Загадка Скалистого плато - Юрий Ясько

— В тринадцать часов я начал дневной объезд своего участка. Небо было белое-белое, словно раскаленное — к дождю. Участок у меня не очень большой, но сложный: реликтовый лес, кустарник барбариса, облепихи, древний папоротник. Самое страшное, если самодеятельные туристы разожгут костер и не затушат его… Жара стоит адская, все высохло, достаточно малейшей искры.

— Это не существенно.

— Надо же ничего не упустить, — обиделся Абалов, — удивительно, товарищ следователь: стоит человеку вырваться из тесного городского бытия, как он становится любителем живого огня. Словом, нужен глаз да глаз.

Начал объезд, в бинокль посматриваю, все в порядке. Иногда громкий щелчок раздается — это товарищ следователь, от ледника глыба отрывается, в речку падает… Смотрю, над Главным хребтом тучки собираются — сразу на душе радостно стало: быть дождю. А он очень нужен, очень. С мая сушь стоит. Знаете, после дождя лес оживает, становится приветливым, воздух сладостью отдает…

— Все-таки короче, пожалуйста.

— Под конец объезда поднялся я на Скалистое плато. Там, естественно, лес не растет, ничего не растет, суровое место. Но оттуда все хорошо видно, даже степь просматривается в бинокль. Начал спускаться. Коня взял под уздцы. Не дошли до дороги, — хлынул дождь, да такой спорый, веселый. Спрятался в пещере. В теле Скалистого плато много пещер. Дождь лил примерно полчаса, вымыл все вокруг, а небо, когда ветер разогнал тучи, посинело. Решил направиться домой, благо живу близко. Примерно за тридцать-сорок метров до этого места конь стал запираться, храпеть, будто зверя какого учуял. Я машинально посмотрел на часы: семнадцать тридцать. Я спешился, спять взял коня под уздцы, тяну его буквально за собой. Вижу, что-то лежит. Я, конечно, сразу понял, что это — человек, но глазам не поверил. Подошел к нему… Кровь из затылка хлещет… Дошло до меня, что в помощи человек уже не нуждается, сел на коня, махнул через речку к проходчикам — они за тем поворотом штольню бьют, позвонил от них в Рудничный. Не успел вернуться, как прибыл товарищ Харебов. Вот и все.

— Вы до тела не дотрагивались?

— Я все понимаю… Просто близко подошел, чтобы посмотреть. Думаю, его сразу после дождя убили или же за несколько минут до его конца.

— Почему?

— Кровь уж больно сильно лилась. Если бы до дождя или в его разгар, — она бы так не хлестала.

— Резонное замечание. Выстрела не слышали?

— Нет. Гром, товарищ следователь. Даже когда дождь перестал лить, — громыхало.

— Вещи при убитом были?

— Как видите… — Абалов закурил, сплюнул, извинился.

Когда Живаева осмотрела труп, сделала свои записи, Туриев попросил:

— Теперь давайте сделаем так… Прислоните тело спиной к скале, посадите. Темиров! Сделай снимок. — Обратился к Живаевой: — Ты что скажешь предварительно?

— Затылок сильно раздроблен, выходного отверстия нет. Мне кажется, выстрел произведен на значительном расстоянии.

Осмотрели одежду убитого. Штормовка, брезентовые брюки, валяется берет без всяких следов крови. Видимо, убитый снял головной убор, отдыхая. В карманах ничего не обнаружили. Удивительно: человек пришел в горы без вещей, без документов — так, налегке.

Ага, крошки табака. Значит, убитый курил. Если так, то при нем должны были бы быть папиросы или сигареты, спички или зажигалка… Наверное, все это было, в рюкзаке или в какой-то сумке. Человек не мог прийти в горы без рюкзака. И его надо искать. Искать? Ха! Если мужчина стал жертвой ограбления, то какой бандит оставит рюкзак? А с другой стороны, что может быть ценного в рюкзаке у человека, путешествующего в горах? Деньги? Но какие? Человеку было лет пятьдесят, выше среднего роста, крепкий, черты лица правильные.

Откуда пришел человек? Кто по национальности? По профессии? По какой причине стал жертвой преступника или группы преступников? С какого расстояния произведен выстрел? Из какого оружия? На какие-то из этих вопросов ответит полная экспертиза.

— Тело можно забирать? — деловито спросила Лида. — Пора возвращаться.

— Да, да, — машинально ответил Туриев, — все, кроме Темирова, уезжайте. Ты, Камал, уедешь, как только отпечатаешь для меня фотографии. Надеюсь, у вас в отделении есть фотолаборатория? — обратился Борис к Харебову.

— Недавно оборудовали, товарищ Туриев, — прекрасная лаборатория.

Группа уехала. Туриев решил переночевать в доме Харебова. Лейтенант обрадовался этому обстоятельству: в республике работники органов хорошо знали следователя Туриева, каждый считал бы высокой честью быть с ним близко знакомым.

Борис прилег на кровать: боль в затылке не отпускала.

В комнату вошел Темиров.

— Вот твои фотографии, — Камал довольно улыбался, — получился совсем как живой. Красивый мужик был, жалко.

— Спасибо. Можешь уезжать. Последний автобус отходит в двадцать четыре часа.

— Я знаю, уже договорился с водителем, он меня ждет. Да, трудно будет: никакой зацепки. То ли дело моя работа — щелкнул, проявил, отпечатал — и все. Ну, будь здоров…

После полуночи пришел Харебов. Молча разделся, лег в постель и только тогда проговорил:

— Вы меня в помощники возьмете, товарищ Туриев? Извините, но мне так хочется заняться настоящим делом.

— Конечно, привлеку, товарищ лейтенант, — в тон Харебову ответил Борис, — с рассветом пойдем искать гильзу. Коль скоро выстрел произведен из огнестрельного оружия, — гильза обязательно должна быть. А теперь — спать, спать, товарищ Андрей.

Над горами спустилась ночь…

Перед самым восходом солнца в это время года обычно опускается туман. Плотный, почти осязаемый, он клубится над речкой, над ущельем, над крышами домов, постепенно меняя цвет: из белоснежного становится нежно-персиковым, подсвеченный еще невидимыми лучами солнца. Но вот туман освободил от своих объятий подошвы гор, потом склоны, поднялся к вершинам, слился со снеговыми шапками, растаял. Небо становится ультрамариновым, глубоким, оно готово принять солнце. И светило величаво выкатывается из-за горизонта, изломанного пиками далеких гор, бросает свои первые лучи на вершины снежников, которые становятся багровыми, как гигантские языки исполинского пламени.