Повесть о юном королевиче Зигфриде, варваре Конане, вещем драконе Фафнире и мудром карлике Альбрихе - Александр Зорич

«Значит, Ловец Справедливости – это судья…» Жизнь судьи казалась ему до одури скучной (по крайней мере, именно такой она была у единственного известного ему судьи – кузена короля Зигмунда). Вдобавок пугала перспектива стать невозвращенцем…

– Не хочу! – взволнованно выкрикнул он.

– Не ори, пожалуйста, – попросил дракон скрипучим вредным голосом. – Так… Что тут у нас ниже… Дабы стать Ловцом Стихий, иди в Нибелунгенланд. Если дойдешь – считай себя везучим. В Нибелунгенланде найди Рюдеберг, на Рюдеберге разыщи озеро Нифльзее, Озеро Мрака. Если отыщешь – считай себя счастливым. По озеру плавает круглый корабль, обшитый кожей линдвурмов. Кораблем правит карлик Альбрих. Если он оставит тебя в живых – считай себя избранным. Скажешь Альбриху, что Фафнир ему кланяется. Карлик возьмет тебя в ученики. Через пять лет станешь фюрером над всеми тварями и духами озера Нифльзее. Через пятнадцать лет ты превзойдешь свою природу и сделаешься Ловцом Стихий. К людям ты уже не вернешься. Это второе…

– А дальше? Что там еще? – нетерпеливо спросил Зигфрид.

Идея учиться на озере ему нравилась – лепет волн, в прохладной вышине – птичьи крики, серебристые рыбы среди гладких камней… Но вот что учителем будет карлик… Карликов он раньше видел только однажды – когда из самой Равенны приезжали жонглеры. Там у них много чего было – зверинец, два сросшихся пупками человека, женщина с бородой…

Тем временем дракон продолжал:

– Если захочешь, можешь стать Ловцом Памяти, королевич. Твой отец вряд ли одобрит такой выбор, но…

– А кто это – Ловец Памяти? Какая это… профессия?

– Ловец Памяти может быть кем угодно. Скальдом, воином, ярлом, берсеркером, магом. Он может быть даже золотарем. Однажды Ловец Памяти подожжет один-единственный храм или будет распят на косом кресте. Он напишет «Метаморфозы» или сосчитает небесные сферы. И все это совершенно неважно, королевич. Важно лишь то, что он обязательно – обязательно! – запомнится. Войдя в мир, Ловец Памяти останется в нем навсегда. Как луна и звезды. Смерть его неизбежна, но память о нем нетленна. Потому и называется он Ловцом Памяти… Для этого тебе нужно…

Зигфрид задумался. Дракон говорил очень абстрактные вещи. Слишком абстрактные. И, даже не дослушав до конца, что же делать там, в столице нибелунгов Вормсе, куда он должен будет отправиться, чтобы стать Ловцом Памяти, Зигфрид перебил вещего дракона:

– О небеснорожденный Фафнир! Ты рассказал мне, кем я могу стать. Теперь скажи, кем я должен стать. Я тебя очень прошу…

– Вот же докучливый малый! – дракон, кажется, сердился. – Просил я твоих родичей раньше шестнадцатилетия тебя ко мне не присылать… По-хорошему просил… Так нет же! Все не терпится Атаульфу тебя пристроить… Что ты должен, знаешь только ты, королевич. Выбор – за тобой. Сделаешь, как тебе нравится. При чем тут я?

– А если я не знаю, как мне нравится?

– Значит, узнаешь потом, – устало вздохнул дракон. – Не обязательно выбирать сейчас, прямо здесь. Я, между прочим, проголодался, – уже не скрывая раздражения, сказал Фафнир. – Тебя тут учу, одновременно с твоим тупоголовым приятелем из Киммерии – торгуюсь…

«Это с Конаном», – смекнул Зигфрид.

– Ну чего ты застыл как истукан и глазами вращаешь? Представь себе: ты – путник. Перед тобой три дороги. Каждая из них прохожая, широкая. Кстати, все три ведут в одно место, но это в данном случае не играет роли…

– Какое место, господин Фафнир?

– Вообще-то к смерти.

– И что?

– По какой из трех дорог идти, выбрать должен ты.

– А если…

Но в этот момент из соседнего зала, где остался Конан, послышались громкие звуки возни, необычайный стрекот, шорохи и шарканья. Громкие голоса, как и прежде, неприязненно спорили о чем-то неразличимом. Зигфриду показалось, что он узнает боевитый бас киммерийца и глумливую интонацию дракона. Хрустальное дерево, до сих пор сиявшее мягким задушевным сиянием, заметно потемнело.

Зигфриду вдруг стало страшно – но не детским, животным страхом, а чугунным страхом взрослого, – он почувствовал: упорядоченный космос драконьего логова начал необратимое превращение в хаос.

Неожиданно статуя погасла.

Помедлив в нерешительности, Зигфрид побрел назад, на звуки.

То, что он увидел, поразило его.

В центре соседнего зала изумрудно светился хрустальный автопортрет лежащего Фафнира – по-видимому, наконец догадался Зигфрид, мудрый дракон разговаривал с Конаном через статую точно так же, как он разговаривал только что с Зигфридом через дерево, то есть – пребывая в таинственной недосягаемости («а что тут такого – ведь даже жонглеры могут одновременно подбрасывать шары и ходить по туго натянутой веревке?»). Но все самое интересное происходило в углу зала, где бранились облые тени, в одной из которых можно было признать киммерийца, а в другой… в другой Зигфрид не сразу узнал своего недавнего собеседника, крылатого скульптора.

Фафнир походил на свой хрустальный автопортрет и отчасти на самые крикливые из своих описаний – крапчатая спина, размашистые крылья, покрытые разноцветными перьями – алыми, желтыми, черными. Нескладное туловище рептилии с длинным острым хвостом, морда словно бы птицы… В общем, когда глаза Зигфрида вновь привыкли к темноте, он как следует все рассмотрел.

Причину свары установить было трудно.

Вроде бы Конан желал купить у Фафнира его слюну, обладающую целебными свойствами, а Фафнир не желал слюну продавать и честил киммерийца скупердяем.

Страсти накалялись с каждой секундой. И хотя на благоприятное развитие событий рассчитывать было бы наивно, когда Конан проворно метнулся вперед и в резком выпаде ударил Фафнира кинжалом в морщинистую грудь, это стало для Зигфрида полной неожиданностью.

Это было невообразимо.

Немыслимо.

Непредставимо.

Почти как послать метательный нож в Распятие прямо посреди службы.

Зигфрид закричал и закрыл глаза руками – он был на грани обморока.

Фафнир рухнул набок и заревел.

Мигом очнувшись от этого неописуемо жуткого звука, королевич бросился к дракону, чтобы помочь ему.

Однако тугая, пульсирующая струя крови, ударив из тела смертельно раненного существа, не только оросила Зигфрида с головы до ног, но и отбросила его далеко назад!

Кровь дракона быстро застывала, оставляя на коже слюдяные корочки. Волосы Зигфрида вмиг стали как стеклянные.

Вот тут-то королевича и настиг настоящий первородный ужас. Обернувшись к далекому выходу из пещеры, он явственно увидел там, в ослепительном ореоле света, незнакомца в черном балахоне – седенького старика с веслом, испокон века перевозившего новопреставленных батавов с берегов жизни на берега иные, – и потерял сознание.