Ошибочный адрес - Клавдий Дербенев

В это утро хозяйка и дочь встали, как всегда, рано. За завтраком Крошкина, вспоминая вчерашнюю вечеринку по случаю дня рождения Жени, затараторила:

— Красивая ты у меня, Женька. Тебя одеть надо как следует. Пусть завидуют!

Женя удивленно приподняла брови. Лицо ее не имело ни малейшего сходства с грубоватыми чертами матери.

Серые глаза под длинными темными ресницами смотрели открыто и прямо. Русые волосы обрамляли загорелое лицо. Красиво очерченные губы всегда были чуточку приоткрыты.

— То есть? — Она поднялась из-за стола, отошла к окну и ссыпала в аквариум крошки.

— Помимо новой школьной формы следует заказать выходное платье из наилучшего крепдешина, купить модельные туфлишки и о приличном зимнем пальто пора подумать, — заключила Крошкина, взбивая рукой свою прическу.

Девушка рассмеялась. Смех раззадорил мать. Шлепая босыми ногами, она протопала к комоду, открыла нижний ящик, разворошила белье и показала сберегательную книжку.

— Вот смотри. Твоя мама умница. Золотко, а не мама… Тридцать девять тысяч…

Палец с розовым ноготком уперся в последнюю строчку, и Женя увидела цифры.

— Где ты нашла?

Вопрос прозвучал строго. Крошкина не придала значения, усмехнулась. Спрятав книжку в глубокий карман пестрого халата, она уселась на диван, закурила и со всеми подробностями, увлеченно и хвастливо, рассказала, откуда у нее появились большие деньги. Сразу же после войны занялась скупкой и перепродажей различных вещей. Научилась доставать то, чего не хватало в магазинах. В своем откровении Крошкина не употребляла слова «спекуляция». Нет, она применяла выражения: «умение жить», «расчетливость».

Заметив настороженность дочери, Крошкина перестала тараторить и встревоженно спросила:

— Что с тобой?

Женя ответила не сразу. Она смотрела на стену поверх головы матери, глаза едва сдерживали слезы, лицо горело.

— Глупая я, глупая, слепая. Все можно было заметить давно… Так вот чем были вызваны твои поспешные отлучки из города, приходы подозрительных женщин! Товар щекотал руки. Вот почему столько раз с моим приходом домой ты и твои барахолочные знакомые замолкали или не особенно умело говорили о каких-то пустяках, выходили на кухню и шептались там… Понимали, что занимаются грязным делом… И ты, ты с ними… Как ты меня обманула!

Женя сорвалась с места и выбежала из комнаты.

— Женька, вернись!

Хлопнула наружная дверь. Фигура дочери мелькнула у окна.

Крошкина снова закурила. У нее сильно болела голова. Так всегда случалось, стоило только не в меру понервничать. Воткнув недокуренную папиросу в цветочный горшок, она хотела заняться приборкой. Ничего не получилось. Аккуратной выглядела только постель Жени. Рядом на столике лежали книги. Крошкина взяла одну, повертела. На титульном листе прочла написанное от руки:

Мой друг, отчизне посвятимДуши прекрасные порывы.

Крошкина с раздражением швырнула книгу на стол. «Неблагодарная. Не понимает, что для нее стараюсь И вчера пекла пироги, девчонок угощала… Уразумела бы, сколько денег стоит такая прихоть…»

В дверь осторожно постучали. Набросив одеяло на свою неоправленную постель и прикрыв полотенцем посуду на столе, Крошкина крикнула:

— Входите!

На порог шагнул старик в соломенном картузе, в очках. Прикрыв дверь и осмотревшись, спросил:

— Мария Ивановна Крошкина, если не ошибаюсь?

— Не ошиблись. Я самая.

— За девять лет вы ничуть не изменились. Разве что похорошели.

— Я вас первый раз вижу.

— Неважно, — объявил старик, стянул картуз, поставил чемодан на пол. — Это неважно.

— Что надо? — повысила Крошкина голос.

Старик сел на стул.

— Не волнуйтесь. Я с очень неожиданной, но доброй весточкой…

Крошкина шмякнулась на диван. Стены комнаты словно падали и плыли. В ушах звучали слова: «От вашего мужа…»

— Да, да, от вашего мужа, Алексея Игнатьевича, — тихо продолжал старик. — Вы, дорогуша, отнеситесь к известию спокойно и доверительно. Вот, записочка…

Старик привстал и через стол подал листок бумаги. Крошкина сразу узнала почерк Алексея. «Дорогая и бесценная Маша. Я жив. Я умер, но я жив…»

Воспоминания обрушились на Крошкину.

