Брачо - Андрей Житенёв

Вечер мы продолжили в караоке, где за соседним столиком сидели два грузных молодых человека в компании визгливых батонистых теток. Один из них, прозванный нами Говорящей Жопой – за невразумительную дикцию – постоянно рвался к микрофону, исполняя песни – одна пошлее другой.

Когда в очередной раз Жопа исполнила что-то вроде «Ах, какая женщина», я, уставший от созерцания его бесформенной фигуры с потным – в три складки – коротко стриженным затылком, неуместной на колхозном лице эспаньолкой и какой-то сифилитичной моторикой, решил, что пора разбавить этот вечер.

Я подошел к столику с песенным меню, выбрал The House of the Rising Sun и поднялся на эстраду. При первых аккордах Брачо сложил из пальцев «козу» и начал мотать головой так, будто на ней были длинные волосы, хотя их там никогда не было. Куркули за столиком по соседству загомонили, но я уже впал в экстаз и самозабвенно исполнял песню о проститутках из Нового Орлеана.

Внезапно я ощутил отсутствие чего-то очень важного в этом перформансе. Буквально секунда, и я понял, что музыка прекратилась. На сцену карабкалась, сотрясая жирами, «говорящая жопа», бубня параллельно в микрофон что-то про волосатую пидорасню. Визгливые тетки свиноподобно перешли на ультразвук, поддерживая своего кавалера. Я не стал ввязываться в конфликт, просто подходя мимо Жопы, которая, судя по экранам в баре собиралась спеть очередную кабацкую пошлятину, сильно толкнул его плечом.

Я сел за стол.

– Андрэ, вы бесподобны, – приободрил меня Брачо.

– Я это и без тебя знаю…

– Кайфуем… – взвыла Жопа.

Брачо вдруг улыбнулся и сказал, что ему надо отойти. Я остался за столиком один, размышляя о том, как приятно все же, что мы нашлись с Брачо. Говорящая Жопа слез со сцены и присоединился к своему мерзотному кагалу. Экраны с текстом погасли, и на сцене появился Брачо. Зная о том, что петь в караоке он не умеет и не любит, я сразу смекнул, что сейчас начнется представление. Я тут же подозвал официантку – милую девчушку лет 18 – взглянул мельком на бейджик, вложил ей в ладошку 500 рублей и, глядя прямо в глаза, прошептал:

– Катечка, счет. Быстро!

Боже, благослови понятливых официантов, которые знают, что тебе нужно и когда, и которые не мешкают со счетом, когда у тебя земля горит под ногами!

Брачо меж тем предварял свое выступление небольшим конферансом:

– Специально для наших друзей, венецианских извозчиков, звучит следующая песня.

Пошли вступительные аккорды, после которых Брачо немузыкально затрубил:

– Слышал я одну легенду. О двух братьях пересказ.

Я в этот момент прыснул пивом, покрыв дисперсией весь стол.

– Голубая луна всему виной, – «пел» Брачо, поводя рукой в сторону притихшей компании Говорящей Жопы.

Официантка Катя, не отрывая взгляда от творившего магию прилюдного унижения Брачо, подала мне счет. Я сунул в маленькую папочку гораздо больше денег, чем счет предполагал – все же Катя молодец и достойна щедрых чаевых – сгреб в охапку наши вещи, жестом показал Брачо, куда мы будем отступать, и потихоньку двинулся на выход. Брачо, поняв мой маневр, стал также аккуратно в танце самоустраняться.

– Голубая луна! ЛУНАААА… – последнее, что он спел в микрофон, перед тем как всучить его кому-то у выхода и броситься вслед за мной вниз по ступенькам. Говорящая Жопа и его визави бросились, несмотря на свою неспортивную комплекцию, за нами с совершенно ясной целью.

Уже на улице Брачо обогнал меня и бросился к проезжей части. Вскинув руку, он тормознул первую попавшуюся машину и без разговоров прыгнул в нее на переднее сидение. Я подоспел спустя секунд пять, стал открывать заднюю, но она оказалась заперта, Брачо с водилой, мешая друг другу, стали ее отпирать, а сзади уже догонял оскорбленный в лучших чувствах быдлан. Когда дверь открылась, я уже слышал его халитозную одышку у себя за спиной, а Брачо крикнул водителю, чтобы тот гнал. Я, успев засунуть в машину только одну ногу и кое-как уцепившись одной рукой за дверь, другой – за подголовник переднего сидения, неуклюже запрыгал на той ноге, что осталась снаружи, вслед за отъезжающей машиной. Брачо, полностью открыв свое окно и до половины высунувшись оттуда, хлопал ладонью по двери машины и орал мне:

– Давай, гроза пяти морей, беги, шевели культей. Тортуга будет гордиться своим славным героем, лопни моя селезенка!

