Марка страны Гонделупы - Софья Могилевская

И вдруг совершенно отчетливо из боковой двери раздалось:

— Опанаса Чернопятко к врачу!

Петрик вздрогнул и быстро, как на пружинке, повернулся к Опанасу.

— Тебя! — шепнул он.

— Да, — еле слышно прошептал Опанас, и щеки его стали медленно бледнеть.

И тут Петрик почувствовал к своему недавнему врагу такую неожиданную нежность!

— Ты не бойся, — прошептал он. — Хочешь, я пойду первый?

— Я не боюсь, — дрогнувшим голосом ответил Опанас и поднялся со стула.

В ту же минуту тот же голос из той же двери крикнул:

— Петрика Николаева к врачу!

— И тебя! — воскликнул Опанас, и сияющий румянец мгновенно вернулся на его круглые щеки. — Пойдем…

— Пойдем! — сказал Петрик. — Оба вместе! — и невольным движением сунул руку Опанасу.

И так, рука об руку, они вошли в кабинет врача.

— Ага! Два дружка-приятеля! Вместе в школу поступать, вместе оспу прививать! — встретил их веселый старенький доктор.

— Вместе! — весело откликнулся Петрик.

Опанас же солидно объяснит:

— Завтра пойдем документы относить…

— Понимаю, понимаю, — сказал доктор. — Ну-ка, снимайте рубашонки… Я вас сперва послушаю и постукаю.

Из поликлиники они возвращались, довольные собой до чрезвычайности. Они сверили свои справки букву за буквой и остались очень довольны тем, что в них оказалось все совершенно одинаково. Все, вплоть до запятых. Конечно, кроме имен и фамилий.

Затем они взглянули на только что привитые оспины. И хотя это были едва заметные пустяковые царапины, каждый похвалился, как здорово он вытерпел такую боль и даже не пикнул.

У калитки Петрика они расстались.

— Давай сегодня шалаш строить, — сказал Опанас.

— Ладно, — сказал Петрик, — только лучше у нас в саду…

— Ладно, — сказал Опанас, — только поближе к нашему забору.

— Не к вашему, а к нашему, — начал было Петрик, упрямо сдвигая брови, но одумался и примирительно сказал: — А забор-то ведь не ваш и не наш, а заводской…

— А ты думал?! — усмехнулся Опанас.

Когда на следующий день мама пошла в школу, Петрик прямо не мог найти себе места от волнения. Он слонялся по садику, глубоко вздыхая. Даже десяток вишен, каким-то чудом уцелевших среди листьев, не доставили ему почти никакого удовольствия. Он съел их с мрачным видом, хотя вишни были необычайно сладки, той особенной сладостью, которая бывает у последних ягод, перезрелых и чуть провяленных солнцем.

Как можно думать о вишнях, когда мамы все нет и нет! Странно, почему так долго? Или вдруг справка об оспе не такая, как нужно?! Или вдруг они уже опоздали? Он просил маму пойти пораньше, а она ушла тонки полдесятого. Да, да, наверное, опоздали! И она нарочно не идет домой, чтобы не огорчать его…

И вдруг…

— Петрик, Петрик! — раздается знакомый голос.

В раскрытой настежь калитке стоит мама, такая розовая, в нарядном платьице. Она щурится от солнца, ищет глазами Петрика и не видит его.

Но как она успела так скоро? В школу и обратно. И еще в школе побыть…

И почему она не входит в калитку? И, кажется, ужасно расстроенная?

Его не приняли… Ну конечно, его не приняли…

— Мама, — шепчет Петрик, чувствуя, что ноги у него подкашиваются, — мама…

— Ну, иди же скорей! — кричит мама. — Первоклашка!

И она сама бежит навстречу Петрику.

— Да? — кричит Петрик, задыхаясь от восторга. — Да?

— Да, да! — кричит мама и смеется. — Да, да, да!

Петрик заливается румянцем, кружится на одном месте, подпрыгивает и орет на весь сад:

— Ура, победа!

— Ур-ра! — доносится из соседнего сада, и Петрик видит на заборе помидорового цвета щеки и блестящие глаза Опанаса.

— Тебя тоже? — кричит Петрик и бежит к забору.

— Приняли! — кричит Опанас и тут же на глазах изумленных Петрика и мамы совершает великолепнейший прыжок с забора прямо к ним в сад.

Глава третья. Первый пенал

Когда был съеден завтрак и одна за другой три тянучки, Петрик озабоченно воскликнул:

— Мама, как же? Ведь у меня нет пенала!

— А разве учебники у тебя есть? — спросила мама.

— Нет, — сказал Петрик, — учебников у меня нет.

— А портфелик у тебя есть?

— Тоже нет.

