Мерзкий старикашка - Сэй Алек

Почему «и так, и сяк»? А какого такого гениального ума ждать от мальчика-мажора в восемь (по нашим меркам — пятнадцать) с небольшим лет? Бабы, выпивка, охота, породистые лошади — чего Лисапету еще было в те времена желать? Он и не желал.

Ох и покуролесил же, мелкий гаденыш, и все ему с рук сходило. Конечно, это первую жену Лендед взял в жены по политическим резонам, причем не сам, а с уже своего папеньки подачи, чтобы мирный договор закрепить (такая вот войсковая операция по принуждению к браку, получается), а на второй уже женился по любви, ну и мне с этого помытого слона нехило от папахена перепадало. Зато братец, который и по местным-то меркам на пять лет меня старше, на дух нас с царицей не переносил. Ну, вообще, понять того можно: мачеха его в черном теле держала, все мечтала на трон свою кровиночку усадить, и может даже у нее чего и срослось бы — сама она из местных, богатого и влиятельного княжеского рода, дядьев кумовьев при дворе полно, а то что сын охламоном растет, так молодой еще, перебесится.

Оно, конечно, может и перебесился бы, когда в возраст вошел, да только тут папенька подсуропил — возьми, да на охоте шею и сломай. Лошадь, понимаешь, споткнулась, а он сильно был нажрамшись к тому моменту, вот в седле и не удержался.

Беды, ясен пень, никто не ждал, так что и готовых планов интриг на случай внезапного атаса стороны не имели, однако Лисапетову маменьку это ничуть не смутило, — та еще была стерва, — и не успев похоронить мужа она уже начала мутить воду против законного наследника престола, упирая на его неблагонадежное происхождения от дщери враждебного государства.

Пес его знает, протащила б она меня на царство через совет князей, который, формально, утверждает нового государя на трон, или нет, но, как я уже упоминал, старший — умный был детина. И в войсках авторитетом пользовался.

Нет, гражданскую войну с резней всех несогласных он затевать не стал. Каген поступил гораздо разумнее.

Внешне он вообще никак на потуги мачехи не прореагировал, наоборот, собрался в паломничество, за усопшего отца помолиться, да не в ближний монастырь, а от столицы подальше, в обитель Святого Солнца, к чудотворной реликвии припасть. Есть здесь такая — здоровенный золотой слиток, в котором человеческая рука, словно в пластилине отпечаталась. Считается оттиском десницы этого самого Солнца, когда он в людском облике по земле шарилось и диким людям раздавало знания и прочие ништяки.

С пропагандистской точки зрения ход беспроигрышный, ну царица на него и купилась. Спровадила с Кагеном и младшенького царевича (он, мол, ничуть отца не меньше любил, больше даже, пущай к святыне припадает вместе с братом и рубит на этом половину купонов, а я женщина слабая, к путешествиям неприспособленная, я тут, в столице посижу, почву подготовлю, чтобы пасынка с короной прокатить) — не одного, понятно, со свитой, телохранителями и прочими лакеями. И вот тут в дело вступила география. Я бы даже сказал — политическая география.

Суть в том, что монастырь наш расположен в «тупиковой» горной долине, путь к которой лежит от торговой тропы. Ничего удивительного нет в том, что на этом ответвлении с незапамятных времен стоит крепостица с таможенным пунктом и гарнизоном — во-первых, пошлину с купцов брать где-то надо, так почему и не здесь (вдруг они монахам продадут чего, не уплатив до этого положенного сбора в казну?), а во-вторых, обитель Святого Солнца, это место священное, прославленное, но расположенное, гадство, едва не у самой границы, и случись какая война, соседи реликвию могут запросто затрофеить. Чтобы паломники и богомольцы уже в их страну ей поклониться ездили и, соответственно, свои денежки у них тратили, на еду, проживание и прочие добровольные пожертвования.

Крепостицу эту в придворных раскладах никто не учитывал, — сущая дыра, хоть и обросла уже кой-каким посадом, после завоевания княжества Самватин по ту сторону гор ивовсе значение почти утратила, — а зря, потому как комендантом гарнизона в ней был Кагенов боевой товарищ, должность эту получивший благодаря некоторому знакомству с царевичем, но мечтающий-то о несколько большем.

