Карманный апокалипсис - Виктор Ерофеев

– Сама идея была неплоха и вполне национальна.

– Насчет национальна – это точно, – согласился Бирюков.

– Экономически неэффективна – вот беда.

– А почему?

– А кто ее знает... Неэффективна и все тут.

– А крови много пролилось? – деликатно поинтересовался Бирюков.

Помолчали. Покашляли.

– Ну, и пусть второстепенная! – сказал Бирюков. – Мы уже пожили в первостепенной. Живут же люди – ничего!

К нему подходит человек в книжном пустом магазине, когда он плачет над книгами, и он узнал: – Ося!

Ося стар. Он бородатый и довольно несвежий на вид. Они идут в ресторан на веранду. Да, я съем что-нибудь вроде бифштекса.

– А выпить?

– А что у вас – выпить?

– Все! – осклабился официант. Бирюков внимательно посмотрел на него:

– Принесите пива.

– Два пива! – крикнул Иосиф. – Аперитив за мой счет, а обед пополам, идет?

– Я не хочу обедать, – сказал Бирюков.

– Я совершенно не знал, что тебя встречу. Я знал, что ты должен выйти, но не знал...

– Ты давно вернулся?

– Я уже назад собираюсь.

– Назад?

– А что тут делать?

– Вот как? – рассеянно удивился Бирюков. Зреет переворот. Западные демократии махнули рукой. Россия опять станет могучим государством. Молодежь бреет головы в знак траура по великой России. Нет, что-то мы, конечно, сохраним. Но только не этот расцвет жидовства. Скажите, Бирюков, вы этого хотели? Вы, мелкий растлитель великой нации!

Вы осуждены нашим судом, Бирюков. Вы присуждаетесь к смертной казни. Я расскажу вам, в чем будет она состоять. Вы погружаетесь в котел с ледяной водой. Он медленно нагревается. Вы испытываете сначала адский холод, затем начинаете согреваться, затем вы чувствуете себя роскошно, как в ванне или в бассейне, но температура плавно ползет все выше и выше.

На поверхность воды поднимаются первые пузырьки. Наконец, вы варитесь в кипятке. Вы вывариваетесь. Ваше мясо начисто отстает от костей. Вот такая вот казнь. Нравится?

Бирюкову захотелось обратно в лечебницу, под крыло старика Карла Стифа. Где-то по городу металась его жена, звонила в милицию. Бирюков мечтал отправиться в лечебницу, чтобы когда-нибудь потом снова выехать из нее, но выехать куда-нибудь не туда, не в это промежуточное измерение – в менее издевательскую плоскость бытия, а еще лучше домой, домой, в тесный кружок сохранившихся добрых друзей.

Окончание совершенно халтурно. Конечно, Бирюков испугался, сплоховал, полностью отступился. То есть он замыслил обмануть бритоголовых и со временем улизнуть в Южную Африку, где сохранялся апартеид.

– Ладно, – сказал он примирительно. – Дайте мне подумать! Но где гарантии?

Они дали гарантии и с вежливым видом ушли.

Он думает. Когда они входят, он говорит: Я согласен.

Он пишет вроде бы даже не под диктовку:

УВИДЕННОЕ МЕНЯ ПОТРЯСЛО. НЕ О ТОМ Я МЕЧТАЛ. ОТРЕКАЮСЬ ОТ СВОИХ СТАРЫХ ДОМЫСЛОВ. ДА ЗДРАВСТВУЕТ МОГУЧАЯ РОССИЯ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ДОБРОВОЛЬНЫЙ СОЮЗ НАРОДОВ!

– Ну и прекрасно! – улыбался, широко улыбался, в совершенном восторге улыбался и добавил беззлобно: – Вот тут вот только подпишитесь, Александр Николаевич!

Александр Николаевич подписывается и утирает пот носовым платочком. Раздается выстрел. Входит много людей.

– Будем считать это самоубийством. Предсмертную записку суньте ему в карман пиджака. Отпечатки пальцев на пистолете. Сделайте все, как полагается.

Трогает Бирюкова мыском ботинка.

– Утихомирился, сволочь.

– Жаль, помучить не удалось. Следы бы остались.

Бирюков лежал на полу, такой милый, с открытым ртом.