Куда деваться - Дмитрий Глуховский

Им овладевало отчаяние.

— Нужна срочно встреча с творческим человеком! — рявкнул он в селектор притихшей секретарше.

— Писатель Залепин? — привычно уточнила та. — Как

обычно?

— Нет… Нет! — словно раненый зверь зарычал Сисадмин.

— Группа «Жорж Сименон»?

— Нет! При чем здесь!..

— Брюс Уиллис? — отчаялась секретарша.

— Нет… Режиссера надо… Великого режиссера… Чтобы понял… Как я…

— Марк Захаров? Никита Михалков?

— А Джеймса Кэмерона можно? — обессиленно прошептал Сисадмин.

Пока прайвет-джет нес пришибленного Кэмерона в далекую Москву, Сисадмин, кусая ногти, пытался вернуться к рутине. Ничего, говорил он себе, это от усталости. Это пройдет. Все вернется.

— Что там у нас? — стараясь говорить обычно, негромко и уверенно, спросил он у селектора. — Записан кто-нибудь на прием?

— В коридоре с позавчера сидят просители, — отозвался тот. — По молодежной политике.

— Пусть сначала в душ, а потом ко мне, — распорядился Сисадмин.

Что угодно, лишь бы не оказаться снова один на один со страшной пустой тетрадью, один на один с собой…

Вполз какой-то малолетний, вскарабкался на прозрачный пластиковый стул и полуразвязно-полузаискивающе стал клянчить деньги на проект детских трудовых лагерей с патриотическим уклоном. Блеял что-то о хунвейбинах, совал в лицо пионерский галстук, выдавая за собственное ноу-хау, а потом, видя, что мысли Сисадмина где-то далеко, выхватил другую папку и принялся раскладывать на столе фотографии обнаженных старшеклассниц с портретами Национального лидера в духе чегеваровских аватарок, вытатуированными на лобках. Договорил и уставился на Сисадмина выжидающе: дадут или нет?

Тот смотрел на него тяжело. И хотя обычно на подобные прошения он ответил бы благосклонно, как старший брат похвалив юнната за его пубертатные фантазии, сейчас ему вдруг захотелось вышвырнуть малолетку в окно.

— Всегда давали, — на всякий случай напомнил малолетний.

Сисадмин побагровел. Скороварка его самообладания зашлась предапоплексическим свистом. И рванула.

— Вон! Вон отсюда! — заорал он, как никогда не позволял себе орать. — Вон!

Тот, ошпаренный, исчез.

Сисадмин сгреб проклятую тетрадь, подбежал к окну и щелкнул шпингалетом. Москва жарко дохнула ему в лицо летним перегаром. Вырывая лист за листом, Сисадмин комкал их и отпускал. Бумага огромными снежинками планировала на головы курящим ФСОшникам.

Во Внуково-2 встречать Кэмерона Сисадмин отправился лично. С нетерпением дождался, пока режиссера вынесут из «Бомбардира» на носилках люди со среднестатистическими лицами, погрузят в американский (чтобы чувствовал себя как дома) минивэн с зеркальными стеклами, присел рядом с кушеткой — в руках ржаной каравай и солонка под Палех.

— Спасибо, что нашли время! — улыбнулся Сисадмин мычащему Кэмерону, который продирал глаза и рефлекторно почесывал место укольчика. — Простите, что немного сумбурно… Мне просто очень понадобилось поговорить с вами… — он застеснялся. — У меня к вам дело… Вопрос. Как у художника к художнику, так сказать…

— What the fuck… — вытаращил на него глаза Кэмерон.

— Просто, понимаете… Мы с вами как бы духовные братья… Занимаемся одним и тем же. Вы создаете новый мир… Трехмерную реальность… И я. Кроме вас, не с кем посоветоваться… Во всем мире не с кем. Я слышал, вы над «Аватаром» десять лет работали… Я тогда же примерно начинал. И знаете, вот десять лет как день пролетели…

— What the fuck is going on here? — наконец сформулировал свою мысль целиком Кэмерон.

— Погодите, дослушайте! — взмолился Сисадмин. — У меня за это время было столько чудесного выдумано… Все выборы придумывал… Все интриги. Все партии… И всегда меня это так увлекало… И губернаторские… Такое удовольствие получал, знаете… Ну… И как президентские красиво обставить. Это ведь все не проще «Аватара», доложу я вам. А бюджеты так и покруче, — разрешил себе похвастаться он. — Ну и сама концепция… Феодалов всех в партию власти нагнать… Потом делить их на правых, на левых, на центристов… Народу же интересно должно быть… Я ведь для него, для народа стараюсь, понимаете? А вы представляете, какой это объем работы! Это у вас в Штатах все сложные процессы суперкомпьютеры моделируют… А у нас все тут! — он постучал себе по лбу.

Кэмерон подтянул ноги к подбородку и тоскливо осмотрелся.

— I can’t get a word from what you’re telling me… — боязливо признался он.