Метров через триста, которые мне показались не меньше марафонской дистанции, я все-таки сумел запрыгнуть в машину и захлопнуть за собой дверцу. Пульс гулко отдавался в ушах, дыхание сбилось – я упал на заднее сидение, застеленное обрезком ковра.

Водитель смотрел на нас со смесью ужаса и интереса: «Кого я посадил и что они натворили, что так смеются!»

Я посмотрел назад, преследователи пытались тоже словить машину, но безуспешно.

– Брачо, а что за венецианские извозчики? – спросил я, отдышавшись.

– Так гондольеры же, Андрэ! – улыбнулся мне с переднего он.

Мы вышли у Храма Христа Спасителя, сунув бомбиле сотку, поднялись на пешеходный мостик и долго стояли, глядя вниз на проплывающие речные трамвайчики.

С тех самых пор мы навсегда прописали свои координаты на радарах друг друга. С того дня мы могли месяцами не связываться, зная при этом, как и что происходит с другим.

В целом, тот злополучный день на катке был одной из наших редких вылазок, полной веселья и приключений, однако закончившейся не совсем удачно.

Сволота

Вам никогда не приходило в голову, как воспитанные мальчики из приличных семей порой становятся отборными ублюдками и сволотой?

Происходит это так: до определенного возраста таким, как мы с Брачо, усиленно капают на мозг родители и школа, что де надо исполнять заповеди и придерживаться правил социума. Стандартный набор: не убий, не укради, не ковыряй в носу, нож – в правой, вилка – в левой, красный – стой, желтый – жди, на зеленый свет иди и прочие «стойте справа», «проходите слева лицом по направлению движения». И мы исполняем все эти предписания. Придерживаем дверь после себя в метро, подаем дамам руку при выходе из транспорта, переводим старушек через дорогу – этакие великовозрастные тимуровцы, гордость нации, всем детишкам пример. И вроде бы все хорошо, но в какой-то момент каждый приличный мальчик начинает замечать, что его положительный образ резко отрицательно сказывается на его сексуальной жизни. Конечно, он добивается тактильного контакта, когда подает даме руку, или удостаивается улыбки, уступая место, но в наш циничный век лодыжкой никого не возбудишь. Мальчику хочется сексу (а кому его не хочется, говоря откровенно, все наши поступки продиктованы сексом и голодом), но все девочки предпочитают ему каких-то упырей с траурным маникюром и замашками извозчика. И тут воспитанный мальчик понимает, что где-то его очень жестко кинули через известный орган. Мальчик штудирует литературу, но там все такие правильные, за то, чтобы девушка подарила свой сопливчик, драконов сражали, а тут вот буквально на его глазах горилла в трениках облапала его Дульсинею и, победно ухая, утащила в свою пещеру. Нестыковочка-с.

Именно поэтому такие экземпляры, как Брачо или я, крайне нравились мамам девушек, тогда как девушки вздыхали по джазменам и прочей алкашне. Я нравился мамам еще и потому, что был похож на секс-символ их юности – Гойко Митича (длинные волосы, острые скулы). Брачо же брал тем, что по памяти цитировал Бродского и Стендаля, Горина и Сэлинджера, Библию и Ленина. И хотя мамы были куда опытнее своих безголовых дочурок, в сексуальном плане нас манили именно вторые.

Когда воспитанные мальчики начинают замечать, что мир вокруг совсем не похож на тот, что знаком им по книжкам галантного века, что мытье рук после туалета, умение держать кишечные газы при себе в присутствии посторонних и обильный культурный багаж, который они прут на себе, вовсе не является залогом успеха у противоположного пола, внутри них что-то ломается. Пружина, державшая животное под контролем, лопается, и из приличных мальчиков начинает лезть всяческая мерзость и непотребство. Мальчики отхаркивают себе под ноги всю свою воспитанность, чтобы заполнить освободившиеся от нее легкие цинизмом и злобой. Мальчики встают на путь пошлости и инстинктов, оставляя воспитанность в качестве дополнительного арсенала, на передний план выдвигая нигилизм.

Стендаль меняется на сайты интернет-сволоты, высокопарные стихи изящных поэтов – на рифмы трешеров от рэпа, а абонемент в библиотеку – на спортзал.

Наши пути с ним были разные, но определенное сходство все же было. Он провел свою юность в военном училище, а я в тусовке неформалов. Судьба увела его в казармы от дурных компаний, меня же с точностью до наоборот – в дурную компанию, подальше от казарм.