Иван Ильин. Монархия и будущее России - Игорь Зернов

Основным элементом монархического начала в государстве Ильин считал категорию нравственности, духовности человека. Монархический строй процветает именно тогда, когда в народе живет нравственный идеал, который подчиняет всех себе. Монархия исходит из идеи, овладевшей сознанием народа и находящей свое наилучшее выражение в отдельной личности – монархе – как нравственном существе. Поэтому постижение сущности монархии возможно лишь через понимание человеческой души и присущей ей монархической ментальности.

Можно согласиться с мнением целого ряда исследователей, что ядром социальной философии Ильина является проблема человека, а основным «предметом» осмысления – обновление духовных основ человеческого бытия. Дух, духовность – всепоглощающая тема в философских исследованиях Ильина, поскольку лишь на путях внутреннего самосовершенствования человека он видел возможность улучшения социально-политических условий жизни. «Если русская философия хочет еще сказать что-нибудь значительное, верное и глубокое русскому народу и человечеству вообще…. она должна стать убедительным и драгоценным исследованием духа и духовности»[12].

Заметим здесь, что отличительным признаком позиции Ильина является то, что у него дух и инстинкт не противопоставляются друг другу. Он отходит от традиционного русского религиозного представления об антагонизме в человеке сил инстинкта и духа. «Человеческий дух есть дух инстинкта, а человеческий инстинкт есть инстинкт духа»[13].

Противопоставление их друг другу неправомерно. Вместе с тем дух человека занимает первенствующее положение. По Ильину, «дух есть высшее естество инстинкта, а инстинкт есть элементарная, но органически целесообразная сила самого духа»[14].

Дух или духовность – это то, что придает жизни высший, метафизический смысл. «Где-то в глубине бессознательного живет священная способность человека отличать лучшее от худшего, предпочитать именно лучшее, радоваться ему, желать его и любить его. С этого и начинается духовность человека, в этом и состоит жизнь духа»[15].

Здесь мысли Ильина явно созвучны идеям Канта, который утверждал, что различение человеком добра и зла не обусловливается воспитанием или образованием и что оно является фактом нашего разума. Инстинкт остается в биологическом отношении великой силой человека, но в социальном плане он обретает себя лишь, «когда в нем просыпается око духа и когда он, пробудившись, становится определяющим, ведущим и облагораживающим началом жизни»[16].

Инстинкт человеку жизненно необходим, он вечен со своими страстями и притязаниями. Но его притязания должны иметь предел в личном духе как силе человеческой личности, придающей смысл и назначение жизни.

Духовная жизнь присуща человеку от природы, но дана в зачатке и именно человеку дано развивать и обогащать ее содержание. Дух ведет к творчеству, к постижению высших и последних вопросов бытия. Но духовность не определяется и сознанием, ибо «сознание есть не первая и не важнейшая ступень жизни, а вторичная, позднейшая и подчиненная»[17].

Человек несводим к сознанию, мышлению, рассудку. Сущность человеческого существа превосходит эти понятия. М. Шелер писал так: «Человек столь широк, ярок и многообразен, что все его определения оказываются слишком узкими»[18].

Дух составляет внутреннюю субстанциональную природу человека, где душа и дух не противостоят друг другу. Душа есть основа, начало жизни духа, есть носитель духа. Высшее благо для Ильина – это деяния духа, направленные на познание истины, создание красоты и творение добра.

Человечество, по мнению Ильина, условно можно разделить на две категории. Одна живет стремлением к наслаждениям или пользе, другая – духовной жизнью, не замыкаясь на материальном, пытается понять предназначение и смысл своего существования.

Позднее Э.Фромм оттенял это положение дихотомией – «иметь или быть». За душу человека борются оба эти принципа. Принцип «иметь» имеет биологическую инстинктивную основу, принцип «быть» духовную, жертвенную. Для Ильина понятие духа не равнозначно душе. Душа для него «лишь реальная потенция духа», комплекс психических переживаний. Дух – выше, он «творческая сила души», те переживания, которые человек признает основными, то, «что человек признает высшим и безусловным благом»[19].

