Москва времен Чикаго - Валерий Маслов

Джульетта Степановна Буланова, завотделом информации областной газеты крупного промышленного центра с миллионным населением, твердо решила выполнить свое намерение: встретиться с Мягди Джевеликяном. После долгого разговора со своей самой близкой подругой — библиотекарем Зиной — она поняла, что Мягди — именно тот человек, который ей нужен.

«Да, это мой тип близкого человека, — размышляла Джульетта, которая только что приехала в Москву и теперь направлялась в квартиру, которую месяц назад Джевеликян выбрал для их совместного проживания. — Не люблю размазней, в которых превратилось большинство мужиков. За такими нужно ухаживать, кормить с ложечки, поить и одевать. А Мягди — самостоятельный зрелый мужчина, с характером, но может быть по-настоящему нежен и предан. Не говоря уж о материальных возможностях. Хотя это для меня не так уж и важно».

Несмотря на то что она давно уже знала Мягди — ведь он сделал ей предложение, и они даже чуть было не сыграли свадьбу, — Джульетта, как и всякая женщина, идущая на свидание, конечно, нервничала. Хотя и считала себя уверенной в своих силах и способностях элегантной дамой.

Она действительно была красивой, стройной, высокой блондинкой, которые так нравятся южанам. И хотя ее возраст был уже близок к той критической для любой женщины черте, когда ее уже никто не назовет «девушка», журналистке нечего было этого опасаться. Элегантно одетая, уверенная в себе, эрудированная, с приятной внешностью, Джульетта Степановна не выглядела ни провинциалкой, ни женщиной зрелых лет.

И все же волноваться было отчего. Мягди, который прежде редко пропускал несколько дней, чтобы не позвонить ей из столицы, вот уже две недели словно пропал. И это настораживало. Даже наводило на мысль, не завел ли он себе другой женщины.

Во-вторых, Зина права. Она вела себя если уж действительно не как обыкновенная проститутка, то, во всяком случае, как порядочная стерва. Бросалась то к мэру города, Петракову, то к Джевеликяну. Открыто встречалась с Петраковым, даже ездила с ним за границу, а затем с такой же легкостью соглашалась приехать в гости к Мягди.

Мужчины такого поведения не любят. И далеко не всегда прощают измену даже таким красавицам и умницам, к которым она себя причисляла.

Тем не менее она была уверена, что Мягди ее простит. Он ведь так долго ухаживал за ней, а она так старательно не замечала, что она ему нравится, что добилась своего: он стал ручным, словно тигр, которого с детства поили из соски, и теперь он не может укусить человека, который его вырастил.

Едва она назвала таксисту адрес, как тот понимающе усмехнулся и быстро помчал на Кутузовский.

«Он что, принимает меня за шлюху по вызову?» — Джульетту оскорбила наглая ухмылка таксиста. Но она тут же успокоилась: «Черт с ним, мне с ним детей не крестить, лишь бы довез скорее».

Как и ожидала, на звонок никто не ответил. К тому же что-то подсказывало ей, что у квартиры нежилой вид. Она внимательно осмотрелась и только теперь увидела, что дверь опечатана.

Масса догадок пронеслась у нее в голове. Она, конечно, догадывалась, чем занимается Мягди. Уж, конечно, не благотворительностью и не оказанием помощи голодающим детям Намибии. Более того, она имела довольно веские доказательства его причастности к кругам, мягко выражаясь, далеким от лояльности к государству и его законам. После последнего разрыва с ним она даже подумывала, не написать ли сенсационную статью о крупном российском мафиози, с которым автор имела честь даже делить какое-то время ложе. Не давала покоя и история с Геннадием, во внезапной смерти которого, а вернее, отравлении на той свадьбе, которая так и не сделала ее женой директора металлопрокатного комбината, она винила Мягди.

Но неоспоримых доказательств у нее, слава Богу, не было, а догадки, как говорится, к делу не подошьешь. И все же главное было в другом. Джульетта могла обмануть кого угодно, даже свою сверхбдительную товарку Зину. Но себя, увы, не обманешь. И полная правда была в том, что в последние дни ее буквально потянуло к Мягди. К этому строгому, жесткому, сильному человеку. Хотелось опоры и защиты: не век же самой себя защищать, доказывать свою самостоятельность, напыщенно бравировать фразами, что одиночество ей только в радость, что настоящая пытка жизни именно в семье. Господи, как она устала от собственной бесконечной лжи!

Она прекрасно понимала, что в своем одиночестве женщина куда более одинока, неустроенна и несчастна, чем мужчина. У того есть работа, друзья, увлечения, карьера, наконец. А для женщины, какой бы эмансипированной она себя ни мнила, всегда главным будет семья. Свой дом, дети, муж — вот к чему стремится каждая женщина. И Джульетта вовсе не была исключением, хотя до сих пор так и не познала прелестей семейной жизни.