— Да тебе и не надо. Крепче спать будешь, — грустно поглядел ему в глаза Сисадмин. — У меня ведь к тебе всего один вопрос на самом деле… Tell me… Have you ever felt that the inspiration is leaving you… That your talent is leaving you? I feel like it’s happening to me now…

— Shit happens, — пожал плечами великий режиссер.

Сисадмин глядел на него долго-долго, потом устало потер виски.

— Наебка какая-то, а не гений, — вздохнул он.

Над тетрадью он просидел до четырех ночи. Бутылка древнешотландского сингл-мальта к этому моменту уже была практически исчерпана, а тетрадь — новая, но точно такая же, как та, что подверглась экзекуции, — оставалась исчеркана какими-то невразумительными отметками. Тут был нарисован трехголовый змей («Честная Русь», «Ядреная Русь» и «Право Слово» было надписано над головами, а на жирной туше сказочного создания значилось «Система»). Тут была изображена и чрезвычайно сложная схема, где амеба с надписью «Ядреная Русь» совокуплялась с амебой, подписанной «Все на Фронт!», а рядом стрелочками были обозначены механизмы американских праймериз, тщательно перерисованные из Википедии. Были шаржи на олигархов, три перечеркнутых, один в кружочке и стрелочкой же соединенный с правой головой думского Горыныча. Вместо центральной головы рептилии на длинную извилистую шею Сисадмин крамольно насадил человеческую со вполне узнаваемой физиономией Национального лидера. Изобразил его улыбающимся.

В общем, фигня какая-то получалась.

Считай, что и не получалось ничего.

Осмотрев всю эту босховскую феерию со смесью презрения и отвращения, он припечатал ее пузатой бутылкой, чтобы ее герои не расползлись по столу, и встал. Шатало и хотелось на воздух.

Нечего, конечно, было делать на Рублевке в четыре ночи. Но продышаться нужно было отчаянно. Где сейчас есть жизнь?

— Сергей! — разбудил он водителя. — На площадь трех вокзалов!

Что ему здесь делать? Зачем он поддался странному порыву?

Сисадмин приспустил стекло, посмотрел на бомжей, распластанных по ступеням Ленинградского вокзала, придавленных гравитацией судьбы, взял непочатую бутыль и вылез в люди.

Сел на холодный гранит — потерпи, простата! — и вдохнул горький вокзальный воздух: смешение дизельных паров, дегтя со шпал, мочи и перегара. Рядом с ним, через пробку и акцизную марку учуяв спирт, встрепенулось бесполое создание в грязном.

— Че, интеллигенция, угощаешь? — прохрипело оно. — Тебя как звать?

Сисадмин откупорил.

— Станислав… Юрьевич.

— А я Анютка, — хлебнув сорокалетний виски из горла, втянуло сопли существо, приглашая к разговору. — Кризис?

— Кризис, — трудно согласился Сисадмин. — Вдохновение покинуло. — Да нет, я не буду, спасибо. Да не брезгую я! Просто набрался уже. Ничего-ничего, не переживайте, у меня еще есть…

Существо пожало плечами.

— Зря. Нормальная бодяга, подванивает только… А ты чем занимаешься вообще? — оно махом осушило полбутылки.

— Да всем приходится заниматься… — отмахнулся Сисадмин.

— Как мне прям… — понимающе кивнуло Анютка.

К ним подсел бородатый человек в облаке вони. Сисадмин достал стаканчик и все же выпил. Потом велел водителю сгонять еще за одной.

— Все, что в телевизоре… — набравшись духу, продолжал он. — Новости там… Выборы. Дебаты. Демонстрации. Министры… Губернаторы. Протесты. Вся политика, в общем. Этим занимаюсь.

— А чего ей заниматься-то? Она и так есть… — неодобрительно харкнул бородатый. — Хари эти…

— Нет, — горько усмехнулся Сисадмин. — Этого ничего нет… Один вакуум. Знаете, у нас в стране в чем настоящая политика? Кто на трубу сядет, А или Б. Вот и все. Остальное я делаю.

— А зачем, Станислав Юрьич? — воззрилось на него существо.

— Да потому что… Настоящая политика… Она простая очень. Угловатая. Непоэтичная она… Народу такое нельзя показывать. Зачем его травмировать? Ему красиво надо чтобы… Мы же его любим, народ… А ты говоришь — ему реальную политику в лицо тыкать… Вот и приходится все придумывать, приукрашивать…

— Херней занимаешься, — подытожил бородатый, глотая сисадминовский виски.

— Я — херней?! — вдруг закусил удила тот. — Да без меня не было бы ничего, ясно вам? Ни коммунистов, ни Жирика, ни выборов никаких, ни «Фаших», ни телешоу, ни «Ядреной Руси», ни Первого, ни Второго! Я всех создал! Я! Не было бы меня — было бы все пусто, одна чернота и помехи! Все, что вы вокруг себя видите — я это создаю, ясно?! Силой мысли своей!