ЗАПИСКИ СЕЛЬСКОГО СВЯЩЕННИКА - Георгий Эдельштейн

Другая епархия, другой епископ. "Я искренне хотел бы помочь вам, но это не в моих силах. Я, как видите, человек пожилой, если позволю себе допустить какую-то серьезную оплошность или стану своевольничать, пренебрегать рекомендациями уполномоченного Совета по делам религий, да и просто слишком «активничать», меня незамедлительно уволят на покой, а мне хочется служить. Нужно обращаться не ко мне, а к шустрым и напористым". — "Простите, Ваше Преосвященство, я знаю архиереев исключительно по календарю, там указаны только занимаемые кафедры". — "Поищите в Отделе внешних церковных сношений и вокруг него, у них связи повыше уполномоченного, захотят — возьмут".

Вера в могучие связи тех архиереев, что служат в ОВЦС, всеобща, она не ослабевает и сегодня. Уже в июне 1987 года, когда я был священником, я подал прошение архиепископу Костром-

14

скому и Галичскому Кассиану принять меня в епархию и направить на любое послушание по его усмотрению. Я объяснял, что в Костроме проживает моя семья, что здесь у меня квартира, что прошло уже более девяти лет, как я ушел из пединститута. В нескольких храмах Костромской епархии годами не было службы: не хватало священников. Но я не ставил в своем прошении никаких условий или ограничений, заранее соглашался служить не только священником, но и алтарником, псаломщиком, истопником, сторожем или дворником, лишь бы в Церкви. Кстати, это была не первая просьба, а пятая или шестая. Прошение отнесли архиепископу, просили обождать. Через несколько часов архиепископ позвонил мне по телефону: "Простите, о. Георгий, но я никак не могу вас взять: вы были здесь на идеологической работе. Рекомендую обратиться в соседнюю с нами Ярославскую епархию к молодому и энергичному архиепископу Платону, который прежде даже был заместителем председателя ОВЦС, это очень ответственная должность, он вам непременно поможет. Здесь же, в Костромской епархии, никакое церковное послушание для вас, к сожалению, невозможно". При этом архиепископ Кассиан относился ко мне лично очень доброжелательно, при каждой встрече просил простить его, настоятельно подчеркивал, что решение любых мало-мальски существенных вопросов от пего, правящего архиерея, не зависит, что ему просто не разрешают взять меня.

Больше 20 лет, с 1956 по 1979 год, ездил, писал, ходил, просил. Никак. Глухая стена. И вдруг в конце 1979 года, такого действительно трудного для нашей Церкви и для всей России, события стали развиваться стремительно, словно в сказке. Первого октября я был на приеме еще у одного епископа, он побеседовал со мною минут 40, ничем особо не обнадежил, пообещал ответить через месяц. Восемнадцатого ноября он уже рукоположил меня во диакона, в следующую субботу — во иерея, еще через четыре дня я читал указ, что решением Его Высокопреосвященства, архиепископа Курского и Белгородского, я назначен настоятелем церкви Иоанна Богослова в селе Коровино Волоконовского района. Но одного указа архиерея для совершения Богослужения недостаточно, нужна еще и справочка — регистрация областного уполномоченного Совета по делам религий. Секретарь епархиального управления разъяснил мне, что являться к этому чиновнику необходимо лично, желательно в сопровождении старосты

Очевидцы

15

(или, по официальной терминологии, "председателя исполнительного органа"). Добираюсь до прихода, беру старосту, всю ночь не спим, едем с пересадками из Коровина в Белгород. Едем наугад, не зная, застанем ли. Приходим рано, почти к началу приема, но в приемной уже сидит очередь. Несомненная удача: значит, начальник на месте. Дверь в кабинет приоткрыта, уполномоченный кричит на кого-то нарочито громко, пусть и все прочие слышат и учатся: "Вы обязаны строжайше следить, чтобы священники ваши по приходу поменьше шлялись. Помните, что всякие требы в домах им по закону запрещены. Запрещены. Понятно? Они могут только соборовать, исповедовать и причащать на дому умирающих, больше ничего нельзя. А они у вас и крестят, и молебны служат, и все, что только хотят, делают. Появится такой деятель на приходе, зарплата у него по ведомости вроде меньше моей, а через два года он уже покупает себе дом, еще через два года у него уже своя машина, начинает врать, что теща подарила. Коньяк марочный пьет, ездит обязательно в мягком вагоне. У меня вот почему-то не только на дом, машину или марочный коньяк да мягкий вагон, на простой коньяк денег не хватает. И тещи такой почему-то нет". Староста очень выразительно смотрит на меня, никак не одобряя мой веселый смех, потом наклоняется и сердито шепчет: "Вот вы тоже, батюшка, не захотели коньяк брать, все так делают, не надо было так спешить, в ресторан надо было заехать".

Через час входим в кабинет и мы. За столом совсем другой человек. Не гремит, не витийствует. Унылым голосом, глядя куда-то мимо меня, уполномоченный 10 минут пересказывает нам с Марфой какие-то прописные истины о дивной свободе совести в нашей стране и о действующем законодательстве, которое он только что безбожно перевирал[1]. "Вопросы у вас есть?" — "Нет". — "Справку о регистрации получите у секретаря". Все. Зачем же мы должны были ехать сюда из своего села? Ради десятиминутного инструктажа? А теперь еще восемь часов добираться домой. Неужели нельзя было той же секретарше справочку эту дрянную сунуть в конверт и выслать на приход или в крайнем случае в наш райисполком? Ведь архиерей давно согласовал назначение на приход с этим же чиновником, а потом копию указа своего ему же выслал. Нет, никак нельзя, ибо должен всякий поп лично предстать пред светлые очи начальства, чтобы с первого дня восчувствовать всем существом своим полную зависимость от внецер-

16

ковных сил, и должен учиться взирать на чиновников с трепетом. И староста пусть видит эту зависимость настоятеля от безбожника и пусть разумеет, кто реально Церковью правит[5].

Не прошло и месяца — получаю новый вызов. "Служителю культа Ивановской церкви с. Коровино. 4 января 1980 г. вам необходимо явиться к уполномоченному Совета по делам религий по адресу..." Опять, значит, две бессонные ночи предстоят. А рядом Рождество, на 5, 6, 7 и 8-е назначены службы. В самый день Рождества служба начинается до рассвета, не поднять мне ее после утомительной поездки. Зачем я ему понадобился опять? Более опытные собратья охотно пояснили: "Ты ему вовсе не надобен. Это деятель из другого учреждения желает с тобой побеседовать, но сами они не вызывают, а всегда через уполномоченного или (в других епархиях, но это реже) через секретаря епархиального управления: они все в тесном контакте работают. Ты в кабинет войдешь, а там с уполномоченным совершенно случайно еще одни дядя сидит, просто зашел в шахматы партию сыграть или последний анекдот рассказать. Уполномоченный тебе чепуховый вопрос для порядка задаст, а потом оставит вас наедине. Обязательно надо ехать, они таким доверительным контактам и беседам огромное значение придают, это определит всю твою дальнейшую судьбу".