Путь. Автобиография западного йога - Джеймс Дональд Уолтерс

я пришел в этот мир полностью самим собой. Я выбрал эту конкретную семью, потому что считал, что она соответствует моей природе, и чувствовал, что именно эти родители смогут наилучшим образом обеспечить возможности для моего духовного развития. Будучи благодарен своим родителям за то, что они приняли меня, странника, я чувствую себя менее обязанным им за то, что они сделали меня тем, что я есть. Я описал родителей, их предков и страну, из которой они прибыли, чтобы показать направление, к которому захотел присоединиться для улучшения в чем-то себя и, возможно, других.

Каждый человек в этом мире пилигрим. Он приходит один, идет какое-то время по избранному пути и уходит в одиночестве. У него есть священное предназначение: хотя обычно и не осознаваемое, но всегда смутно ощущаемое. Осознанно или бессознательно, прямо или косвенно, все люди искренне стремятся к Радости — Радости бесконечной, Радости вечной, Радости божественной.

Увы, большинство людей блуждают в этом мире, как странники без карты. Мы воображаем, что святыней Радости является любое место, где поклоняются деньгам, силе, славе или хорошим временам. И только после бесконечных скитаний и разочарований останавливаемся для того, чтобы в молчании осмыслить свою жизнь. И тогда мы обнаруживаем (возможно, это будет шоком), что наша цель никогда не находилась вдали от нас; она никогда не была дальше, чем наше «я»!

Путь, которому мы следуем, не имеет четких измерений. Он может быть длинным или коротким и зависит только от чистоты наших намерений. Этот путь описал Христос, когда сказал: «Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: «вот здесь», или: «вот, там». Ибо вот, Царствие Божие внутри вас есть» [Лук. 17: 20, 21.]. Следуя по этому пути, мы все же не идем по нему, ведь цель уже находится внутри нашего естества. Нам нужно лишь востребовать его как свое.

Главная цель данной книги — помочь тебе, читатель, востребовать это право. На этих страницах я надеюсь, среди прочего, помочь тебе избежать некоторых ошибок, которые когда-то допустил в своем поиске. Ведь ошибки могут быть порой так же поучительны, как и успехи.

Я родился в Телеаджене 19 мая 1926 года, примерно в семь часов утра. При крещении в маленькой англиканской церкви Плоешти меня нарекли Джеймсом Дональдом Уолтерсом. По причине обилия Джеймсов в нашей колонии, меня всегда называли Дональдом (мое второе имя), и, таким образом, я был тезкой сводного дяди, Дональда Куорлза, который позднее (при президенте Эйзенхауэре) служил министром ВВС США. Джеймс — также и наше семейное имя. Так звали моего деда по линии матери. Однако в конце концов мне было предназначено судьбой полностью отказаться от традиционных имен моей семьи и принять более высокое духовное имя.

Мама рассказывала мне, что во время беременности ее переполняла какая-то внутренняя радость. «Господи, — не раз молилась она, — этого первого ребенка я отдаю Тебе».

Может, ее благословение принесло плоды не так скоро, как она ожидала. Однако оно постепенно, можно сказать, почти непрестанно, осуществлялось многие годы.

Моя история — это история человека, который делал все возможное, чтобы жить без Бога, но, слава Богу, не преуспел в этом намерении.

ГЛАВА 2

ОН ПОКИДАЕТ СВОЙ ДОМ

РАДОСТЬ ВСЕГДА БЫЛА моей первой любовью. Я стремился делиться ею с другими.

Все мои самые яркие и ранние воспоминания относились к особому роду радости, которая, казалось бы, имела мало общего с окружающими меня вещами, бывшими, в лучшем случае, лишь ее отражением. Вспоминается томительное ощущение чуда самого пребывания в этом мире. Какова моя роль в нем? Интуитивно я чувствовал, что должна существовать некая более высокая реальность — иной мир, может быть, лучезарный, прекрасный и гармоничный, по сравнению с которым мир видимый представляется местом ссылки. Прекрасные звуки и краски доводили меня почти до экстаза. Иногда я набрасывал на стол цветное одеяло американских индейцев так, что оно свисало до самого пола, залезал внутрь и совершенно упивался светящимися цветовыми тонами. Иногда, глядя в призму широкого ребра зеркала на туалетном столике мамы, я воображал, что живу в мире, раскрашенном в цвета радуги. Часто ночью я видел себя погруженным в какой-то лучезарный внутренний свет, а мое сознание, казалось, распространялось за пределы моего тела.

«Ты всегда жадно стремился к знаниям, не был капризным, с большой готовностью откликался на несчастья других людей, — говорила мне мама и добавляла со смехом: — Я часто читала тебе детские книги. Если герой рассказа попадал в беду, я обычно с жалостью указывала пальцем на картинку. При этом твои губы кривились. “Бедный!" — восклицал ты». Мама (проказница!) находила эту мою реакцию столь забавной, что иногда разыгрывала меня, с печальным видом указывая пальцем на веселую картинку — примитивный трюк, который, как она рассказывает, всегда срабатывал.

С возрастом моя внутренняя радость перерастала в бесконечное упоение жизнью. Телеаджен предоставлял нам немало возможностей проявить изобретательность в играх. Мы находились вдали от мира современных кинофильмов, цирков и других хитроумных удовольствий. Конечно, в то время даже в Америке не было телевидения. Поскольку наш круг общения состоял преимущественно из семей англичан и американцев, мы оставались также в стороне от основного потока румынской культуры. Родители научили нас нескольким стандартным англо-американским играм, но большую часть игр мы придумали сами. Наши дворы мы превратили в территории для искателей приключений. Длинная лестница, положенная ребром на снег, становилась самолетом, несущим нас в теплые страны. Большая яблоня со свисающими ветвями выполняла множество полезных функций: была зданием школы, морской шхуной, замком. Мебель в детской комнате, расставленная в разных комбинациях, могла стать испанским галеоном или горной крепостью. Мы прокладывали тайные тропы через ближнее кукурузное поле к тайно зарытому кладу или к надежному убежищу от преследования воинов коварного тирана. Зимой, катаясь на коньках на теннисном корте, который заливался водой под каток, мы всматривались в глубину льда под коньками и легко переносились воображением в иное измерение, богатое удивительными формами и красками.

Я вспоминаю также корабль, который начал было строить, намереваясь пускать его на озере Снагов. Я сколотил гвоздями несколько старых досок, что явило собой неописуемое подобие палубы. Однако лежа ночью в кровати и обдумывая свою работу, в воображении я уже вел мою шхуну по морям.

Оказалось, что я прирожденный лидер, хотя я терял интерес к этой роли, если другие не загорались сразу же моей идеей. Дети в Телеаджене разделяли мои интересы и принимали мое лидерство. Однако по мере того, как я взрослел, я обнаружил,