Говорят, природа распорядилась так, что женщине всегда хочется быть единственной, а мужчине — первым. И невостребованность женщины мужчиной всегда аукается не только в личной, но и в ее социальной жизни.

— Слово «одинокая» уж больно тоскливо, — вслух проговорила Джульетта и повернулась, чтобы уйти от этой неприветливой опечатанной казенной печатью двери. «Где же его теперь искать? — задумалась она. — Ехать в офис? Но раз опечатана квартира, значит, его ищет милиция!»

И тут ее осенило: надо обратиться к Титовко! Этот господин хоть и проходит по разряду друзей Мягди совершенно формально, но знает очень много!

Поздно вечером, когда изнывающий от безделья и бессилия, обуреваемый злобой на своих врагов, обиженный невниманием друзей, которым еще вчера отваливал огромные куши в валюте, отшельник уже собирался лечь спать, дверь в его логово тихо отворилась. На пороге стоял Титовко.

— Извини, что не стал звонить и открыл дверь своим ключом, — начал Титовко, пожимая руку Мягди. — Не хотелось, чтобы кто-то обратил внимание на звонок.

— Чего уж там. — Джевеликян скривил губы в саркастической усмешке. — Ты здесь хозяин-барин. А я бомж, с которым можно не церемониться.

— Еще раз извини, Мягди Акиндинович. Были причины, чтобы один день ты побыл в одиночестве.

— Конечно, были, — окрысился Мягди. — Когда я был самый богатый бизнесмен в стране, вы все ко мне за «зеленью» чуть ли не на карачках приползали. А теперь со мной можно и не считаться!

— Ошибаешься! — жестко прервал гость. Его лицо вдруг стало суровым, тонкие губы сжались так, что превратились в единую полоску. — Я всегда уважал тебя за деловую хватку и умение делать деньги. Умных людей в стране не так уж много.

— Спасибо за комплимент, — несколько оттаял Джевеликян и даже попытался пошутить: — В стране, где две напасти — дороги и дураки, это не такое уж и достижение.

— Ты был и остаешься для нашей партии главным источником финансовых поступлений. Президентов разных фирм, криминальных авторитетов много, а людей, которым доверяет наша партия, — единицы.

Мягди моментально понял, что разговор предстоит серьезный, вмиг перестал и обижаться и шутить. Ухмылка исчезла с его смуглого лица. Он приготовился слушать.

— И потому, — продолжал гость, — партия поручила обеспечить тебе самые благоприятные условия на время, пока ты вынужден скрываться от прокурорских ищеек.

— И что же это за условия? — поинтересовался Мягди. Похоже, ему было достаточно и одного дня, проведенного в маленькой типовой квартирке, без привычных удобств, роскошных яств, угодливых слуг, чтобы оценить прелести жизни, ставшие вмиг недоступными.

Титовко загадочно ухмыльнулся, расправил плечи, закинул ногу на ногу, небрежно посмотрел на золотой «роллекс» и только затем почему-то спросил:

— Ты, кажется, по национальности грузин?

Мягди обиделся. Не любил, когда вспоминали, откуда он родом. Он всегда подчеркивал, что приехал из Лабытнанги. Далекого местечка в тундре, где он набрался чудодейственной силы и способностей экстрасенса. И потому с достоинством ответил:

— Я сын великой России. И служу именно ей.

— Ну, насчет «служу России» ты явно загнул, — цинично рассмеялся Титовко. — Каждый служит прежде всего себе. А затем уже — кто ему ближе. Мы семьдесят с лишним лет вдалбливали народу ту белиберду, о которой ты с таким пафосом вещаешь. И, как оказывается, старались не напрасно: даже ты в нее поверил. Все-таки великое дело — пропаганда. Но сейчас настало иное время. Лозунгом нашей эпохи должен быть совсем другой: «Обогащайся!»

Мягди посмотрел на напыщенного, самоуверенного Титовко и вспомнил, кем он был раньше. Да, в биографии этого человека были все ступени партийно-номенклатурной карьеры: и влиятельные родители, и комсомольская закалка, и Высшая партийная школа, и работа в ЦК КПСС. И потому даже с перестройкой и переделкой он не выпал из руководящей обоймы. Наоборот, добрался до влиятельного поста руководителя аппарата правительства да к тому же сумел нахапать много приватизированного имущества. Но Мягди импонировали именно такие циничные, жесткие и безнравственные руководители. Как показывал опыт, именно они добивались наибольших успехов и высот власти. И хотя Титовко слетел со своего высокого поста, это была лишь прелюдия к другой захватывающей игре — пути на самую вершину власти в стране.