Стихотворения - Бен Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джонсон, как и Донн, противопоставлял поэтическим излишествам елизаветинцев низкий стиль разговорной речи, но в остальном пути обоих поэтов решительным образом расходились. "Я люблю чистый и опрятный слог, если он не бесцветен и не тривиален. Двусмысленные выражения выводят меня из терпения" {Там же. С. 185.},- писал Джонсон. Его идеалом была простота и ясность. Известно, что свои мысли он сначала излагал прозой, а затем придавал им поэтическую форму. Это помогало ему достичь предельной четкости мысли и единства тона. По сравнению с елизаветинцами и Донном у Джонсона мало поэтических образов и они имеют иной характер. Он всегда употребляет слово точно, обычно пользуясь его прямым значением, и мысль у него в отличие от Донна не перевешивает слово. Меньше экспериментирует он и с размером, по большей части пользуясь так называемым рифмованным куплетом (пятистопный ямб с рифмами по схеме аа, bb, cc). Его поэзию отличают необычное сочетание простоты и утонченности, особого рода сжатость и выразительность слога, грациозная изысканность формы и мужественная энергия тона. В лирике, как и в драматургии, Джонсон не повторял никого из предшественников или современников, а упорно и последовательно шел своим путем.
А. Н. Горбунов
Бен Джонсон
Стихотворения
ПРИГЛАШЕНИЕ ДРУГА НА УЖИН
Любезный сэр, прошу вас вечерком
Пожаловать в мой небогатый дом:
Надеюсь, я достоин вас. К тому же
Облагородите вы скромный ужин
И тех моих гостей, чье положенье
Иначе не заслужит уваженья.
Сэр, ждет вас замечательный прием:
Беседе - не еде - царить на нем.
И все же вас, надеюсь, усладят
Мои оливки, каперсы, салат,
Баранина на блюде расписном,
Цыпленок (если купим), а потом
Пойдут лимоны, винный соус в чаше
И кролик, коль позволят средства наши.
Хотя и мало нынче дичи, но
Для нас ее добудут все равно.
И если небеса не упадут,
Нас неземные наслажденья ждут.
Чтоб вас завлечь, есть у меня капкан:
Вальдшнеп, и куропатка, и фазан,
И веретенник наш украсят стол...
Затем хочу, чтоб мой слуга пришел
И нам прочел Вергилия творенья,
А также наши с вами сочиненья,
Чтоб пищу дать по вкусу и умам.
А после... После предложу я вам,
Нет, не стихи уже, а всевозможные,
Вкуснее всех моих стихов, пирожные,
И добрый сыр, и яблоки, и груши...
Но более всего согреет душу
Канарского вина хмельной бокал,
Которое в "Русалке" я достал:
Его и сам Гораций пил когда-то,
Чьи детища мы ценим больше злата.
Табак, нектар иль вдохновенья взрывы
Все воспою... за исключеньем пива.
К вам не придут ни Пуули, ни Пэрет,
Мы будем пить, но муза нас умерит.
Вино не превратит в злодеев нас.
Невинны будем мы в прощальный час,
Как и при встрече. И давайте с вами
Печальных слов под лунными лучами
Не говорить, чтоб не спугнуть свободу,
И пусть наш пир вершится до восхода.
Перевод В. В. Лунина
ЭПИГРАММЫ
АЛХИМИКАМ
Вам тайный путь к обогащенью ведом?
Что ж ходит нищета за вами следом!
МИЛОРДУ-НЕВЕЖДЕ
Ты мне сказал, что быть поэтом - стыд!
Пусть прозвище тебе отныне мстит!
ВРАЧУ-ШАРЛАТАНУ
Асклепию был жертвуем петух
За исцеленье. - Я же сразу двух
Тебе дарую, если сам уйдешь
И на меня недуг не наведешь!
НА СТАРОГО ОСЛА
Осел с супругой держится аскетом,
Живя с чужими женами при этом.
О СМЕРТИ
Кто, вспомнив смерть, дрожит, как лист осенний,
Тот, видно, слабо верит в воскресенье!
Перевод Д. В. Щедровицкого
ЭПИТАФИЯ НА МОЮ ПЕРВУЮ ДОЧЬ
Здесь почиет малютка Мэри.
Нет для меня страшней потери.
Но надо меньше горевать:
Бог дал ее, бог взял опять.
В шесть месяцев сойдя в могилу,
Она невинность сохранила.
Ее душа - уже в раю
(Взяла на небо дочь мою
Мать божья волею своей),
А здесь, разъединившись с ней,
Внутри могильного предела
Лежать осталось только тело.
Перевод В. В. Лунина
ДЖОНУ ДОННУ
Донн! Полюбив тебя, и Феб и музы
Расторгли с прочими свои союзы.
Плод молодого твоего труда
Стал образцом и будет им всегда.
Твоим стихам прекрасным нет числа,
Для них мала любая похвала!
Язык твой и искусство, без сомненья,
С любым твореньем выдержат сравненье.
Тебя я восхвалять и впредь готов,
Но в мире нет тебя достойных слов!