…Лето. Улицы города заполнены военными людьми. Среди них Алексей. Она с семилетней Женей стоит на углу улицы, и девочка машет рукой бойцам. Рядом рыдают женщины. Она тоже в слезах, хотя жизнь с Алексеем не ладилась. Вскоре после свадьбы ей стало ясно, что мужу она безразлична. Первое время были надежды, что все обойдется. Но надежды не оправдались: муж обманывал ее на каждом шагу. И вот война. В минуты прощания с Алексеем думала, что он осознал свою вину. Но вечером, желая еще раз побыть с ним, она приехала на вокзал, долго бродила среди людей и, наконец, издали увидела Алексея. Он держал в объятиях молодую плачущую женщину. А месяца через четыре пришло извещение о его гибели. Она поступила работать на шинный завод, Женя пошла в школу. Прошли годы войны. Женя выросла…

Старик между тем встал, вышел из комнаты, запер входную дверь, заглянул на кухню и, возвратившись, включил репродуктор: комната наполнилась музыкой. Гость снял пальто, повесил на крючок у двери, достал из кармана горсть грецких орехов и устроился у стола.

Крошкина отошла к комоду, загроможденному безделушками. Взгляд остановился на фотокарточке возле зеркала. Ей всегда нравился снимок, на котором она, как ей казалось, была очень интересной: сидит в плетеном кресле, а муж стоит сзади, обнимая ее за плечи. Вся она такая особенная, какой никогда себя не помнит. До сих пор не забылось, как перед фотографированием Алексей сам подкрашивал ей губы, подбривал и подрисовывал брови…

Старик с усмешкой наблюдал, как у Крошкиной дрожат руки и она никак не может сосчитать сотенные бумажки. Видя, что она смущается его взгляда, он взял записку и поджег ее. Крошкина замерла.

— Так приказал Алексей. Ознакомитесь — и предать огню. Ничего не поделаешь. Ну, сосчитали? Прекрасно. Теперь позвольте расписочку…

— Какую? Я не понимаю…

— Да боже ж мой! Ну самую обыкновенную расписку, какие исстари водятся в денежных делах. Мало ли что может случиться! Все, как говорили раньше старые люди, под богом ходим. Спросит меня ваш супруг, а вручили ли вы, уважаемый, моей дорогой супруге деньги, и я ему вашу расписочку в доказательство аккуратности. А без расписочки что я ему представлю? Слова? А слова, дорогуша, дешевле воды…

Крошкина колебалась. Деньги манили её, но выдать расписку мешала боязнь, причину которой она не совсем понимала.

— Что я должна написать?

— Боже ж мой! — развел руками старик. — Да что угодно напишите, лишь бы понятно было, что вы от меня получили означенную сумму. Можно написать, что деньги в сумме четырех тысяч рублей от Степкина Ивана Сидоровича получили сполна, такого-то числа, месяца и года. Разумеется, должна быть ваша подпись. Можно упомянуть вашего супруга, поручившего мне это дело. Как угодно, моя дорогуша…

Крошкина отодвинула от себя лежавшие на столе деньги.

— Хорошо, я подумаю.

Старик вскипятился:

— Да что тут думать! Знал бы, видит бог, не взял бы на себя поручения. Надо понимать, чего стоит хранить чужие деньги. Если бы я дома был, тогда другое дело, а то человек я приезжий, к тому же старый, каждую минуту умереть могу, и попадут ваши денежки чужим людям, ну а мне, мертвому, будет вполне безразлично.

Крошкина прикрыла деньги ладонью.

— Хорошо, напишу. Но не буду упоминать имя мужа.

Старик насмешливо посмотрел в глаза Крошкиной и равнодушно ответил:

— Как угодно. А без моего имени в расписочке вам, дорогуша, не обойтись.

Старик спрятал расписку, Крошкина — деньги.

— А вы кто будете?

— Иван Сидорович. Для ясности Степкин.

— Нет, по роду занятий?

— Служащий.

— Сюда в командировку прибыли?

— Да.

— Все еще, значит, работаете?

— Без работы нельзя, дорогуша.

— С Алексеем давно знакомы?

— Порядочно.

— Как он выглядит? Не прислал карточку?

— Нет карточки. Отлично выглядит. Мужчина в полной форме, в соку.

Старик был скуп на слова. Крошкина только узнала, что в скором времени Алексей сам приедет в город.

— Вот что, Мария Ивановна, — встрепенулся старик, пытаясь поймать летавшую над столом муху. — У вас, вероятно, от такой негаданной ситуации смещение ума происходит. Но боже вас упаси сболтнуть кому-нибудь.

Хотя старик улыбнулся, Крошкина почувствовала угрозу.

А старик, поймав муху, склонил голову к кулаку и слушал, как та звенела в западне. Потом резко сжал кулак и, раскрыв ладонь, сдунул муху на пол.

— Далек был Алексей все эти годы от вас, — начал старик опять равнодушным голосом, — но он в курсе событий вашей жизни… И о коммерции тоже знает…