— Так чего же ты беспокоишься о пенале! У тебя еще ничего нет…

— Как ты не понимаешь, мама! — обиженно воскликнул Петрик. — Пенал — это самое главное.

— Неужели? — удивилась мама. — А ведь я не знала.

После завтрака мама уехала в город. Заводской поселок, где они жили, находился за несколько километров от города, и туда нужно было ездить обязательно на автобусе.

Петрик же, не теряя ни одной минутки, вытряхнул из копилки все свои сбережения. Денег было порядочно: один рубль двадцать две копейки. Зажав монеты в кулаке, Петрик помчался в книжный киоск за углом.

— Мне нужен пенал… только очень хороший! — сказал он, входя в киоск. И, залившись румянцем, прибавил: — С сегодняшнего дня я уже первоклассник…

— Да? — равнодушно сказала продавщица. — Выбирай! — и выложила на прилавок не меньше десятка пеналов.

Никогда, никогда он не мог себе представить, какое это наслаждение выбирать пенал!

Во-первых, было необходимо, чтобы хорошо открывалась крышка. Пожалуй, именно это и было самое главное. Затем — стенки. Стенкам полагалось быть гладко отполированными, без малейшей шероховатости, и блестеть, как стекло.

И, наконец, внутри требовалось четыре отделения. Именно четыре, не больше, не меньше: для карандаша, для ручки, для резинки и для перьев.

Петрик исследовал пенал за пеналом с необычайной тщательностью. Он перебрал их все. Выдвигал и задвигал крышки. Проводил ладошками по лакированным стенкам. Заглядывал внутрь. Нюхал. Щупал. И даже один лизнул: каков на вкус?

И все-таки он никак не мог решить, который самый лучший, достойный отправиться вместе с ним в школу.

— Ну? — потеряв терпение, спросила продавщица. — Выбрал наконец?

— Еще нет, — озабоченно сказал Петрик, — никак не найду подходящий.

— Вот, право, какой! — недовольно сказала продавщица. — Ищешь, ищешь, а не видишь — на самом верху лежит такой замечательный! — И она протянула Петрику пенал, который на первый взгляд ничем особенным не отличался.

Но когда Петрик взял его в руки и начал хорошенько рассматривать, пенал оказался действительно выдающимся.

Он был такой гладенький и такой желтенький! Крышка выдвигалась, как полагается: не туго и не слишком легко. Внутри нежно пахло елочками. А с левой стороны на стенке темнел коричневый отполированный сучок, вроде родимого пятнышка.

Петрик немедленно купил этот пенал. Затем карандаш, ручка, шершавая резинка для чернил и пяток перьев «пионер» туго заполнили четыре отделения пенала.

Домой он вернулся настоящим первоклассником. Теперь в этом уж не могло быть никаких сомнений.

До обеда он с величайшим старанием приводил в порядок свое новое школьное хозяйство. Он протер пенал изнутри и снаружи маминым носовым платочком (он был совсем крохотный и очень подходящий для такого дела), потом хорошенько вытер пыль с карандаша, ручки, шершавой резинки и со всех пяти перьев «пионер» и все это удобно разложил по отделениям.

А к обеду из города возвратилась мама.

Она влетела в дом немного усталая, но сияющая и вся в покупках.

— Ну, Петрик, — крикнула она, — что я тебе привезла!.. Ты обрадуешься! Разве не прелесть?

И она с гордым видом выложила на стол весь пестренький, с белой хаткой и подсолнечниками пенал, карандаш, ручку, резинку и десяток перьев «пионер».

— Ой, — немного испуганно воскликнул Петрик, — а ведь это второй.

Но тут же деликатно прибавил, чтобы не огорчать маму:

— Ничего, ничего… как-нибудь управлюсь с двумя!

Вечером, когда папа вернулся с завода, мама и Петрик первым делом сообщили ему новость.

— Уже, — сказала мама, — была в школе!

— Да, — гордо сказал Петрик, — уже первоклассник. Ловко?

— Ловко! — сказал папа. — Жаль, я не купил сладенького по такому случаю.

— Все есть! — воскликнула мама.

— Все! — крикнул Петрик. — Пастила, печенье и… угадай даже, что?.. Заливные орехи! Ловко?

— Ловко! — сказал папа и подошел к письменному столу. — Получай! — добавил он и торжественно вытащил из ящика какой-то продолговатый сверточек. — В Москве купил… когда ездил в командировку.

— Да? — вне себя от восторга взвизгнул Петрик. — Прямо в Москве? На какой улице?

Нетерпеливо он распутал бечевку, развернул бумагу и… Да, это был пенал! Превосходный коричневый пенал, карандаш, резинка, ручка и целая коробочка перьев «пионер».

— Ловко? — сказал папа.

— Ловко… — упавшим голосом пролепетал Петрик. — Большое спасибо. — И жалобно прибавил: — Уже третий…