Курица отечественная непотрошеная - Надежда Викторовна Лезина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… Подруга тщательно, в течение нескольких лет создает ИМИДЖ. Отрабатывает перед зеркалом улыбку, поворот головы, жесты, походку, осанку; перед приходом гостей раскладывает на журнальном столике аксессуары, необходимые для создания определенного впечатления: Библию, книгу Оскара Уайльда на английском, кассеты с записями Баха, Чайковского, Шнитке, Рахманинова (в зависимости от того, кого ждут), видеокассеты с «ужастиками» (классикой, мелодрамой, эротикой), засушенный цветок, русско-французский разговорник, а, может быть даже, разговорник русско-такой, какого и не существует (если это необходимо), эспандер, пачку «More» и т.д. – точно зная, КТО, ЗАЧЕМ и с ЧЕМ придет, и какая перед ней стоит цель. Я так не умею. Иногда жалею об этом. Иногда горжусь, что не умею. Потому что мне звонят в день по десять друзей-человек, желающих пообщаться, поговорить (они все равно не увидят, ЧТО у меня на журнальном столике – а у меня его вообще нет!), а звонки к ней, чаще всего, с просьбой подозвать к телефону ее супруга. Ко мне приходят в гости без звонка, без приглашения, без договоренности в любое время суток, а она «принимает» три-четыре раза год, максимум двух-трех человек и рассказывает об этом неделю – как это для нее обременительно. Нет, не буду я раскладывать на столе ничего. Да и стола такого размера еще не изготовили…
Как говорит любимый попугай моей любимой подруги: «Это просто какой-то маразм!» – смотреть любимый фильм с людьми, которые ничего не смыслят в… В чем? В музыке, в режиссуре, в гармонии отношений, в цвете, в свете, в поведении человека в определенной ситуации, и могут, пусть даже в момент, ничего не определяющий, говорить о том, что актриса «не худая», а «в теле», что актер стал старым, и «глазки у него заплыли – наверное, пьет» и т.д. Это уже не «маразм», а кощунство. Я сажаю всех желающих приобщиться к киноискусству на диван, ставлю на столик чай, конфеты, спиртное, сигареты – на любой вкус – и ухожу, поплотнее закрывая дверь в комнату. Они слышали (смотрели) рекламу по ТВ, что это фильм для тех, кто «чувствует себя настоящей женщиной». Они чувствуют себя. Пусть чувствуют. Мне не жалко. Только жаль немного. Хотя заблуждение не порок. И те, кто рядом с ними, может быть, думают, что они «настоящие». Но я не мужчина, не муж, не любовник, не бойфренд, и не мне судить, настоящая ли она, если смеется, когда героиня плачет, и спрашивает, где спички, когда на экране кто-то страдает. Не хочу превозносить себя, ставить выше других, но подобное проявление «настоящности» мне просто недоступно… А фильм-то про меня. Значит, все они делают вид, что – со мной, что понимают, что сочувствуют, что хотят помочь, что жалеют, и что… Нет, врут… Это – тест: КАК человек смотрит фильм. Не ЧТО скажет, а ЧТО видит… Ну, все, спокойной ночи. Мою посуду, выключаю телевизор, потом снова включаю и смотрю только что перемотанный фильм одна. Ну, что там смешного?…
Сегодня ничто не упорядочило мои мысли: не было ни впечатлений, ни чувств, ни встреч, ни слов. А чтение внесло только полный разброд и разброс. Опять разлад. Правда, кое-что удалось разъяснить самой себе. Итак, если больному с высокой температурой дать жаропонижающую таблетку, через какое-то время наступит облегчение. Если ту же таблетку дать совершенно здоровому человеку, то он не почувствует никаких изменений в своем состоянии. И будет по-прежнему здоров… Когда читаешь то, что нравится, впервые – очень хочется узнать, как выглядит автор, хочется посмотреть хотя бы на его фотографию, внимательно разглядеть лицо, постараться понять, что он за человек, правда ли он думает (или думал) то, что пишет, чувствует ли то, о чем говорит. Обычно образ автора складывается в воображении во что-то не конкретное, а создается лишь ощущение, или впечатление о его облике. И если портрет его совпадает с тем сложившимся образом, смотришь на него с неизменным удовольствием и думаешь: «Да, похож. Именно таким я себе его и представляла». Когда же эти лица, реальное и нарисованное воображением, взаимоисключают друг друга, приходится долго всматриваться в подлинное лицо и убеждать себя, что именно таким оно и должно быть. И что врать, как писатель, он не мог. Во всяком случае – не должен был. А там – кто знает… Очень хотелось сегодня сопоставить свои представления с лицом автора, которого я считаю «своим», но фотографии в книге не оказалось. Я уверена, что у него грустные, светлые глаза. Может быть, немного настороженный взгляд. Возможно, отстраненно-равнодушный. Пожалуй, он единственный, кто близок мне до каждого абзаца, до каждой строчки, до каждого слова. Если бы я была любительницей выписывать цитаты, или просто понравившиеся фразы, сравнения и т.д., мне бы пришлось переписать почти всего «Гантенбайна». Он опять захватил меня так, что, кажется, высосал все мои силы и мысли. Либо все, что написано в книге, создано мной (если бы так суметь!), либо где-то есть человек, который ощущает жизнь так же, как и я, либо… Нет, после этого писать – просто преступление! И мыслей нет, и слова беспомощны. Так, на уровне расписания пригородных электричек, или театральной афиши… Но ведь я не претендую на признание, или даже на «положительный отклик критики». Пока это для меня – одна из форм общения с миром – форма ответа на мое существование, которое является риторическим вопросом. Не пишется сегодня. Только читается…
Часть 3
…Хочется все расставить по местам. Хочется ясности, внутреннего спокойствия, сосредоточенности и упорядоченности. Каждому чувству, ощущению и явлению присвоить порядковый номер навечно и отвести в своей душе определенное место,
