Не отпускай мою руку, ангел мой. Возвращение - A. Ayskur

в каждую черточку лица. Как-то даже заявила: «Мам, а мой сын вылитый Рава, как ты думаешь, он его признает, если увидит?» Тетя Зина схватилась за сердечные капли. Вот и сейчас, увидев лицо дочери, она сразу все поняла. И обмерла, не зная, что предпринять. Тогда, несколько лет назад, узнав о беременности дочери, у нее было примерно такое же состояние испуга и обреченности. Но потом, слава богу, все разрешилось. И пусть все говорили, что уборщица Зина пристроила свою дочь за приезжего управленца, это ее мало трогало. Главное, что никто не узнал о беременности от сына начальника управления, у которого она работала. Она его побаивалась, но уважала за справедливый характер и молчаливую натуру. Он никогда не повышал голос, хватало его строгого взгляда, чтобы все сразу начинали суетиться. Тете Зине казалось, что, если они узнают про Стасика, они обязательно его заберут и никогда больше им не покажут. Особенно она боялась Фатиму, жену начальника. Она ни перед чем не постоит, если прознает про дитя, думала уборщица Зина и обходила подальше стороной их дом.

Вся власть в их руках, а нынче то и подавно. Вон как они разбогатели в последнее время. Повсюду их фирмы, торговые павильоны. И Рава, говорят, стал большим человеком. Зачем нам они, мы люди простые. Тем более он отсидел. Она помнила слова своего мужа, который был начальником охраны лагеря: «Восемьдесят процентов этих людей никогда не будут нормальными людьми. Это как хроническая болезнь, которая вселяется в человека и мучает его снова и снова. Раз побывав на зоне, они туда возвращаются всегда». Мужу своему она доверяла, он был грамотный человек, царский офицер. Если бы не революция, не война, кто знает кем бы он сейчас был, мечтала она иногда.

Сейчас этот зек грозил счастью ее дочери, и она готова была лечь трупом между ними, чтобы не допустить этого.

Закрыв за собой дверь, Лия обессилено опустилась на стул. А в голове за несколько минут пронеслись воспоминания той единственной ночи, когда они остались в маленькой комнате для свиданий в колонии общего режима. Как стояли друг перед другом неловкие, не знающие, что сказать в первое мгновение, а потом бросились в объятия друг друга. Как добивалась этого свидания, как выпрашивала адрес у Вали, как откладывала деньги со стипендии на поездку. Она тогда еще не знала, зачем едет к нему, испросить ли прощения за его сломанную жизнь, сказать ли ему о своей дурацкой и непонятной любви, которая не давала ей спать и нормально дышать. Но все случилось почти без слов: и ее беззвучная истерика от его всепрощения, ее слезы, которые он зацеловывал, не давая им стечь по лицу. Постепенно напряжение уходило, уступая место нежности, желанию раствориться в поцелуях и объятиях. Она сама не ожидала от себя такой открытости в чувствах, а может, бессознательно была готова к тому, что произошло. Утром она открыла глаза и увидела его лицо рядом с собой, умиротворенное и счастливое. Он спал, едва помещаясь и почти свисая с узкой железной кровати, и бережно ее обнимал. Он показался ей огромным, похожим на большого медведя. И она еще раз улыбнулась своему счастью. Почему все происходит всегда с запозданием?

Ей хотелось запомнить каждую черточку его лица, и она нежно стала водить пальцем по нему. В этот момент он проснулся и крепко ее обнял.

— Не знаю, как я теперь буду здесь без тебя, — зарываясь в ее волосы, прошептал он. — Ты даже не представляешь, как я ждал и верил, что ты обязательно будешь со мной. Теперь у меня есть цель, теперь есть ты. Я буду делать все, чтобы выйти отсюда и быть рядом! — И целовал снова и снова.

Она радостно улыбалась в ответ и лишь крепче прижималась к нему. В этот момент в дверь громко и резко постучали. Они быстро повскакивали с кровати и стали одеваться. Рава дал ей знак не бояться, подошел к двери и открыл. Увидев того, кто стучал, удивился и быстро вышел с ним в коридор. Она стала собирать на стол остатки вчерашней еды, что привезла с собой, и, не дождавшись Равы, стала собирать вещи в сумку. Скоро ей нужно было ехать. Уже начала волноваться из-за его отсутствия, как он вернулся. Лицо его было неузнаваемым, и она сразу поняла, что-то случилось плохое там, куда он ходил. Куда делся нежный большой мальчик, который только что говорил ей слова любви? Она встревоженно всматривалась в его лицо, а он прятал глаза и не смотрел на нее. И вдруг как гром с неба прозвучали его слова, которые обожгли ее и, кажется, убили в ней всю ее душу.

— Ты не должна больше сюда приезжать, — медленно и отчетливо сказал он. Его лицо словно осунулось за эти минуты и стало жестким, резко проступили желваки на скулах.

— Никогда, ты слышишь. Забудь меня, живи своей жизнью. И не пиши мне. А теперь быстро уходи, я не хочу тебя видеть. — Он даже не подошел к ней, стоящей как истукан и ничего не понимающей, а просто вышел, хлопнув дверью. Она еще слышала, как он позвал конвой и сказал, что свидание закончилось. Затем послышались удаляющиеся шаги.

Она не помнила, как все закончилось, как вышла за пределы учреждения, как шла мимо огромного забора с колючей проволокой, за которым стояли бараки, на крышах которых сидели люди в одинаковых черных робах и что-то ей вслед улюлюкали и кричали. Она даже не помнила, как села в поезд, ехала обратно. Очнулась только дома в объятиях матери и только тогда зарыдала громко с надрывом. Мать испуганно гладила ее по плечам и все время спрашивала: «Доченька, что случилось, что случилось?»

Лия не стала утаивать от матери свою поездку к Раве, ей надо было выговориться. Облегчения не наступило, но мать все поняла и простила.

Потом она узнала о своей беременности, и первой мыслью было броситься под поезд. Но Лия вспомнила про мать: «Она не переживет этого». И все рассказала матери. Та не удивилась, как будто ожидала чего-то такого, молча обняла дочь и строго сказала:

— А теперь не делай никаких необдуманных шагов. Ребенок должен родиться. Учись, пока не видно живота, а там возьмешь академический отпуск. Побольше отдыхай, и главное, хорошо кушай. Пусть ребенок родится здоровым. Бог дал ребенка, Бог даст и на его пропитание.

Так началась новая пора в ее жизни. Токсикоза у нее не было, живота до поздних месяцев тоже,