он внимательно слушал.

– Удивительное совпадение, что вы упомянули об этой заметке, – сказал Мэлоун, – ведь я сам брал интервью у этого человека сегодня утром. Он ворвался как сумасшедший в редакцию около одиннадцати часов и громко вопил, почему материал о нем не поместили на первую полосу. – И Барни весьма живописно изобразил это вторжение.

– Но что толку в таких изобретателях? – спросил Святой. – Новой войны теперь не будет лет сто.

– Вы так думаете?

– Так мне говорили.

Брови Мэлоуна взлетели на лоб именно в той сдержанно-высокомерной манере, в которой журналисты выражают отношение к невежде, вылезшему со своим мнением относительно международной политики.

– Если вы будете живы в течение ближайших шести месяцев, – сказал Мэлоун, – я увижу на вас военную форму. Или вы откажетесь от службы по моральным соображениям?

Саймон задумчиво постучал кончиком сигареты по ногтю большого пальца.

– Вы говорите серьезно?

– Я абсолютно серьезен. Мы, журналисты, ближе ко всему этому, чем остальная публика, и первыми замечаем, что происходит. А через несколько месяцев это заметит вся Англия. Надо сказать, что за последнее время произошло немало любопытных событий.

Саймон с неожиданным интересом ждал продолжения; и Барни Мэлоун, задумчиво пыхнув трубкой, продолжал:

– За последний месяц в Англии по обвинению в нарушении закона о государственной тайне были арестованы, преданы суду и посажены трое иностранцев. Иначе говоря – шпионаж. За это же время аналогичным образом в разных концах Европы поступили с четырьмя англичанами. Замешанные в скандал государства заявили, что осужденные нами люди не являются их гражданами, но поскольку все страны всегда отказываются признать своими гражданами провалившихся шпионов, им никто не верит. Аналогичным образом и мы отреклись от четырех англичан, и, естественно, нам никто не поверил. А я случайно знаю: это правда. Если вы цените тонкие шутки, обдумайте то что я вам сказал, посмеемся при следующей встрече.

Святой шел домой задумавшись.

Он обладал особым даром: взяв несколько заурядных фактов на первый взгляд совершенно не связанных между собой, сопоставить и найти в них ключ к разгадке тайны.

Неожиданные приключения выпадали ему только потому, что он их не избегал, и потому, что он их ожидал. Он верил: жизнь полна приключений и авантюр – и летел вперед на сверкающем гребне этой веры. О таких людях, как Саймон Темплер, говорят: «этот человек родился со звуками трубы в ушах». Он, так же как средневековый рыцарь, услышавший трубный призыв, мчался на зов с таким мощным романтическим пылом, что один из друзей назвал его, как бы в шутку, «последним героем».

– «От риска, схватки и внезапной смерти спаси нас, Господи!» – процитировал Святой однажды. – Как может живой мужчина просить об этом? Да это же плоть и кровь жизни, только ради них и стоит жить! В риск и схватку ввергни меня, Господи, по самые уши! Вот так бы я сказал...

Так говорил Святой – человек изумительной отваги и безрассудства, странного героизма и недостижимых идеалов. И он стал доказывать, как многие в его возрасте, что вдохновленный человек плащом и тростью может биться и побеждать подобно тому, как побеждали древние рыцари щитом и мечом. Он понимал, что современная острота может ранить не хуже средневекового копья и что настоящие доблесть и отвага добиваются успеха не столько оттого, в каком веке происходят события, сколько благодаря тому, кто носит эти качества в своем сердце.

Но даже он сам не мог предполагать, в какую странную историю втянет его дар сопоставлять факты и его убеждения, о которых говорилось выше.

По тем сведениям, которые он почерпнул из газет и рассказа Барни Мэлоуна, Святой мысленно выстроил башню из возможностей и вероятностей такой высоты, что, закончив, сам поразился. А потом, поскольку он умел превращать результаты своих размышлений в практические ценности, то сейчас запомнил эти сведения и больше о них не думал.

