Восьмой револьвер - Сергей Бетев

Нашли одну – девушку из аптеки, ездившую в Свердловск с какими-то документами. Через полчаса Никишин и Афанасьев уже сидели с ней в маленькой комнатке заведующей аптекой.

– Когда вы пришли на вокзал? – спрашивал Никишин.

– Около часу ночи.

– Не приметили среди пассажиров, ожидающих поезд, двух парней?

– Там много было разного народу. Я пришла не одна, поэтому по сторонам не особенно заглядывалась.

– С кем вы были?

– Ну… – она замялась на мгновение, – с молодым человеком. Идти ночью одной…

– Я не об этом, – остановил ее Никишин. – Нам, например, известно, что в это время в зале ожидания двое парней распивали водку на виду у всех. Сидели на скамье возле печки.

– Этих видела, – ответила она просто.

– И ваш молодой человек видел?

– Конечно.

– Парни те уехали?

– Не приметила. Я за ними не следила. Мы вышли на перрон раньше.

– Багаж-то был у них? – вмешался Афанасьев.

– По-моему, что-то вроде вещевого мешка у одного. – И уже увереннее: – Конечно, вещевой мешок. Когда мы шли на вокзал, так они обогнали нас по дороге, и у одного за плечами болтался вещевой мешок. Мой Андрюшка еще сказал на вокзале…

Она покраснела и смутилась, но Никишин не обратил на это никакого внимания.

– Что сказал ваш Андрюшка?

– Ребята те выпивали, у них на газетке пирожки лежали, ну Андрюшка и посмеялся: они, дескать, не на поезд спешили, а в буфет.

Никишин с Афанасьевым переглянулись. Это встревожило девушку.

– А что случилось? – спросила она взволнованно.

– Мы выясняем обстоятельства одного происшествия, к которому вы не имеете отношения, – успокоил ее Афанасьев. – Вот и интересуемся у тех людей, которые в ту ночь уезжали, что они приметили необычного.

– А необычного ничего не было, – сказала она.

– Где они вас обогнали? – опять спросил Афанасьев.

– На шоссе. Понимаете, сзади мы их не видели, а потом вдруг они нас обгоняют. Я еще удивилась.

– Может, они из боковой улицы выбежали?

– Вполне вероятно. Там как раз проулок, который ведет к пруду.

– Так, так, – оживился Никишин. – На вокзале вы тех парней узнали, а раньше в поселке видели?

– Нет.

– А ваш Андрюша?

– Наверное, лучше спросить у него…

Андрюша, провожавший девушку из аптеки, оказался веселым и благодушным пареньком с механического завода. Когда ему напомнили события, он повторил то же.

– Парней знаете?

– Нет, – твердо ответил он. – Я все свободное время пропадаю в нашем клубе, но их не видел ни разу. Одно могу сказать точно: не с нашего завода.

Никишин настоял на том, чтобы еще раз сходить на вокзал.

– Поговорим с кассиршей из билетной кассы.

Кассирша ответила сразу на все вопросы.

– Я через это окошечко, дорогие товарищи, – она показала крошечное отверстие в стене, – едва голос-то живой слышу. Чего я могу увидеть?

Афанасьев утянул Никишина в буфет. Он сел за столик, стоявший в сторонке от буфетной стойки, и поманил пальцем буфетчицу.

– Что, товарищ Афанасьев? – подсела она с удовольствием,

– Дело-то серьезное, Фая… Вчера ты говорила, что тех ребят в поселке видела. А где, не припомнишь? Или – с кем?

– В магазине видела. Тоже водку брали. А еще: знаешь Катьку из столовского буфета? Толстая такая…

– Ну, знаю.

– Вроде бы с ней одного-то встречала. Давно, правда.

– Хоть бы одежду его приметила, а то как спрашивать-то?

– У него голос хриплый, – сказала она.

– Ладно, попробую…

Попытка что-то выяснить у продавщицы магазина кончилась ничем.

Афанасьев, прежде чем спросить о парнях, сказал, что у одного голос хриплый. Но примета оказалась недостаточной.

– Которые водку часто берут, у тех у всех и рожи одинаковые, и голос пропитый, – только и ответила ему.

– Никакого просвета! – подосадовал Никишин, выйдя из магазина.

– Погоди, – успокоил его Афанасьев. – До всего доберемся. Разве в Красногвардейске что утаишь? Только подумать надо не торопясь…

Перед ужином Афанасьев достал из буфета пол-литру. Не спрашивая Никишина, налил в два стакана.

– Держи.

Когда ели, сказал как решенное:

– Ты сегодня или завтра, Никишин, поезжай в паспортный стол и узнай, кто за последние две недели из Красногвардейска выписался. Помнишь, Файка сказала, что прощались, уезжали совсем. Может, правда. А может, один уезжал, другой провожал. Черт их знает! Аптекарша другое приметила: один вещмешок. Вишь, как все выходит? Ежели хоть один уезжал, так мы его через паспортный стол все одно определим. Значит, и другого. Так что двигай… А я тут еще попробую сам.