В общем, когда паломники добрались до монастыря, Каген, с помощью своих личных гвардейцев и крепостного гарнизона доходчиво объяснил всем заинтересованным лицам, что брат его младший и любимый, Лисапет, так проникся святостью обители, что решил уйти в монахи, посвятив оставшиеся свои дни молитвам об усопшем отце. Почему сам об этом не сказал? Так ему все мирское противно отныне, и никого кроме братии он видеть не желает — единственное что, просил Кагена, когда тот сядет на престол, освободить сие святое место от всяческих пошлин, и купцов сюда без них же пропускать.

Учитывая превосходство моего братца в числе сабель, спорить никто благоразумно не стал, и царевич Лисапет стал смиренным братом Прашнартрой.

Не скажу, что по возвращении в столицу у новоявленного царя все пошло просто и гладко, — тех кто уже на меня поставили и планировали вертеть монархом-недрослем оказалось предостаточно, заговоры множились, я получал тайные послания о грядущем освобождении кипами, но Каген проявил крутость характера и устроил во дворце воистину сталинскую чистку рядов, в чем ему, кстати, немало поспособствовал мой же родной дядя.

Дедушка-князь, ранее державший весь свой клан железной рукой, к той поре одряхлел, и почти полностью уступил фактическую власть над семейством своему сыну и наследнику. Тот же, прекрасно зная норов своей царственной сестры, обоснованно опасался, что с моим воцарением матушка мне обеспечит власть над своими родичами не только в роли сюзерена, но и в качестве нового кланлидера. А вот дядюшке оно было надо? Разумеется, он, за определенные гарантии, выступил на стороне Кагена, сохранив тем немало голов среди родичей.

За местный годик все устаканилось, оппозицию царю подавили, о существовании второго претендента на престол начали благополучно забывать, там и вдовствующую царицу уморили потихоньку… Так вот я и остался на бобах. Причем, не только в переносном, но и в прямом смысле слова.

Ну, не только на бобах, разумеется: в долине, где монастырь расположен, и просо растят, и ячмень, и гречку всякую пополам с репой и свеклой, но суть остается простой — устав обители предполагает преимущественно вегетарианскую диету, с небольшим добавлением рыбы в рацион питания. Изредка — именно что по праздникам, — жарят барашка. Раз в два месяца, где-то.

Правда рыба, чего уж греха таить, тут знатная. В речках изобильно водится горная форель, а в озере, близ монастыря, живут офигенные карпы, но в еду ее добавляют до обидного мало, а вот впахивать монахам приходится неслабо. А вы что думали, в монастырях только молятся что ли? Да щаззз! При обители и поля свои есть, где иноки и послушники трудятся наравне с отрабатывающими «барщину» местными крестьянами (земля в долине, формально, вся монастырская, хотя большинство пахотных земель, а их не так уж, кстати, тут много, юзают жители четырех местных деревушек), овечью шерсть в ткань те же монаси переделывают, мельница у нас опять таки, ну и рыбу ловим сами, да. Причем сетями пользоваться вера, видимо, не позволяет.

При этом еще на монахах обустройство быта богомольцев самой разной финансовой состоятельности, выделка шкур в пергамент и написание на этих пергаментах различных религиозных текстов, — как переписывание старых, так и сочинение новых, — починка, отлаживание да подстругивание того, что поломалось, торговля сувенирами культа не говоря уже о, собственно, богослужениях.

Скучать, короче, братии некогда.

Пытался ли от такой очешуенной жизни сбежать Лисапет? Да еще как! Только в первый год пять раз лыжи навострить пытался. Ну, понятно с каким результатом, раз я все еще здесь. Солдатики в крепости службу свою знают крепко, мимо них даже ночью фиг проскочишь, да и просто добираться до них, едва не день пути пешкодралом. Ловили, разумеется. Отечески, мать их ети, вразумляли.

Нет, порка или еще какое рукоприкладство в монастыре не практикуется. Зато есть такая особая келья для осмысления своего нехорошего поведения, перед которой губа в нашей части (да, перед учебой я, не то что некоторые, год в мотострелках оттрубил — там и ряху наел) кажется санаторием. Ну и другие способы «смирить гордыню» имеются. Что там брат Асмара про горшки говорил? Сопляк он, по сравнению со своим предшественником! Сколько я одних только выгребных ям очистил — можно сразу высший разряд ассенизатора давать.

Смирили, в общем, Лисапета к одиннадцати годам, и бегать отучили, и к деревенским бабам лезть — это уже без настоятеля, мужики просто два ребра сломали, — и вспоминать про свое происхождение вообще. Доброты, любви к ближним, и общительности это ему, конечно не добавило, а с годами склочность и язвительность его только усугублялись. В общем, премерзкий из него вышел старикашка.