Иногда избыток святости становится опасным.

Саймон Темплер смущался своей фантазии. Это было единственное, чего он смущался, и, естественно, держал это в тайне, о которой никто не подозревал. Те, кто знал его; утверждали, что его бесстрашие иногда принимает формы чистой бравады, и они были весьма далеки от истины. Если бы Святой стал спорить по этому поводу, то сказал бы, что его стиль небезупречен прежде всего из-за большой осторожности. Но в данном случае осторожность улетела прочь, а воображение одержало триумфальную победу после второго совпадения.

Это случилось тремя днями позднее, когда утром Святой проснулся и обнаружил, что дожди, неделю лившие над Англией, уступили место безоблачному голубому небу и сияющему солнцу. Он выглянул из окна спальни и подозрительно потянул носом, но дождем и не пахло. Святой тут же решил, что делами вполне позволительно пренебречь, лучше взять машину и отдохнуть на лоне природы.

– Дорогая Пат, – сказал Святой, – было бы преступлением упустить такой денек.

– Но Саймон, милый, – запричитала Патриция Хольм, – ты же знаешь, мы обещали сегодня обедать у Хэннесси.

– Моя самая дорогая Пат, они, наверное, расстроятся, если узнают, что мы оба вдруг почувствовали себя плохо после Вчерашнего кутежа.

Итак, они поехали, и Святой наслаждался маленьким отпуском с чувством приятной убежденности в том, что он его заслужил.

В конце прогулки они пообедали в ресторанчике «Кобхэт», а потом долго сидели за кофе и сигаретами, разговаривая о сокровенном, чего им давно уже не удавалось сделать. Было уже одиннадцать часов вечера, когда Святой направил длинный нос своего «фьюрилака» на дорогу, ведущую домой.

Патриция чувствовала приятную усталость и положила голову на плечо Святому, но тот лихо управлял машиной одной рукой.

Когда до Эшера оставалось немногим больше мили, Святой увидел свет и, осторожно затормозив, остановил машину.

Проклятьем или благословением Саймона Темплера было неуемное любопытство. Если он сталкивался с чем-либо, хоть на полдюйма выходящим за пределы обыденного и нормального, его Немедленно охватывало желание выяснить причину странного явления. Тут следует отметить: свет, увиденный Святым, не был обычным.

Обыкновенный человек, наткнувшись на нечто загадочное безусловно, несколько дней будет подвержен смутному и раздражающему беспокойству, а потом забудет об инциденте. Саймон Темплер со всей рассудительностью и спокойствием рассмотрел возможные последствия того, что он будет действовать как обыкновенный человек, и пришел в ужас от перспектив, открывшихся ему.

Однако Саймон Темплер не был обыкновенным человеком, который не сует нос в чужие дела. Он плавно переключил скорость и подал машину назад ярдов на тридцать к аллее, начинавшейся на главной дороге.

Аллея вела к видневшемуся сквозь деревья дому с островерхой крышей, черневшей на фоне звездного неба. Именно в окне верхнего этажа дома Святой и увидел свет, проезжая мимо. Он ловко закурил сигарету одной рукой и всмотрелся в темноту аллеи. Свет не исчезал. Святой в молчании размышлял, недвижимый, словно индеец-часовой, до тех пор пока белокурая головка сонно не шевельнулась у него на плече.

– Что случилось? – спросила Патриция.

– Именно это я и хотел бы узнать, – ответил Святой и горящим концом сигареты указал на дом.

В окне верхнего этажа шторы были задернуты, но свет пробивался сквозь них – свет необычайной яркости, ослепительный белый свет, вспыхивающий через регулярные интервалы, словно ритмичные вспышки молний.

Ночь стояла тихая, и на этом участке дороги не было никакого движения транспорта. Святой выключил двигатель автомобиля, потом вслушался – а слух у него был необычайно чуткий – в тишину такую глубокую, что послышался шелест одежды Пат, когда она шевельнула рукой.