Перевод В. В. Лунина
МОЕМУ ПЕРВОМУ СЫНУ
Прощай, мой Бенджамин. Вина моя
В том, что в твою удачу верил я.
Ты на семь лет был ссужен небом мне,
Но нынче оплатил я долг вполне.
Нет, не рыдаю я. Рыдать грешно
О том, что зависть вызывать должно.
Нам всем придется скоро в мир теней
Уйти от плоти яростной своей.
И если горе не подточит силы,
То старость доведет нас до могилы.
Спи, сын мой! Схоронил здесь, без сомненья,
Бен Джонсон лучшее свое творенье
И клятву дал: столь сильно, как его.
Не полюбить вовеки никого.
Перевод В. В. Лунина
УИЛЬЯМУ КЭМДЕНУ
Кэмден, почтенный муж! За все, что знаю,
За все, что я собою представляю,
Я у тебя в долгу, как и страна,
Которая тобой наречена.
Ты даже лучше понял сущность века,
Чем мог он ожидать от человека.
Как честен ты в своих произведеньях!
Как в древних разбираешься твореньях!
Какою властью наделен твой глас!
Лишь ты один учить умеешь нас!
Прости за правду. Скромность знает каждый
Твою, и все ж - пожертвуй ей однажды.
Я тише, чем достоин ты, пою...
Прими ж, прошу, признательность мою!
Перевод В. В. Лунина
ЭПИТАФИЯ НА С. П., ДИТЯ ПЕВЧЕСКОЙ КАПЕЛЛЫ КОРОЛЕВЫ ЕЛИЗАВЕТЫ
О нем прочтя, пусть стар и млад
Рыдают ныне
И знают: он не виноват
В своей кончине.
Он рос прекрасен и умен,
Судил о многом,
И стал причиной распри он
Природы с богом.
Всего тринадцать лет он жил
Судьба жестока,
Из них в театре он служил
Три полных срока.
Все старцы, сыгранные им,
Так были ярки,
Как будто духом молодым
Владели парки,
И тут судьба, что им сродни,
Его убила.
Тогда раскаялись они,
Да поздно было.
В живой воде им искупать
Хотелось тело,
Но небо душу уступать
Не захотело.
Перевод В. В. Лунина
ПОЧЕМУ Я НЕ ПИШУ О ЛЮБВИ
Амура пожелав воспеть,
Я стих расставил, словно сеть,
А он вскричал: "О нет, клянусь,
К поэту в сеть не попадусь!
Вот так мою сумели мать
И Марса некогда поймать.
Но есть ведь крылья у меня!"
И упорхнул. С того-то дня
Я заманить его не мог,
Хоть столько хитростей привлек.
Вот холодок в стихи проник:
Сбежал Амур, а я - старик...
Перевод Д. В. Щедровицкого
К ПЕНСХЕРСТУ
Ты, Пенсхерст, не из мрамора сложен.
Нет у тебя ни блещущих колонн,
Ни крыш, горящих светом золотым,
Ни фонаря, чтоб похваляться им.
Ты только дом, обычный старый дом,
И зависти не вызовешь ни в ком.
Ты радуешь иным - землей, водой,
И воздухом, и лесом пред собой.
Твой лес дарит охотнику услады,
А на холме твоем живут дриады,
Пирует Бахус там, а с ним - и Пан
Под сенью буков, посреди полян.
Там древо выросло - великий житель,
И музы все нашли себе обитель.
Его кора изрыта именами
Сильванов, чьи сердца сжигало пламя.
Сатир румяный фавнов там зовет
Водить под дубом Леди хоровод.
А в роще Геймэдж в день и час любой
Оленя ты увидишь пред собой,
Когда захочешь угостить друзей.
В низине, где бежит к реке ручей,
Пасутся и коровы, и телята.
Чуть-чуть повыше - кони, жеребята...
И кроликов не счесть по берегам.
Там лес богат, а в роще Сидни там,
Под сенью тополей у родника,
Видны фазаны - в крапинку бока.
Красотки-куропатки возле пруда
Мечтают, дичью, став, попасть на блюдо.
А если Медвей выйдет из брегов,
В прудах богатый ждет тебя улов:
В сеть сами рвутся карпы то и дело,
И щуки, жить которым надоело,
Когда с ленцой бросаешь невод снова,
В него войти с покорностью готовы.
Угри, желая не отстать от щуки,
Сигают к рыболову прямо в руки.
Есть у тебя еще и сад фруктовый,
Как воздух, чистый и, как время, новый.
Пораньше вишня и попозже слива
Ждут часа поспеванья терпеливо.
Висит так низко всякий вкусный плод,
Что и малыш его легко сорвет.
Хоть ты построен из огромных глыб,
Никто во время стройки не погиб.
Тебе желает счастия народ,
И ни один крестьянин не придет
К тебе без подношения, без дара.
К тебе идет и молодой, и старый,
Кто каплуна несет, а кто - пирог,
Орехи тащут, яблоки, творог.
Кто шлет к тебе с подарком дочерей
На выданье, чтоб по пути мужей
Они нашли. Плоды ж в руках у них
Как бы являют спелость их самих.
Но кроме их любви добавить часом