Становясь Милой - Эстель Маскейм

Потом отстраняется, вцепившись мне в плечи, и оглядывает меня с ног до головы, как некий музейный экспонат.

Тетя Шери – папина родная сестра, однако они нисколько не похожи. Папа темноволосый и темноглазый с резкими чертами лица, в то время как у тети лицо круглое и розовое, обрамленное светлыми кудряшками. А свежее сияние кожи напоминает, что она младше папы.

– Привет, теть Шери, – говорю я, глупо улыбаясь. Мы не виделись почти четыре года. Тетя, кажется, нисколько не изменилась, однако вполне понятно, почему меня она рассматривает с таким интересом. Я уже не тот неловкий ребенок с кривыми зубами и очками с розовой оправой – уроки танцев, брекеты и контактные линзы исправили положение.

– Какая ты ужо взросленькая, да еще и красавица! Наконец-то мы увиделись вживую, а не через экран компьютера. – Внезапно она хмурится и щиплет мои щеки. – Здесь нету никакой надобности во всей этой штукатурке, дорогуша, особенно с нами…

Ну, тут не поспоришь, поэтому просто пожимаю плечами. На самом деле я привыкла, что передо мной в любой момент может выскочить папарацци или фанат с камерой, и необходимость постоянно выглядеть на все сто буквально въелась под кожу – благодаря Рубену, а также безупречному примеру мамы.

Я шумно выдыхаю. Косметика уже сползает с лица вместе с ручьями пота.

– Фух, ну и жарища у вас!

Тетя Шери усмехается и закидывает руку мне на плечи.

– С возвращением в Теннесси!

Точнее, в город Фэрвью, штат Теннесси.

Полагаю, папа до сих пор считает Фэрвью своим домом, и, пожалуй, в некотором смысле так и есть. Я тоже здесь родилась и прожила какое-то время, разве не это делает место домом? Однако мы уехали, когда мне было всего шесть, и большую часть жизни я провела в Лос-Анджелесе, поэтому именно его я воспринимаю своим домом, а не Фэрвью, к которому не испытываю особой привязанности.

Считай, только отъезд-то мне и запомнился. Я успела отучиться полгода в первом классе, когда пришлось собрать игрушки, последний раз обнять рыдающих бабушку с дедушкой и сесть на самолет в один конец до Лос-Анджелеса. Я тогда слабо представляла, что такое переезд, но родители постоянно называли его «нашим маленьким приключением». Я и не догадывалась, насколько изменится наша жизнь. Значение имело лишь одно – мы будем жить рядом с океаном!

А переехали в другую часть страны мы по единственной причине – чтобы реализовывать папины мечты.

В школьные годы он считался шутом класса, а потом один случай кардинально изменил курс папиной жизни – в наказание за шалость его отправили помогать театральному кружку. Сперва он рисовал декорации к спектаклю, однако совсем скоро и сам попробовал силы в постановке, что, в свою очередь, быстро привело к «обнаружению» папиных скрытых талантов, которые, вкупе с впечатляющими внешними данными и природной харизмой, стремительно превратили его в настоящего покорителя девичьих сердец.

Он удивил всех еще больше, когда решил перевести увлечение в разряд карьеры и поступил в университет на театральный, где и встретил маму. В двадцать с лишним лет он снимался в низкобюджетном независимом кино, медленно, но верно нарабатывая опыт; его имя все чаще мелькало в титрах. Затем как снег на голову свалилось утверждение на роль в фильме, которому пророчили судьбу следующего блокбастера – так оно и вышло. Эта роль и стала трамплином, стремительно закинувшим его в мир богатых и знаменитых.

И вот мы отчалили в Калифорнию. Мама бросила работу и на первых порах взяла на себя обязанности папиного личного помощника. Она поддерживала его и во всем помогала, одновременно перестраивая собственную карьеру. Последнее, как позже выяснилось, вышло у нее превосходно, и теперь она вполне востребованный визажист. Надо отдать родителям должное: они работали не покладая рук, чтобы создать себе имя.

В Калифорнии мы живем уже десять лет, переезжая из одного дома в другой – каждый превосходит предыдущий по размеру и роскоши. Теперь мы вполне уютно обосновались в фешенебельном охраняемом коттеджном поселке недалеко от Лос-Анджелеса. Там моя школа, друзья и в целом вся жизнь.

От Теннесси у меня остались лишь отрывочные воспоминания раннего детства. Среди них более или менее внятные сохранились только с наших редких поездок к родственникам на праздники, а последний раз мы приезжали, когда мне было тринадцать.

Сейчас я приехала не на праздники. Папа так и не смягчился, и Рубен решил, что мне лучше пожить здесь до тех пор, пока не уляжется шумиха вокруг премьеры фильма. Ведь сложно напортачить, будучи в тысячах километров от отца и голливудской прессы, верно?

– К счастью, – говорит тетя Шери, – у нас кондей фурычит на полную катушку. Ну, давай в дом.

Ранчо не сильно изменилось за прошедшие четыре года. Перед нами простираются поля, на которых прежде паслись коровы и овцы – давным-давно, когда хозяйством занимались бабушка с дедушкой. Теперь из живности остались только лошади. Парочка из них виднеется в загоне у конюшни, расположенной недалеко от трехэтажного дома, к которому мы приближаемся.

Пожалуй, забор вокруг – самая роскошная и дорогостоящая часть имения. Все остальное выглядит… заурядно. Двор зарос травой, конюшням не помешала бы рука маляра, а на доме заметны признаки преклонного возраста – старомодные оконные рамы, проржавевшие элементы декора и деревянное крыльцо. Скромно, но тем не менее очаровательно. Нет и намека на голливудский шик – самое обычное южное ранчо.

– Я точно вам не помешаю? – Мысль отправить меня сюда на целый месяц, а то и дольше, зародилась два дня назад, поэтому для всех на ранчо мой визит весьма спонтанный. Скорее всего, тетя Шери даже толком не обдумала эту затею, и я чувствую себя некомфортно, будто причиняю им неудобства.

Остановившись перед входом в дом, тетя поворачивается ко мне.

– Дорогуша, мы семья? – Она тепло улыбается, склонив голову.

– Ага, – смущенно киваю я.

– Ну вот и ответ! – Тетя распахивает дверь и жестом велит мне заходить. – Кроме того, нам тут не помешает юная компания.

Я вхожу, и в лицо сразу ударяет холодный ветер из кондиционера, что весьма приятно для разгоряченной кожи. Тетя затаскивает мой чемодан в широкую прихожую с вполне обычной деревянной лестницей, ведущей наверх.

Впереди просторная комната с аркой, которая ведет в кухню. Внезапно в душе разливается теплое чувство узнавания. Кажется, с моего последнего визита ничегошеньки не поменялось: все та же мебель, стоящая здесь несколько десятилетий, стены завешаны семейными фотографиями в рамках, собирающих пыль. Кухня тоже не видела ремонта уже долгие годы,