Отсюда следует, что духовность – это некое обретение в душе определенного уровня внутренней жизни, испытываемое человеком как лучшее и высшее не только как субъективно им ощущаемое, но как объективно главное и ценное. «Дух это то, что объективно значительно в душе…»[20]

Дух для Ильина «миропреобразующая сила», внутренняя форма человеческого бытия, имеющая онтологический смысл и жаждующая самоосуществления, которое для нее самоценно.

Человеку изначально свойственно стремление к поиску «безусловного по своей ценности жизненного содержания»[21]. Это содержание может оказаться и иллюзорным, но это же стремление может привести человека к осмыслению «высших, безусловных ценностей»[22], которые могут находиться в самых разных жизненных областях. Таковое становится возможным, поскольку человек живет не состоянием, но действиями. В данном случае правомерен вопрос: а чем обусловливаются эти действия? Среди других Ильин здесь выделяет чувства любви и воли. «Человек определяется тем, что он любит и как он любит»[23].

Любовь отвечает человеку на самые важные вопросы жизни: чему ты служишь и для чего ты живешь. Если в человеке нет любви, то жизнь его управляется чувственными инстинктивными влечениями. Сила же любви очищает инстинкт, придавая ему духовную значимость, облагораживает чувственные восприятия человека. Позиция Ильина вполне солидарна с мнением П.И.Новгородцева: «По православному сознанию любовь есть больше, чем обычное свойство нравственно-доброй человеческой воли: любовь есть чудо»[24].

Феномен воли, взятый сам по себе, по мнению философа, «есть сила формальная и духовно-безразличная». Она обладает способностью направлять и решать, но ей не дано способности понимания во имя чего выбирает она то или иное решение. «В сущности – великая, но страшная и пустая сила»[25].

Ильин не отождествляет человека и волю, в отличие от Шопенгауэра, который писал: «Воля человека есть его собственная самость, истинное ядро его… сознания, как нечто единственно данное и наличное, из пределов чего он не может выйти. Ибо он сам таков, как он хочет, и хочет так, каков он есть»[26].

Воля без сердца находится во власти инстинктивных, рассудочных потенций. Вместе с тем свою деятельность дух совершает волевыми усилиями. Ильин отмечал, что духовно-инстинктивное восприятие жизни свойственно именно монархическому миропониманию, «… оно укоренено в укладе инстинктивной духовности – веры, любви, совести, художества, чувства ответственности, привычной дисциплины…»[27].

Высшие ценности человека – духовные, также как и высшее благо – деяния духа. В отличие от М.Шелера, рассуждавшего о том, что сила и динамика духа зависят от силы инстинктов, Ильин не ставит прямой зависимости одного от другого. Он говорит о преобладании духа над инстинктом, но не о пропорциях между ними и не о гармоническом взаимодействии между духом и инстинктом.

Человек для Ильина не закрытая система, как у З.Фрейда, не продукт истории, как у Маркса. Для него человеческая сущность – это реализация жизнетворческого начала, где противоречия между духом и инстинктом имманентны человеческому бытию. Человек уже находится вне животного мира, где существование определяется инстинктами. Формы социального общежития могут содействовать, но могут и стеснять реализацию глубинных потребностей человека.

Духовная природа человека жаждет самоосуществления, которое для нее самоценно. Однако недостижимость этой цели подтачивает духовные силы. Счастье и являет собой предел нашей ориентации на удовольствие и наслаждение. Счастье означает достижимость, удовлетворенность, преодоление страдания. Его можно выразить в предметных, определенных характеристиках, чего не скажешь о ценностях духовных. Идея счастья понижает уровень и качество духовной жизни человека, размывает абсолютные основы нравственной, духовной жизни. Ориентация на счастье – плод нашего разума, пошедшего на поводу у нашей физиологической, чувственной природы и в этом же его главное отличие от тех духовных устремлений индивида, которые рассматриваются у Ильина под термином правосознание.

Первенство духа над инстинктом выступает базисом категории правосознания, ключевого понятия, используемого Ильиным в обосновании миропонимания человека. Термин правосознание в понимании состояния и сущности человеческой личности в построениях Ильина имеет первостепенное значение. Каких бы проблем философии не касался мыслитель, проблема человеческого правосознания неизменно присутствует в его размышлениях и выводах. Категория правосознания трактуется Ильиным достаточно широко. Можно предположить, что академическое образование юриста-правоведа навело его на мысль обозначения существа духовных потенций человека термином «правосознание».