Последняя любовь Казановы - Паскаль Лене

Беспокойный день завершился незамедлительным изгнанием с кухни господина Фолкиршера, где тот в течение тридцати лет безнаказанно стряпал свою кошмарную отраву. Мсье Розье занял его место, после чего было решено, что ужин будет подан в девять часов в маленьком кабинете рядом с библиотекой.

Поскольку мадам де Фонсколомб заверила Казанову, что не привередлива и скромна в своих запросах, он позволил себе отпустить большую часть бестолковых слуг, сбежавшихся при виде гостей из всех буфетных и кладовых, где по своему обыкновению они предавались блаженной праздности.

Готовясь к вечеру, мсье де Сейналь надел шляпу с белым плюмажем, шелковый, шитый золотом жилет и черный бархатный камзол, а поверх шелковых же чулок нацепил подвязки с застежками, усыпанными стразами. Разряженный по моде Людовика XV шевалье в назначенный час встретил гостей и поприветствовал мадам де Фонсколомб изысканным реверансом, который наверняка смогла бы оценить мадам де Помпадур и который, к сожалению, заставил лишь вздрогнуть старую даму. Слабое зрение гостьи и энергичные движения гостеприимного хозяина сделали его появление слишком внезапным. Что же касается мадмуазель Демаре, то при виде этой сцены она едва удержалась от смеха.

К ужину Казанова приказал накрыть маленький круглый стол, имевший всего одну ножку. Таким образом, четыре человека могли разместиться за ним, неизбежно соприкасаясь коленями. Можно было не сомневаться, что именно на это и рассчитывал Джакомо, посадив справа от себя Полину, слева – аббата Дюбуа, а напротив – мадам де Фонсколомб. Трапеза проходила в отсутствие лакеев – за столом прислуживал Розье, вино наливал сам Казанова.

Беседа в основном шла между мадам де Фонсколомб и хозяином, буквально забросавшими друг друга вопросами, словно они предполагали в один присест выведать историю жизни своего визави.

– Если мы продолжим в таком темпе, – с улыбкой заметила старая дама, – нам вскоре не о чем будет говорить.

– Уж вас-то наверняка хватит не на одну неделю, – заметил шевалье, ища взглядом одобрения Полины, но натолкнувшись на ее затылок.

Колену достопочтенного и знаменитого соблазнителя не везло так же, как и настойчивому взгляду. Можно было подумать, что красавица оставила свои прелестные ножки в гардеробе, вместе со сменными нижними юбками.

Но не в правилах Казановы было отступать из-за таких незначительных, хотя и досадных неудач. Он всегда утверждал, что притворная холодность женщины чаще всего знаменует начало потери контроля над собой, и ее сопротивление лишь продлевает прелюдию предстоящего наслаждения.

Достаточно было мгновения, чтобы маска мизантропа, которую старый авантюрист натянул было на свои морщины, исчезла без следа. Истинный, хорошо знающий свое дело соблазнитель, для которого любовь является прекрасным способом времяпрепровождения и одновременно заключает в себе смысл жизни, должен уметь одинаково правдоподобно смотреться и стоиком, и последователем Эпикура, меняя философию и взгляды на жизнь столь же быстро, как это делают дамы, меняя настроение и туалеты.

Полина была ростом немного выше среднего и обладала совершенным овалом лица. Ее красивой формы глаза были изумительного голубого цвета, к тому же в них все время горели озорные огоньки и казалось, что она постоянно сдерживается, чтобы не рассмеяться. Еще у нее были великолепные белокурые волосы, отливавшие медью. Рот не то чтобы совсем маленький, но изящный, с двумя рядами белоснежных зубов. Руки, стройная фигура и шея были безупречны по соразмерности и совершенству форм.

В тот вечер ее шейку охватывала небольшая черная бархотка, украшенная рубином; такие безделушки были тогда в большой моде, к тому же она восхитительно оттеняла ослепительную белизну кожи молодой женщины.

На десерт находчивый Розье подал превосходные груши, которые ему удалось раздобыть на кухне, где по своему обыкновению пировала многочисленная прислуга. После этого он без церемоний сменил роль лакея на роль близкого друга мадам де Фонсколомб. Сопровождавшее старую даму по дорогам Германии общество было настолько малочисленным, что, как уже упоминалось, все его члены вынуждены были менять свой наряд и роли по несколько раз на дню.

После ужина Казанова проводил гостей в небольшой музыкальный салон, где находились клавесин и спинет.[3] Мадам де Фонсколомб призналась, что когда-то играла на клавесине, но теперь со своим слабым зрением и скрюченными ревматизмом пальцами была не в состоянии извлечь из инструмента даже самой простой мелодии. Тогда Казанова попытался уговорить очаровательную Полину сыграть для них, но та заявила, что ровным счетом ничего не смыслит в музыке.

– Я вам не верю, – возразил библиотекарь, – вы наверняка обожаете музыку, ваши хорошенькие ножки просто созданы для танцев.

– Хорошо, я постараюсь исполнить для вас серенаду при помощи ног, но держу пари, что слушать меня вам захочется руками. Правда, мы от этого ничего не потеряем, поскольку ни у вас, ни у меня, кажется, вовсе нет слуха.

В ответ на эту остроту мадам де Фонсколомб весело расхохоталась, а старина Дюбуа, до этой минуты не подававший голоса, счел необходимым прокомментировать ситуацию, заявив:

– Мадмуазель Демаре действительно ничего не смыслит в музыке, ей нравятся только варварские песни кровопийц, погубивших нашего монарха.

– Наша Полина – настоящая якобинка, – сообщила мадам де Фонсколомб. – Я взяла ее на службу лишь потому, что надеялась помочь ей избавиться от этого безумного увлечения цареубийцами, но пока из этой затеи ничего не вышло.

Казанова с улыбкой принял сообщение об этой причуде молодой женщины. Он не сомневался, что революционный пыл прекрасной Полины был всего лишь игрой, своего рода украшением, призванным еще больше подчеркнуть незаурядность ее натуры. Да и у мадам де Фонсколомб было достаточно здравого смысла, чтобы не обращать внимания на эту фантазию, к тому же она даже не допускала мысли, что это увлечение может быть серьезным.

Поскольку никому еще не хотелось спать, Казанова, чтобы развлечь компанию, предложил сыграть небольшую партию в фараона. Счастливому аббату удалось выиграть целых два дуката у мадам де Фонсколомб, утверждавшей, что святой отец весьма искусен в передергивании карт, и эта способность очень помогает ему в пополнении церковной казны. Разошлись они только после полуночи. Казанова любезно показал гостям их комнаты, заодно устранив мелкие недоразумения. Слуги графа Вальдштейна взяли в привычку бесцеремонно расставлять повсюду дешевые сальные свечи, распространявшие ужасную вонь. Заботливый хозяин в мгновение ока разыскал одного из прохвостов и заставил его поменять светильники.