Анна в кроваво-алом - Кендари Блейк

Думая об этом сейчас, я вспоминаю, как у меня тряслись руки и крутило живот. Вспоминаю отчаянное стремление сделать это, сделать то, что мне полагалось делать, как делал отец. Когда призраки наконец показались (да, призраки, во множественном числе, – оказывается, Питер с женой помирились, найдя общий интерес в убийствах), я, по-моему, едва не сомлел. Один выплыл из чулана, и шея у него была такая синяя и выгнутая, что, казалось, голова лежит на боку, а вторая начала просачиваться сквозь половицы словно в пущенной задом наперед рекламе бумажных полотенец. Должен с гордостью сказать: она едва выбралась из паркета. Инстинкт взял верх над рассудком, и я заколотил ее обратно, она и рыпнуться не успела. Однако, пока я вытаскивал нож из дерева, покрытого засохшими пятнами, некогда являвшимися его женой, Карвер ухватил меня за обе ноги. Он чуть не выкинул меня в окно, пока я лихорадочно нащупывал атам, пища как котенок. Пырнул я его едва ли не случайно. Нож как бы воткнулся в него, пока он обматывал конец своей веревки вокруг моей шеи и вертел меня кругом. Маме я этого никогда не рассказывал.

– Я не такой дурак, мам. Это только другие думают, что мертвое убить нельзя. – Хочу добавить, что папа разделял мое мнение, но это лишнее. Она не любит о нем говорить, и я знаю, что с тех пор, как он погиб, она так и не стала прежней. Как будто она не совсем здесь; чего-то не хватает во всех ее улыбках – словно смазанное место на фотографии или просто объектив не в фокусе. Часть ее последовала за ним туда, куда отправился он. Она не то чтобы меня не любит, но, по-моему, ей никогда не приходило в голову, что придется растить сына самой. Семья должна образовывать круг. А теперь мы ходим будто фотография, из которой папу вырезали.

– Да одна нога здесь, другая там, – говорю я, щелкая пальцами и меняя тему. – Может, даже до конца учебного года в Тандер-Бей не досижу.

Она наклоняется к рулю и мотает головой:

– Тебе следует подумать о том, чтобы задержаться на подольше. Я слышала, это славное место.

Я закатываю глаза. А то она не знает! Нашу жизнь тихой не назовешь. У нас все не как у людей, никаких тебе корней и заведенного порядка. Мы бродячий цирк. И даже папина смерть тут не виновата, мы и с ним путешествовали, хотя, надо признать, не так много. Именно поэтому она работает так, как работает: раскладывает карты Таро и чистит ауру по телефону и продает оккультные товары через Интернет. Моя мама странствующая ведьма. И на удивление, неплохо этим зарабатывает. Думаю, мы бы вполне справлялись даже без папиной страховки.

В данный момент мы едем на север по некоей извилистой дороге, повторяющей береговую линию озера Верхнего. Я рад выбраться из Северной Каролины, прочь от чая со льдом, акцента и гостеприимства, которые мне не подходили. В дороге, по пути отсюда туда, я чувствую себя свободным, и это ощущение продлится, пока я не ступлю на тротуар Тандер-Бей – только тогда я снова окажусь на работе. А сейчас я могу наслаждаться колоннадами сосен и слоями осадочных пород вдоль дороги, сочащихся грунтовыми водами словно в непрестанных сожалениях. Озеро Верхнее синее синего и зеленей зеленого, а льющийся в окна яркий свет заставляет меня щуриться даже в темных очках.

– Какие у тебя планы насчет колледжа?

– Ма-ам. – Разочарование внезапно вскипает во мне. Опять она за свое, «серединка на половинку». Наполовину принимает меня таким, какой я есть, наполовину настаивает, чтобы я был нормальным ребенком. Интересно, с папой она тоже так обращалась? Не думаю.

– Ка-ас, – стонет она в ответ. – Супергерои тоже ходят в колледж.

– Я не супергерой. – Это гнусная кличка. Эгоистичная и совсем не про то. Я ж не расхаживаю повсюду в трико из спандекса. За свою работу я не получаю славословий и ключей от городов. Я работаю в темноте, убивая то, что должно оставаться мертвым. Прознай кто о моей затее, меня, вероятно, попытались бы остановить. Идиоты встали бы на сторону Каспера, и мне бы пришлось убить и Каспера, и их тоже, после того как Каспер вырвал бы им глотки. Я не супергерой. Уж коли на то пошло, я Роршах из «Хранителей»[7]. Я Грендель[8]. Я уцелевший из «Сайлент Хилл»[9].

– Если ты так решительно настроен продолжать заниматься этим во время колледжа, то есть масса городов, которые легко обеспечат тебя работой на четыре года. – Она сворачивает на заправку, последнюю на американской стороне. – Как насчет Бирмингема? Там столько привидений, что ты можешь брать их по два в месяц и при этом иметь достаточно времени, чтобы благополучно защитить диплом.