– Поеду сегодня, – согласился Никишин.

– А я с утра загляну в больницу. Анну-то мы совсем обошли…

5

Анна Червякова лежала в больнице четвертый день, а испуг у нее не прошел. Ефим Афанасьев заметил это сразу, как только увидел ее в палате: Анна смотрела на него широко распахнутыми глазами, в ее взгляде смешалось все: и страх, и смятение, и беспомощность. Разговаривала она с Афанасьевым неохотно, видно, не веря в его помощь. И как ни подступался к ней участковый, на все отвечала односложно:

– Ничего не знаю. Выстрелили, пала я, а видеть никого не видела. Я и взглянуть-то не успела…

Так и ушел Афанасьев ни с чем.

Все эти дни он много думал о случившемся. Его добродушие и немногословность окружающие часто принимали за невозмутимое спокойствие.

И только одна жена знала, как ворочается он ночами с боку на бок, мучаясь бессонницей и какими-то своими мыслями, о которых она привыкла не спрашивать.

И уж совсем никто не мог догадаться, что во всем, что произошло в доме Червяковых, Ефим Афанасьев винил себя. Отсюда, из Красногвардейска, он уходил когда-то в армию. После службы за границей истосковался по дому. Когда вернулся, райком комсомола даже отдохнуть не дал, направил на работу в милицию. До сих пор работалось, можно сказать, легко. Потому что кругом были свои, с детства знакомые люди. Ефиму даже казалось, что именно из-за того, что в Красногвардейске участковый уполномоченный он, Ефим Афанасьев, здесь никакого преступления серьезного и случиться не может, так как не заслужил он такой обиды. Да и знал он всех настолько, что и в мыслях допустить не мог, как это от него можно плохое скрыть. Сам он взыскивать с людей не любил, от всякой дури старался просто удержать. А перед праздниками заходил в магазин и отдавал продавщице список: кому не следует продавать в эти дни больше чем пол-литра. Добавлял при этом:

– А коли ругаться начнут да просить жалобную книгу, то по такому поводу ее не выдавать. Нечего пьяниц до чистой бумаги допускать. За разъяснениями ко мне присылайте, даже на дом можно. Так и говорите, что я велел.

И вдруг – грабеж, да еще с применением оружия!

Только сейчас и понял, где промахнулся. Пять лет уже работал участковым, на всех совещаниях только одни похвалы слышал, в прошлом году звание офицерское присвоили. И все эти годы полагался только на своих, коренных красногвардейских. А сколько в последнее время новых людей понаехало! И не только специалистов да рабочих кадровых, но и тех, с кривой душой, которые болтаются по белому свету без всякого смысла. Знал ведь об этом! А что мог о них сказать? Ничего. И получилось, что оторвался от жизни. Вот где собака-то зарыта!..

…В поселковой столовой сказали, что Катька-буфетчица работала вчера, а сегодня отдыхает.

Поглядел на часы. Время двигалось к полудню. Решил сходить к Катьке домой, хоть и далеко да и не больно хотелось. Такая она уж была Катька: с другой женщиной мужчина пройдет рядом – и никто слова не скажет, а кто возле Катьки побыл – всякое доверие теряет. И все равно мужики возле нее вертятся. А она только похохатывает.

И Афанасьеву дверь она открыла широко, забелела зубами в улыбке, словно ждала:

– Проходите. Вот так гость!

– Не ждала, что ли? – тоже улыбнулся он.

– Я сроду никого не жду. Ко мне сами ходят. А ты испугал. – И хохотнула весело.

– Вот и я сам пришел.

– Вина не прихватил? – пошутила.

– В такую-то рань?

– Сегодня можно: все равно же завтра воскресенье!

– Ладно, – сказал Афанасьев. – Знаю, что женщина ты веселая, гостей любишь, а я – по делу, Хотел кавалером одним твоим поинтересоваться…

– Которым? – прыснула она.

– Часто меняешь? – решил подковырнуть ее.

– А что делать, если они испытания моего не выдерживают? – нисколько не смутилась она. – То дурак попадет, то наоборот – такой умный, аж противно. Один на телка похож, другой на петуха. Не хочешь, да расчет дашь!

– Правильно. Воюй, пока порох есть,

– Не война это, одно расстройство…

– Так вот. Слышал я, есть или был, не знаю уж какой, кавалер один возле тебя. А нынче понадобился он мне по одному вопросу. Думаю, поможешь мне найти его…

– Чего это ты, Ефим, сыздаля ко мне подъезжаешь, как к незнакомой? – упрекнула она. – Сказал бы кто, и все. Мне ведь скрывать нечего, вся на виду. Кто такой?