– Ага, но тогда мне придется ходить в колледж в чертовом Бирмингеме, – отзываюсь я, и она зыркает на меня. Я бормочу извинения. Может, она и либеральнейшая из матерей и позволяет своему сыну-подростку шляться по ночам, охотясь на останки убийц, но все же она не желает слышать из моих уст плохие слова.

Она подруливает к насосам и глубоко вздыхает:

– Понимаешь, ты уже пять раз за него отомстил.

Я не успеваю возразить – она вылезает и хлопает дверцей.

Глава 3

Стоило нам пересечь канадскую границу, пейзаж резко меняется, и я глазею в окно на мили и мили покрытых лесом пологих холмов. Мама говорит, это называется «бореальный лес». В последнее время, с тех пор как мы по-настоящему начали кочевать, она завела себе хобби – подробно изучать каждое новое место жительства. По ее словам, так больше похоже на каникулы – выяснять, где лучше поесть и что интересно поделать, когда попадешь туда. По-моему, это помогает ей в большей степени чувствовать себя дома.

Она выпустила Тибальта из переноски, и он устроился у нее на плече, обвив хвостом ее шею. Меня он даже взглядом не удостаивает. Он наполовину сиамец, а эта порода склонна выбирать себе для обожания одного человека, а всех остальных посылать. Мне-то что. Мне нравится, когда он шипит и машет на меня лапами. Единственный его плюс в том, что иногда он замечает призраков раньше меня.

Мама смотрит в облака, напевая себе под нос – не настоящую песню, а так. Улыбка у нее точно такая же, как у ее кота.

– С чего это ты такая довольная? – спрашиваю. – Неужто еще корму не отсидела?

– Да уж несколько часов как, – отзывается она. – Но, думаю, Тандер-Бей мне понравится. И судя по виду облаков, мне предстоит наслаждаться им довольно долго.

Я бросаю взгляд вверх. Облака огромные и безупречно белые. Они замерли в небе неподвижно, и мы едем прямо в них. Я смотрю не моргая, пока глаза не начинают слезиться. Они не сдвинулись и никак не изменились.

– Въезжать в неподвижные облака, – шепчет она. – Дело займет больше времени, чем ты ожидаешь.

Мне хочется сказать ей, что она суеверна, что неподвижность облаков ничего не значит, а кроме того, если смотреть на них достаточно долго, они неизбежно сдвинутся… но это было бы лицемерием со стороны парня, позволяющего матери очищать свой нож в соли под лунным светом.

От застывших облаков меня почему-то начинает укачивать, и я возвращаюсь к созерцанию леса, соснового одеяла из зеленых, коричневых и ржавых лоскутов, истыканного стволами берез словно костями. Обычно в этих поездках настроение у меня получше. Возбуждение от перемены места, от охоты на новое привидение, от новых впечатлений… перспективы, как правило, поддерживают меня в солнечном расположении духа, по крайней мере на протяжении самой поездки. Может, я просто устал. Я мало сплю, а когда удается, непременно достает какой-нибудь кошмар. Но я не жалуюсь. Они у меня с тех пор, как я начал пользоваться атамом. Профессиональный риск: полагаю, мое подсознание выпускает весь страх, который мне полагается испытывать, когда я вхожу туда, где обретаются призраки-убийцы. Однако надо все-таки попытаться отдохнуть. Особенно гадкие сны снятся в ночь после успешной охоты, и что-то они не особенно успокоились, с тех пор как я убрал автостопщика.

Примерно через час, после множества попыток заснуть, вижу появляющийся в ветровом стекле Тандер-Бей. Просторный, весь из себя такой город-город с населением больше ста тысяч человек. Мы проезжаем промышленные и деловые районы, и я не впечатлен. Уолмарт удобное место для передышки, но я никогда не видел, чтобы призрак приценивался к моторному маслу или пытался втиснуться в коробку из-под Xbox 360. Только когда мы попадаем в сердце города – старую его часть, раскинувшуюся над гаванью, – я вижу то, что ищу.

Между свежеотремонтированными семейными гнездышками торчат дома, словно вырезанные не под тем углом, краска с них облезает клочьями, ставни висят на одной петле, и окна словно подбитые глаза. Красивые домики я едва замечаю. Моргнешь, проезжая, – и вот их, скучных и неуместных, уже нет.

На протяжении своей жизни я побывал в куче мест. Сумрачных мест, где что-то пошло не так. Зловещих мест, где все по-прежнему плохо. Всегда ненавидел залитые солнцем городки, набитые свежевыстроенными семейными домами цвета бледной скорлупы, с гаражами на две машины и зелеными газонами вокруг, усеянными смеющимися детьми. Привидений в таких городках не меньше, чем везде. Они просто лучше притворяются. Мне больше нравится приезжать в места вроде этого, где запах смерти доносится до тебя на каждом седьмом вдохе.